Читаем без скачивания ОХРАНИТЕЛЬ (Хроники графства Артуа времен Великой Чумы) - Андрей Мартьянов

Чаровала? Не знаю про что вы, ваша милость. Травы да, собираю — от матери научилась. Чабрец, к примеру, от червей в кишках помогает...

Рауль поморщился — еще не хватало, сейчас эта деревенщина, не умеющая читать и писать, начнет учить парижского бакалавра натуропатии! Впрочем, дитем неразумным Жанин назвать никак нельзя: проскакивает изредка во взгляде что-то... Что? Этого Рауль пока уяснить не мог.

— Расскажи пожалуйста о ночи, когда напали на замок вашего сеньора. Люди говорили, будто ты жгла лучину. Господь предназначил ночь для отдыха, а не бдения.

— Псы выли, — односложно сказала Жанин, отводя взгляд. — Разбудили.

— А почему они выли? Как думаешь?

— Может, волков учуяли?..

— Говори правду! — повысил голос Рауль. — Ты в доме Божием! Лгать грешно!

— Я же не собака, ваша милость. Почем я знаю, отчего собаки ночами воют...

Мэтр вздохнул, подавив желание накричать. Изворачивается Жанин с истинно крестьянской сметкой, умело прикидываясь дурочкой-простушкой. Любой инквизитор из свиты брата Михаила запросто вывел бы знахарку на чистую воду, но Рауль хитростям изощренного допроса обучен не был, придется справляться самому. Да и преподобный настаивал: не пугайте, постарайтесь вызвать доверие. Отправить Жанин в Речную башню всегда успеем, но зачем впадать в крайности?

— Хорошо, иди, скоро вечерняя месса... Тебя здесь не обижают?

— Как можно, ваша милость! Монахини добрые.

Теперь надо бы отыскать сестру Фелициату, назначенную аббатисой смотреть за Жанин. Поспрашивать, не заметила ли странностей.

Фелициата происходила из благородной семьи, видно по манере держаться и учтивой речи — наверное младшая дочь, приняла постриг в юности, посвятив всю жизнь ордену. Ни тени надменности или раздражительности, присущих матушке Корнелии — образцовая последовательница Франциска и Клары Ассизских.

— Она тихая, — сказала сестра Фелициата. — Никогда не перечит и не выказывает неудовольствия. В церкви благоговейна. Как и всем простецам Жанин нравится богослужение и хор.

— Это всё? — приуныл Рауль.

— Нет, мессир. Девушка любит живность. Приходит в конюшню и овчарню, помочь, хотя такого послушания ей не давали.

— Не вижу ничего предосудительного. У себя в деревне она была скотницей.

— Дослушайте. Мул, на котором выезжает аббатиса, зовут его Голиаф... Седмицу назад расцарапал ногу о гвоздь в деннике, плотник недосмотрел. Колено распухло, загноилось, хотели уже на бойню отправлять. Жанин собрала из стогов на сеновале какие-то травки, — большой такой пучок получился, — скормила Голиафу. При том нашептывала, ладонями над раной водила.

— И?

— Мул за ночь выздоровел, — прошептала сестра Фелициата. — Так не бывает, мессир.

— Настоятельнице доложили?

— Не успела, если необходимо, я сей же момент...

— Торопиться незачем, — веско сказал Рауль. — Обо всех подобных... Подобных необычностях сообщать только Михаилу Овернскому, главе Священного Трибунала. И не говорите мне про устав монастыря: высшей духовной властью в Аррасе обладает посланник Святейшего Папы! Дело исключительной важности!

Вряд ли сестра Фелициата вняла увещеваниям — дисциплина у клариссинок строжайшая, — но ее свидетельство вновь доказало: Жанин знается с магией. При этом спокойно молится в храме и принимает причастие, следовательно ее талант и знания не от лукавого — ведьмам продавшим душу дьяволу ход в церковь заказан, а гостия вызывает судороги.

...Его преподобие тем временем утешал архидиакона Гонилона — сибаритствующий прелат углядел в предпринятых Михаилом Овернским шагах покушение на авторитет и полномочия законной власти графства Артуа. Да кто он такой, чтобы распоряжаться? Круг обязанностей инквизиции четко определен: искоренение ересей, ведовства и недушеполезных заблуждений! Но политика?

Пришлось отправляться с визитом к преосвященному, успокаивать. Давайте вспомним про убытки, понесенные епархией! Собственности августинского монастыря в предместьях Бетюна причинен непоправимый ущерб — англичане не только угнали принадлежащий братьям скот, но и подпалили часть строений! А наглый грабеж в Сент-Омере? Никакого уважения к епископскому сану! Вы будете это терпеть, монсеньор архидиакон?

Волшебное слово «деньги» произвело на Гонилона отрезвляющее действие. Он тотчас забыл о самоуправстве брата Михаила и раскудахтался — невиданное разорение! Не потребуешь ведь у английского короля компенсацию? Эти варвары с острова поистине не ведают, что творят, если покушаются на церковные владения! Так было всегда, и сейчас и двести лет назад — вспомнить хоть Ричарда I Львиное Сердце, отобравшего у архиепископа Руанского целую диоцезию ради строительства замка Шато-Гайар! Дикари Альбиона никогда не изменятся!

Было достаточно наступить на любимейшую больную мозоль Гонилона, дабы преосвященный одобрил все начинания связанные с перекрытием дорог ведущих к Дюнкерку и Кале. Теперь в проповедях с кафедры Сен-Вааст англичане именовались не иначе как «отродьем Велиала» и «безбожными моавитянами», что вполне устроило преподобного — Гонилон направил свою энергию и ораторский талант в нужное русло.

Какое-то время этот бездельник не станет мешать.

— Грех жадности может послужить и во благо, — сказал брат Михаил Раулю, явившемся в коллегиату Девы Марии на традиционное приватное совещание. — Как только разум архидиакона вместил мысль о том, что война идет не где-то там далеко в Гаскони или Нормандии, а прямо здесь, наступило просветление. Англичане запросто способны сжечь любимый охотничий домик преосвященного или, — вот кошмар! — покуситься на итальянскую оранжерею с розочками и фиалками...

— Графство Артуа всегда было островком затишья, — кивнул мэтр, — но в отличие от независимого герцогства Бретонского мы входим в королевский домен Франции и являемся объектом самого пристального внимания Эдуарда, объявившего себя французским монархом. Наши приготовления оправданы, однако, боюсь, не было бы поздно.

— В главном-то архидиакон прав: мы вынуждены заниматься несвойственными Трибуналу делами, поскольку светская власть пребывает в обычной для захолустья прострации и самоуспокоенности — заметили, сенешаль де Рувр даже не почесался, хотя англичане дошли до самого Бетюна? Юноша вообразил, будто война похожа на большой столичный турнир, с герольдами, благородными судьями и последующим избранием дамы любви и красоты...

— Увы, граф Арунделл не появился у ворот Арраса на белом коне под развевающимися знаменами и не вызовет Готье де Рувра на освященный древними обычаями поединок чести, — согласно подтвердил мэтр. — Всё будет выглядеть куда прозаичнее: грязные кнехты, хлюпающая под подошвами кровь и запах дыма горящих деревень.

— Забудем на время, — махнул рукой преподобный. — То, что дóлжно мы сделали и будь что будет, верно? Другого опасаюсь: исполнить возложенную миссию Трибунал, вероятно, не успевает. В силу известных обстоятельств.

— Подразумеваете, что мы способны победить конкретное зло, но не можем уничтожить его как категорию мироздания?

— Нет, мэтр Ознар. Подразумеваю я нечто совсем иное. Государственное устройство Рима, а теперь Авиньона, как центра Вселенской церкви, отлаживалось столетиями и не давало сбоев в самые сложные и опасные времена — при крестовых походах, разгуле альбигойской ереси прошлого века, войнах германских императоров в Италии. Сложнейший, огромный механизм, позволяющий Апостольскому престолу управлять католическим миром на пространстве от Норвегии до Родоса и от Барселоны до Кёнигсберга.

— Я не совсем понял, о чем вы?

— Сейчас поймете. Сколько во Франции епископов-пэров?

— Шесть, — уверенно ответил Рауль.

— Это высшие пэры, принесшие личный оммаж королю. Добавьте еще двадцать пэрств пожалованных после 1180 года. В довесок обычные архиепископаты, архидиаконства и епископаты. Далеко за сотню диоцезий только в нашем королевстве. Между ними и Авиньоном поддерживается устойчивая и постоянная почтовая связь — служба гонцов при курии на моей памяти никогда прежде не подводила: один раз за седмицу в Аррас обязаны доставлять спешные донесения из Парижа и Авиньона. Так было до прошлой недели.

— Гонцы не появились? — спросил Рауль, хотя это было очевидно. Иначе брат Михаил не затеял бы этот разговор.

— Семь дней назад, в минувшую среду должен был прибыть авиньонский посланник. Сегодня, заметим, очередная среда. Никого. Париж так же молчит.

— Несчастный случай по дороге, — предположил Рауль. — Лошадь пала. Весенняя распутица на юге. Да все, что угодно!

— Подобные «случайности», уверяю, предусмотрены — если гонец не прибывает к определенному дню в епископат, его отправляются искать, а далее по цепочке следует предупреждение о задержке. Такового я, особо заметим, не получил, хотя дорога прямая и наезженная, пролегающая по вполне цивилизованным, безопасным и населенным местам — от Авиньона на Дижон, потом в Реймс и далее к нам, в графство Артуа. Конечная точка в Сент-Омере. Допустим, одна случайность — при всей четкости работы почтовой службы! — возможна. Но не две. Не две и тем более не три: сообщения из парижского капитула так же не доставлены.