Читаем без скачивания Страсти по императрице - Жюльетта Бенцони

— Я сама приеду к тебе! — без колебаний и без пафоса заявила она.

И так же естественно, как она отдалась ему, бросила свою великолепную карьеру, распрощалась с Оперой и приехала похоронить себя в глухой провинции, чтобы там незаметно жить с любимым, пусть и принцем.

— Отныне ты — моя карьера! — объяснила она, бросившись к нему на шею на перроне вокзала Линца. — Мне ничего больше в жизни не остается, только любить тебя!

Для ссыльного истинное счастье; но мужчинам не свойственно удовлетворяться собственной судьбой, и, как ни велико это счастье, оно не утоляло в душе эрцгерцога жажду власти. Тут ему как раз представился подходящий случай: болгары низложили своего короля и стали искать нового монарха.

А Болгария, занимавшая ключевое положение на Балканах, всегда была в центре внимания Яна–Сальватора и Рудольфа, подготовивших проект федерации государств. После краткой переписки с кузеном возлюбленный Милли внезапно решил выставить свою кандидатуру на оставшийся вакантным трон. Сделал он это открыто с некоторой бравадой в адрес судьбы, — надеялся наконец отомстить Францу Иосифу. Но отомстить императору невозможно — с ним никто не боролся… Мало того что Ян–Сальватор не стал королем Болгарии — он снова испытал на себе ужасный приступ императорского гнева.

Того, кто мог бы стать одним из выдающихся европейских стратегов, освободили от всех военных должностей, уволили без предварительного уведомления из армии. Ему также вручили приказ выехать на проживание в замок Орт. Несмотря на нежное присутствие Милли, удар был ужасен. Ян–Сальватор почувствовал себя побежденным, уничтоженным — конченым человеком. И не захандрил после этого вертикального падения скорее не от любви, а от ненависти. Вместе с Рудольфом — они часто тайно встречались, тот грыз удила в Вене — вступил в заговор против императора; это уже попахивало государственной изменой.

Кузены обратили свои взоры и надежды на Венгрию, постоянно находившуюся в полуреволюционном состоянии. Стали подстрекать венгров к восстанию, с тем чтобы в результате Рудольф увенчал голову венгерской короной, а Ян–Сальватор ограничился короной Австрии или выкроил для себя королевство Истрии и Долматии. Оба хотели создать федерацию, которая простиралась бы от озера Констанс до Эгейского моря.

Для них тайно заработали печатные станки Шепса, зароняя зерна в умы людей, поддерживая надежды. В это время Ян–Сальватор, ставший коммивояжером федерации, постоянно вращался вместе с Милли вне границ Австрии, налаживая контакты, помогая интеллигенции, заручаясь поддержкой. Он снова испытывал наслаждение жизнью — ведь все его надежды отныне стали вроде бы реальными. А потом… Зимним утром отголоски ужасной новости подняли бурю над озером Траунзее — озером первой любви, где Джанни и Милли остались встретить рождественские праздники. От этой новости эрцгерцог едва не умер: в Майерлинге Рудольф только что покончил с собой вместе с юной баронессой Ветсера — ее толкнула в его объятия несколько месяцев до того его кузина — интриганка графиня Лариш–Валлерзее.

Ян–Сальватор долго размышлял: что же произошло на самом деле? Действительно ли Рудольфа толкнула на этот безрассудный шаг любовь или раскрытый венгерский заговор вынудил принца покончить с собой из опасения, что у него в любой момент могут возникнуть серьезные неприятности… Дела в Венгрии стали такими опасными — не решился ли сын Франца Иосифа уступить судьбе одним лишь путем, который принесет ему победу над отцом… Или же дело Ветсеры лишь повод, алиби, призванное замаскировать настоящую трагедию уничтожения опасного заговорщика…

Так или иначе, жертвами выстрелов в Майерлинге стали четыре человека: когда прошел первый порыв отчаяния, Ян–Сальватор отреагировал столь же странно, сколько и непредсказуемо.

— Я больше не должен… не могу… никогда уж не сумею вести такую жизнь, как до этого! — сказал он Милли. — Я отрекаюсь от титула эрцгерцога, а также от титула Императорского Высочества. Не желаю больше быть честолюбивой марионеткой, вышедшим из моды манекеном, которым манипулирует кровавый старец! Хочу стать

свободным человеком, согласовывать свои поступки только с собственной совестью и зависеть только от самого себя, иметь полную свободу мыслей и поступков. Отныне живу только на доходы от своего личного небольшого состояния и не стою императорской казне ни единого крейцера!

Милли не из тех, кто спорит, когда хозяин и господин уже принял решение. Спустя некоторое время, невзирая на мольбы своих близких, пришедших в ужас от возможных последствий его поступка, Ян–Сальватор написал императору письмо: сообщил в принятой уважительной форме о своем решении отказаться от титула, от положения, льгот и привилегий, с ним связанных, и стать простым подданным Австрии, под именем Иоганн Орт.

Слишком сильно пораженный смертью сына, чтобы испытывать малейшее снисхождение к этому бунтарю — частично возлагал на него вину за блуждания Рудольфа, — Франц Иосиф ответил на письмо указом, в котором пошел еще дальше: лишил бунтаря австрийского подданства и запретил проживание в границах империи.

По сообщениям достойных доверия свидетелей, между старым императором и бывшим эрцгерцогом произошла последняя сцена — ужасная. Подробности ее никем и никогда не обнародованы, но отголоски все же могли проникнуть сквозь толстые стены Хофбурга. Когда побелевший от гнев Ян–Сальватор спускался по парадной лестнице императорского дворца, он знал, что никогда в жизни уже не поднимется по ней. Вернувшись домой, в маленькую квартирку на улице Августинербаштай, где останавливался с Милли во время приездов в Вену, он рассказал ей о своем решении уехать из Австрии, даже из Европы и начать новую жизнь в далеких краях.

— Милли, ты свободна в выборе — можешь ехать со мной или оставаться. Ссылка — это тяжкое испытание, даже когда любишь.

— Я готова следовать за тобой куда пожелаешь, хоть на край света, если нужно. Ты прекрасно знаешь, что моя жизнь только ко в тебе — в тебе одном.

Успокоенному этими словами Яну–Сальватору перед отъездом оставалось выполнить еще один долг: забрать у графини Лариш–Валлерзее железный сундучок, который Рудольф вручил ей перед отъездом в Майерлинг с просьбой отдать только тому, кто за ним придет и назовет в качестве опознавательного знака четыре буквы выгравированные на его крышке, — R.I.U.C.

Промозглой ночью испуганная графиня получила загадочный приказ: явиться с сундучком в сад на площади Шварценберг. Уже поздно, место безлюдное… кузина Рудольфа, ни жива ни мертва, увидела — к ней приближается какой–то человек в большой черной шляпе. Он подошел, поклонился, назвал ей четыре условные буквы; она отдала сундучок, но этой не такой уж темной ночью ее острые глаза узнали Яна–Сальватора.