Читаем без скачивания Имперская гвардия: Омнибус - Стив Лайонс

Но вид у него был ликующий.

ЭПИЛОГ

Напутствие

Я очнулся, и я был целым. Ещё не открыв свой глаз, я уже знал, что то, чего меня лишили, снова стало моим. Я чувствовал в своей правой руке тяжесть, смертоносность. Я бросил туда взгляд. Мои когти были на положенном месте. На них не поступало питание, как и на мой злой глаз. Тем не менее, само их наличие уже было достаточно обнадёживающим.

Но как меня спасли?

Я сел, озирая окружающее. Я лежал на операционном столе, грязном от крови и смердящем вонью тысячи изуверств. Я находился в медотсеке, но инструменты, которые я увидел, ужаснули бы и самого фанатичного хирургеона.

Меня не спасли. Я всё ещё находился на космическом скитальце. Мои когти и мой глаз присоединили обратно. Присоединили правильно. Эти два факта были несовместимы на таком фундаментальном уровне, что их сосуществование заставило покрыться мурашками мою кожу.

Я перекинул ноги через край стола и встал. Мои травмы отозвались одной общей волной боли. Тем не менее, у меня ничего не было сломано. Я был цел. Я мог ходить. Я приблизился к двери.

Она открылась. Я остановился. За ней, по обеим сторонам коридора, выстроились две шеренги орков. Они высматривали меня. Как только я показался, они одобрительно взревели. Они не нападали. Они просто стояли, колотили своими ружьями по клинкам и горланили с первобытным энтузиазмом. В своё время мне пришлось подвергнуться слишком многим праздничным парадам на Армагеддоне, чтобы не распознать один из них, когда он предстал передо мной. Нереальность происходящего вогнала меня в ступор. Тем не менее, я шагнул вперёд. У меня не было выбора.

Я шёл. Это был самый непотребный победный марш в моей жизни. Я проследовал через коридор, трюм и отсек, и многочисленные шеренги зеленокожих приветствовали мой проход. На каждом повороте виднелись свидетельства учинённых мной разрушений. Горелые отметины, залатанные проломы, покоробленные полы, обрушившиеся потолки. Но этого было не достаточно, далеко не достаточно. Сделанного мной хватило лишь для этого… этого…

Я переживал событие, для которого не имелось названия.

В конце концов я прибыл в пусковой отсек. На стартовой площадке перед дверью стоял корабль. Человеческий корабль, маленький челнок для внутрисистемных перелётов. Он не был рассчитан на долгие путешествия. Неважно, если его вокс-система всё ещё будет работать.

И я знал, что она будет.

Газгкулл Маг Урук Трака ждал меня рядом с посадочной рампой судна. Я не позволил, чтобы мое смятение или моё чувство, что я погрузился в какой-то нескончаемый кошмарный сон наяву, замедлили мою поступь. Я без всяких колебаний прошагал к этому чудовищу. Я остановился перед ним. Я встретил его взгляд со всей холодной ненавистью своей души. Трака лучился удовольствием. Затем этот колосс, сплавленный из брони и звериной силы, наклонился вперёд. Наши лица разделяли лишь какие-то сантиметры.

Дни и месяцы моего поражения и плена оставили множество шрамов на моей душе. Но одно воспоминание преследует меня сильнее всех остальных. В дневное время оно подстёгивает меня к действию. Ночами оно лишает меня сна. Оно навечно поселилось во мне доказательством того, что вряд ли может существовать более ужасная угроза Империуму, чем этот орк.

Трака обратился ко мне.

Не по-орочьи. Даже не на низком готике.

На высоком готике.

— Грандиозно дрался, — произнёс он. Он распрямил свой гигантский когтистый палец и один раз стукнул меня по груди. — Мой лучший враг, — он отступил в сторону и сделал жест в сторону рампы. — Отправляйся на Армагеддон, — сказал он. — Приготовься к грандиознейшей драке.

Я вошёл в корабль, неся на своём существе отметину слов, вся мера ужаса которых состояла не в их содержании, но в самом факте их существования. Я доковылял до кабины и обнаружил, что у меня уже имелся пилот.

Это был Рогге. Его рот был распахнут в крике, но беззвучном. Он больше не имел голосовых связок. В его теле мало что можно было узнать. Его вскрыли, реорганизовали и слили с системами управления и навигации. Его превратили в сервитора, оставив его в полном сознании. Я пообещал себе, что таковым он и останется на веки вечные.

— Увози нас отсюда, — приказал я.

Грохот запускающихся двигателей потонул в ещё более могучем рёве орков. Я знал, чем он был по своей сути: обещанием неописуемой войны. Я молча дал оркам собственное обещание. Они позволяли мне уйти, поскольку я вёл себя под стать ходившим обо мне легендами. Когда они снова придут на Армагеддон, я сделаю больше, чем это. Легенда схлестнётся с легендой, и я устрою им не просто войну. Я устрою им не просто апокалипсис.

Я устрою им тотальное уничтожение.

Дэвид Эннендейл

Дурной глаз

Во взгляде Беккета была нервозность, которая мне не нравилась. В Схоле Прогениум нас обучали высматривать ранние признаки политического отклонизма и пренебрежения долгом. Это означало способность читать все нюансы языка тела. Ганс Беккет не был предателем, и он не был трусом. Но время, которое мы провели в заключении, подтачивало его силы, физические и душевные, столь же неуклонно, как пески Голгофы сглодали металл и плоть наших войск.

К этому моменту я наблюдал за ним уже несколько смен. Сколько дней это составило, я никоим образом не мог сказать. Понятие времени как последовательности мгновений, поступающих из бездонного резервуара будущего, чтобы стать определённым и определяющим прошлым, было роскошью, недоступной живущим в рабстве на космическом скитальце Газгкулла Маг Урук Траки. У нас был лишь раздирающий крик вечного настоящего. Тяжкий труд, удары кнута, муки, смерть — вот что составляло наше бытие. На первых порах я пытался определить длину смен, но орки свели на нет даже эти усилия. Они просто заставляли нас работать, пока люди не начинали падать от изнеможения в таких количествах, что это становилось раздражающим. Тогда они запихивали тех из нас, кто ещё был жив, назад в наши клетки. Там мы старались отоспаться как можно лучше в ожидании, когда снова придёт наша очередь страдать.

Мы с Беккетом таскали демонтированные материалы. Это был самый разнообразный хлам, снятый с кораблей, которые, наряду с центральным астероидом, составляли космический скиталец. Мы отволакивали тяжёлые неуклюжие тележки, наполненные этим барахлом, на здоровенный склад, где ковырялись в натасканном орочьи гротескные версии технопровидцев. Мы тянули тележки на цепях, но не были скованы сами. Орки этим не утруждались. Куда мы могли деться? И как потешить душу избиением до смерти отставших рабов, если таковых не будет?

Глаза Беккета метались туда и сюда, словно он был неисправным орудийным сервитором, выискивающим мишени. Он пытался найти предлог для нападения, сам не сознавая того. Когда он это сделает, то будет верить, что его толкнули на этот поступок гнев и честь, но будет неправ. В этом ужасном месте взбунтоваться на горячую голову было актом отчаяния. У него мог быть только один исход.

Я этого не допущу. От солдат, которые пришли со мной на Голгофу, осталось так немного. И наша задача не была завершена. Трака всё ещё был жив.

Беккет находился в нескольких метрах впереди меня. Верхняя часть его спины была напряжена — сильнее, чем того требовали усилия по волочению тележки. Он был на грани. Я попытался сократить расстояние между нами. Это было трудно. Я мог тянуть цепь лишь одной рукой. Я давно лишился своих боевых когтей, этот мой трофей сейчас принадлежал Траке. И я не был юн. Тем не менее, мне удалось приблизиться к нему, и очутившись в пределах двух метров, я рискнул заговорить.

— Рядовой Беккет.

— Комиссар?

Я завладел его вниманием, но тут мужчина, шедший перед Беккетом, споткнулся. Это был ещё один Гвардеец, одетый в отрепья мордианской униформы. Не думаю, что он был с нами на Голгофе. Судя по его виду, он пробыл здесь гораздо дольше. И всё-таки он не упал, не выронил свою цепь. Он просто споткнулся. Для ближайшего орка-стражника этого оказалось достаточно. Зеленокожий взревел и хлестнул своим кнутом. Это был отрезок гибкого металлического троса со вделанными кусочками зазубренных лезвий. Кнут обвился вокруг шеи мордианца. Орк сделал могучий рывок. Витки затянулись, стискивая и отсекая. Голова человека отлетела прочь. Орк снова взревел, на этот раз от довольного хохота.

В тележке Беккета лежал тяжёлый кусок трубы. Я ещё раньше заметил, как он на него глазел. Теперь он схватил трубу, позволив своей цепи упасть на землю.

— Беккет, нет! — выкрикнул я, но он уже ринулся на орка, замахиваясь трубой и целя ей в голову этого изверга. Орк сбил его с ног мощным ударом лапы. Шипы на тыльной стороне защиты его запястья распороли Беккету щёку, и мне был слышен хруст ломающегося носа. Удар был таким, что Беккета крутнуло во время падения. Орк водрузил на его грудь железный ботинок. Он убрал свой кнут и снял с пояса массивный топор. Он занёс оружие высоко над собой. Его глаза, глядевшие из-под массивного лба с тупой злобой, не отрывались от головы Беккета.