Читаем без скачивания У.е. Откровенный роман... - Эдуард Тополь

Но если вы пройдете Афган и Чечню, то жизнь научит вас осторожности. И не важно, что Инна, прервав наш роман и забрав компьютер, лишила меня заработка. Женщины, чтоб вы знали, вообще безжалостнее чеченцев: уж если они режут, то не палец или руку, а отрезают вас целиком. И – напрочь…

Однако деньги у меня как-никак еще были, и, оказавшись без дела (и без Инны), я даже подумал: а не купить ли мне путевку и не уехать ли от греха подальше куда-нибудь в Грецию, в Париж или на Таиланд? Друзья, которые побывали на Таиланде, расписывали чудесные сексуальные способности таиландок и дешевизну таиландских удовольствий.

Но два обстоятельства остановили меня. Во-первых, потратив за неделю штуку или полторы, я все равно вернусь в свою же пенсионную рутину на Беговой, это раз. А во-вторых, на хрена мне таиландки, когда точно такая же миниатюрная любовница с мастерством и умением ничуть не хуже таиландского почти три месяца выжимала из меня все соки – так, что я уже стал бегать от нее?

И я бы, наверное, никогда не отважился на эту авантюру с наследством Кожлаева, если бы не совершенно другое и абсолютно прозаическое событие. Ровно через неделю после моего возвращения от Федора над моей головой снова загрохотали отбойные молотки, причем с такой силой, словно кто-то решил обрушить мне потолок на голову. В бешенстве я взлетел на одиннадцатый этаж и обнаружил там, в квартире надо мной, отнюдь не лукашенковских белорусов, а трех армян, которые – в пылезащитных масках – отбойными молотками взламывали идиотский бетон полового покрытия. В воздухе стояло облако цементной пыли, а руководил работой этих мастеров молодой толстый чеченец, которому, оказывается, Инна два дня назад продала эту квартиру.

Когда я представил себе, что теперь над моей головой будут жить чеченцы, я понял, что у меня нет выхода.

И поехал электричкой в Повольск.

ПБР, или Повольский банк развития, располагается на площади Гагарина в трехэтажном здании какого-то бывшего НИИ и не представляет собой ничего особенного, если не считать, конечно, его по-купечески щедро отремонтированного фасада, пакетных евроокон и дубовых дверей с видеокамерой над ними. Но этот модерновый шик свойственен всем банкам, и Повольский только повторяет стиль своих столичных собратьев. А остальное тоже стандарт: дюжие охранники, иномарки и импортные внедорожники у крыльца.

Главным условием моего вояжа было не привлекать к себе внимания и ни при каких соблазнах не лезть в воду, не зная броду. Поэтому, прогуливаясь по пыльной площади с памятником Гагарину, я не столько изучал двери и окна банка, сколько дома напротив. На мое счастье, это были стандартные жилые пятиэтажки провинциальной запущенности. Я присмотрел на них несколько чердачных окон и отправился во дворы искать ходы к этим чердакам. В провинции, слава Богу, еще нет такого повального увлечения домофонами и магнитными замками, как в престославной; я без труда обошел все подъезды и в пятом по счету обнаружил наверху то, что искал: чердачная дверь была, конечно, заперта увесистым замком, но петли этого замка были замазаны пластилином, под которым винты были не вкручены, а вставлены и вынимались простым движением ногтя. На чердаке, когда я его открыл, я обнаружил несколько грязных матрасов, пустые водочные и пивные банки с мочой, окурками и использованными презервативами, а на чердачных балках – с десяток матерных надписей, сделанных ножами, химическим карандашом и спреем. Стандартное содержание этих надписей говорило о том, что здесь было логово местной шпаны с ее далеко не невинными шалостями. Это же подтверждали и три скобы, привинченные изнутри к двери и дверной раме, и тяжелый брус, который лежал на полу у входа. То есть, приходя сюда, ребята закладывали брусом дверь и – в случае атаса – могли уйти от милиции через чердачное окно.

Мне эта конура вполне подходила – несмотря на стойкий запах мочи и окаменелые экскременты в углу. Скорее всего шпана собиралась здесь по вечерам, а утром и днем я мог это логово у них позаимствовать. Я только проверил, виден ли из чердачного окна банк, и ретировался, закрыл чердачную дверь и замазал пластилином шаткие винты.

А назавтра, вооружившись биноклем и сумкой с бутербродами и водой, я приехал в Повольск пораньше и в 8.00 уже занял свой НП и заложил брусом дверь.

Что я хотел узнать?

А – всё! Кто посещает банк, кто его сотрудники и охранники, как они выглядят и т. п. Еще точнее, мне нужно было с помощью этого наружного наблюдения найти какую-то щель, зацепку для следующего шага или просто вычислить среди сотрудников ПБР какого-нибудь обиженного или алкаша. Поэтому, лежа на матрасе у чердачного окна и разглядывая в бинокль свой «объект», я аккуратно заносил в тетрадь время появления его охранников и сотрудников, их приметы, марки и номера их машин (семеро приехали на своих машинах, правда, недорогих, и среди них – совсем молоденькая крутобедрая блондинка на «хонде», которая не очень ловко припарковалась, въехав двумя колесами на тротуар). Потом, после десяти, стали подъезжать клиенты на импортных внедорожниках, «мерседесах» и «БМВ». Я, конечно, фиксировал и номера их машин. Но за всю первую половину дня я не увидел ни среди клиентов, ни среди банковских сотрудников ни одного лица кавказской национальности – все служащие ПБР, а также охранники были весьма молодые, не старше 35, русские и евреи.

В 13.05 два охранника торопливо выскочили из банка, озабоченно огляделись по сторонам (я опустил бинокль, чтобы он не отсвечивал), и тут же к банку подъехал серебристый «мерседес»-внедорожник. Один из охранников бросился к машине и предупредительно открыл заднюю дверь, а второй – парадную банковскую. Из «мерседеса» живо выбрался плотный и бритый наголо мужик в темных очках, цветастой рубахе навыпуск и полотняных летних брюках. Разлаписто ставя свои ноги с толстыми ляжками, которые цепляли друг друга, как у японских борцов-тяжеловесов, он напористо, словно танк, взошел – круглой головой вперед – на крыльцо и скрылся в банке, а шофер «мерседеса» вышел из машины и стал бархоткой протирать затененные окна.

Я подумал, что так встречать должны только хозяина банка, то есть Мусафа Харунова.

Вскоре на третьем этаже ПБР в окне возникла фигура крутобедрой красотки с деловой папкой в руках, она задернула шторы в двух открытых окнах. А еще через двадцать минут Харунов, явно утомленный, медленно вышел из банка и тяжело уселся в свой серебристый «мерседес»-внедорожник. Машина отчалила, и я усмехнулся, вспоминая свою аналогичную усталость и сонливость. Да, господа, жизнь проста до пошлости не только в романах примадонн книготорговли…

До пяти вечера ничего примечательного больше не произошло, а в пять я снова обратил внимание на эту крутобедрую молодку, которая вышла из банка, села в свою голубенькую «хонду» и, явно неумело, как новичок, с места рванула на второй скорости.

Я почесал в затылке, но решил перепроверить свою идею и отдежурить на этом НП еще два дня.

Они подтвердили мою нехитрую догадку: Харунов регулярно приезжал «на работу» между 13.00 и 13.30, сразу после его приезда эта блондинка с деловой папкой в руках закрывала шторы в окнах кабинета на третьем этаже, а спустя еще двадцать или тридцать минут открывала их снова. После этого ему приносили чай и бумаги на подпись, он принимал нескольких посетителей и сотрудников банка, давал «цэу», а затем устало спускался по ступенькам крыльца, тяжело заваливался на сиденье своего внедорожника и отбывал.

Взвесив все «за» и «против», я на четвертый день отправился в Повольскую ГИБДД.

Конечно, можно было прийти к начальнику ГИБДД, назвать ему номер машины этой молодки и получить ее фамилию, имя и адрес. Но кто же так делает?

Я положил перед ним лист с номерами всех машин сотрудников банка и сказал, что ЦБ сверяет данные о доходах сотрудников ПБР с их реальным имуществом – машинами, квартирами, дачами. В этом случае я почти не рисковал: ЦБ действительно заказал Инне Соловьевой проверку ПБР, и я был нанят ею для этой проверки – на всякий случай у меня было при себе наше «Трудовое соглашение». А то, что Инна уже отняла у меня компьютер и диски с базой данных этого банка, – это не имело значения. Ведь формально она не расторгла со мной трудового соглашения, вот я и продолжаю выполнять свои обязанности, на то я и Битюг, который даже в ФСБ был известен тем, что проверял все мыслимые и немыслимые следы и версии…

Впрочем, всего этого мне никому объяснять не пришлось – удостоверения подполковника ФСБ оказалось достаточно, чтобы я без препон получил все сведения о перечисленных мной машинах, сроках их приобретения и имена, на кого они были оформлены. Оказалось, что только два из семи автомобилей были оформлены на работников ПБР, а «хонда», которая меня больше всего интересовала, вообще принадлежала не частному лицу, а самому банку. То есть эта красотка по фамилии Корецкая Галина Анатольевна ездила на служебной банковской машине, как на своей. Оно бы и снова – какое мое собачье дело, если бы не маленькая деталь: эта Галина, со смехом сказал мне начальник ГИБДД, была уже шестой сотрудницей банка, которая за последние пять лет ездила по доверенности на этой машине. Причем все предыдущие тоже были блондинки, и каждая из них по протекции Харунова получала в ГИБДД автомобильные права, ездила на этой «хонде» ровно год, царапая ее и даже увеча, а после года службы в должности секретарш их увольняли из банка, машину ремонтировали и красили под новенькую… и Харунов вручал ее своей новой фаворитке…