Читаем без скачивания Три этажа - Эшколь Нево
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Можно мне сигарету? – спросил он.
– А я думала, что это «плохо действует на клиентов», – усмехнулась я.
Он протянул руку за сигаретой. Ни капли не обидевшись. Щелкнул зажигалкой. Он мог наклониться и прикурить от моей сигареты, но предпочел воспользоваться зажигалкой. Тыльная сторона его ладони была покрыта ужасного вида пятнами.
Он глубоко затянулся. Выдохнул дым, который смешался с дымом от моей сигареты.
– Закрой глаза, – сказал он. – Об этом можно говорить и слушать только с закрытыми глазами.
Я закрыла глаза. Потом приоткрыла один, чтобы проверить, закрыл ли глаза и он, и снова зажмурилась. Я слышала только его голос, который не очень отличался от голоса Асафа, если не считать нотки страха.
– Напротив Ямин Моше есть кафе. Когда я в Иерусалиме, провожу там деловые встречи. И вот однажды вечером туда заходишь ты. Ты приехала в гости к отцу, но у него дома только растворимый кофе, а тебе захотелось эспрессо. Ты сказала ему, что выскочишь за кофе и тут же вернешься. Я как раз закончил встречу и провожаю клиента к выходу, но тут вижу у стойки бара тебя. Я с тобой здороваюсь. Ты не сразу меня узнаешь. На тебе джинсы и легкая блузка с небольшим вырезом. Да, забыл сказать, что дело было летним вечером. Небо темно-синего цвета. Я предлагаю тебе со мной выпить. Но ты говоришь, что не можешь, потому что тебя ждет отец. Тогда я говорю, что провожу тебя, и ты соглашаешься. Мы идем по улочкам квартала Ямин Моше, где живет (в моей истории) твой отец (надеюсь, ты не против), и разговариваем. В воздухе одуряюще пахнет жасмином. Улочки становятся все уже и безлюднее. Наконец мы подходим к небольшому скверу, в глубине которого стоит скамейка. Вокруг – дома, в которых никто не живет. Мы начинаем целоваться, сначала легкими поцелуями, а потом страстно впиваемся друг в друга, но тут ты отстраняешься и говоришь, что нас могут увидеть. Не успеваешь ты это сказать, как в сквер заходит группа японских туристов, и гид на английском объясняет им, что Ямин Моше – это первый еврейский квартал, построенный за пределами старого города, и одновременно – место встречи влюбленных Иерусалима. Группа смеется над нами по-японски, и мы понимаем, что больше не можем здесь оставаться. Тогда я наклоняюсь к тебе и шепотом предлагаю пойти в отель «Мишкенот Шаананим». И ты соглашаешься. – Ни за что бы не согласилась…
– Знаю, но ведь это фантазия. А в фантазии все возможно.
– Хорошо.
– Мне продолжать?
– Да.
– Ты уверена?
– Нет.
– Ну вот… Мы заходим в гостиничный номер. Это люкс. Две комнаты. Гостиная с телевизором и спальня. Ты велишь мне раздеться и ждать в гостиной, а сама идешь в спальню. Через несколько секунд ты меня зовешь. Я вхожу. Ты лежишь на кровати, и простыня прикрывает одну твою ногу…
– Как в Нагарии.
– Именно. Но на сей раз без моего брата. Ты пальцем манишь меня к себе.
– И?
– Что «и»?
– Что дальше?
– Мы лежим в одной постели.
– И все? А подробности?
– Подробности?
– Да. В каком месте ты прикоснулся ко мне в первый раз?
♦
Он ответил не сразу. Я чуть не открыла глаза. Но я знала, что стоит мне их открыть, как все исчезнет. Все, что начало во мне набухать.
Я услышала, как он достал из пачки еще одну сигарету.
Услышала щелчок зажигалки.
Услышала звуки фортепиано – ученик Рут играл сонату.
Услышала у себя в голове голос совы: «Что ты творишь? Что ты творишь?»
♦
– В каком месте ты хотела бы, чтобы я к тебе прикоснулся? – наконец спросил он.
– К шее, – быстро, пока не улетучилась смелость, ответила я. – У меня там пара чувствительных точек.
– Пальцами или губами?
– Губами.
– Хорошо. Тогда так… Я ложусь рядом с тобой, кладу руки тебе на бока и наклоняюсь над тобой…
– Медленнее. Не спеши.
– Мед-лен-но, мед-лен-но. Я прижимаюсь губами к твоей шее, внизу. Потом неторопливо поднимаюсь к другой чувствительной точке, до…
– Уха…
– Когда я добираюсь до уха, мой живот почти касается твоего, а грудь – твоей груди…
– Я чувствую статическое электричество…
– Я тоже. Что я делаю потом?
– Проводишь кончиком языка по мочке моего уха…
– Хорошо…
– А потом твой язык проникает ко мне в ухо.
– Глубоко?
– Глубоко. Как можно глубже.
– Хорошо. А ты? Что в это время делаешь ты?
Он сказал «А ты?» таким голосом, что мои бедра свело краткой судорогой.
– Я обхватываю тебя ногами, – сказала я, – и крепко к тебе прижимаюсь.
♦
Так мы и говорили, Нета. С закрытыми глазами. Сидя по разные стороны стола.
Сначала мы просто произносили слова. Ты слышишь собственный голос, и тебе хочется рассмеяться. Но постепенно слова превращаются в образы, а образы – в ощущения. Как бы это тебе объяснить? (Возможно, с тобой такое тоже было, хоть раз? Тогда мне ничего не нужно объяснять.) Это не похоже на реальный акт. Но стоит включиться в эту игру (а у меня никогда не было проблем с воображением), как ощущения обретают невероятную полноту. Твое тело реагирует на слова как на настоящие прикосновения. Ты слышишь: «Спина» – и чувствуешь свою спину. Ты слышишь: «Ногти» – и чувствуешь, что тебя царапают.
Мы оба испытали оргазм. По-моему, я чуть раньше. «Подожди меня», – попросил он. Но я не могла. Это было слишком остро. Слишком сладко. Слишком горько. Я подробнейшим образом описывала ему свои ощущения. Как учащается мой пульс. Как внутренний жар заливает промежность. Как ускоряются и усиливаются спазмы. Я говорила без остановки, и мой голос звучал все более хрипло, пока не перешел в протяжный стон: «А-а-а-а!»
Он встал и пошел в ванную.
Ученик Рут все мучил свою сонату. Я подумала, что надо бы со следующего года записать Лири в музыкальную школу.
Тикали часы. Я не понимала, почему услышала их тиканье только сейчас.
Эвиатар вернулся из душа, благоухая соседским парфюмом. И снова сел с другой стороны стола.
Я была рада, что он так сделал. Не хотела, чтобы он ко мне приближался. Не хотела, чтобы он меня касался. (Знаю, звучит странно, но, попробуй он меня коснуться, я бы влепила ему пощечину.)
Я достала из пачки две сигареты. Одну для себя, вторую – для него.
Он оторвал от газеты первую страницу со своей фотографией и сложил из нее кулек.
Мы стряхивали пепел в эту бумажную пепельницу. С небрежным спокойствием. Как будто ничего не произошло. (Если вдуматься, то ведь и
