Читаем без скачивания До комунизма оставалось лет пятнадцать-двадцать - Тимур Литовченко

Света перестирала уже почти все, когда ей показалось, что свет за спиной у окна стал ярче. Вдруг баба Вера подпалила дом?! Она резко обернулась...

Он сидел на стуле у самой стены, положив ногу на ногу. Весь белый, слегка серебристый, блестящий с головы до пят. Длинные тонкие пальцы сплетены на колене. Умопомрачительного покроя штаны, парусиновые туфли, рубаха расстегнута до солнечного сплетения.

Светлана вновь уставилась в миску, но пошатнулась и едва не упала. Вот была бы красотища: падение с точным окунанием лица в мыльную воду! А вообще не мешает освежиться. Полезно, когда мертвецы мерещатся. Все-таки сошла с ума, значит. Сбрендила.

— Здравствуй, пусюнчик.

Светлана так сжала пеленку, что хлопья мыла разлетелись по комнате. Надо после убрать...

— Здравствуй, говорю.

Неужели он там?! Раньше она хоть засыпала, теперь же все происходит наяву: мыло попало в порез на пальце, ранка саднит. Ущипнула себя: больно. Обернулась.

Белый человек по-прежнему сидел на стуле. Сидел и терпеливо ждал ответа.

— Я Света.

— Я знаю.

Говорит как нормальный человек, губы двигаются. А голос странный: идет не от него, а будто изнутри тебя.

— Ты Миша, я тебя узнала, — Светлана подняла руки вверх и зажала предплечьями уши (незаметно, словно чтобы почесать их), но голос гостя остался четким, слегка ироничным и по-прежнему шел изнутри:

— Совершенно верно. Только можешь не проверять: я тебе не кажусь, я на самом деле есть.

Светлана вытерла руки о платье, тыльной стороной ладони смахнула пот со лба. На всякий случай села поближе к Альке. Миша едва заметно усмехнулся.

— Ни Юра, ни ты особой сообразительностью не отличались: ни прежде, ни теперь.

При чем здесь Юра, которого она и не знала никогда?..

Гость снисходительно ухмыльнулся и охотно пояснил:

— Ты к пусюнчику при том же, при чем куколка к гусенице, а бабочка — к куколке. В прошлый раз ты была Юрой. Так что знала ты его о-о-очень хорошо.

У нее точно “крыша поехала” от бессонницы! Светлана рванулась, чтобы вскочить с кровати, бежать в соседнюю комнату, расталкивать бабу Надю, звать на помощь... чтоб хоть что-нибудь сделать, лишь бы не сходить с ума покорно!.. Однако так и осталась сидеть. В закипающих от бессонницы мозгах рождалось непонятное веселье, разливалось в голове, сползало вниз по телу.

Так она была мужчиной! Не совсем еще мужчиной, правда, но неокрепшим юнцом. Жила в протараканившейся коммуналке с фанерными перегородками. Училась в одном классе с дядей Игорем...

Значит, она про себя расспрашивала!

Про себя видела сны!!!

Светлана повалилась на кровать, зябко съежилась, обхватила свою несчастную больную голову и истерически захохотала. Такое с ней было лишь однажды: их самых первых приняли в комсомол, пять человек из класса, и все девчонки, отличницы, ни одного мальчишки; они собрались дома у Алки Соболевой, накупили лимонаду, но Алька сказала, что подобное событие надо отмечать покрепче и вытащила из холодильника початую родителями бутылку “сухого”; и вот они налили себе по стакану “Дюшеса”, капнули туда всего по одной-единственной капельке вина, бросили свои значки (как в кино бойцы бросали в котелки со спиртом ордена и медали) и выпили. Обмыли. Как они тогда опьянели! И от чего? От капельки “сухарика” в лимонаде! В тот раз Светлана была такая же до сумасшествия легкая, бесшабашно-веселая. Только теперь ей вдобавок жутко. Не от того, что Миша читает мысли, а скорее потому, что она как-то сразу ему поверила; вот и возникло столь странное сочетание жути и веселья...

Стоп!!! Если Миша так хорошо знает ее мысли, не значит ли это, что он... Порожден ими же?!

— Нет.

Светлана недоверчиво посмотрела на белую фигуру и еще раз ущипнула себя. Миша вновь усмехнулся.

— Проверяй, не проверяй, а я есть. Мыслями твоими я не порожден, а вызван. То, что я знаю их наперед, вовсе неудивительно: человек быстрее думает, чем говорит, а ощущает быстрее, чем думает. Я тоньше человека. Со мной вообще можно не разговаривать, не думать — только чувствовать. Но раз тебе неудобно, я... буду ждать твоих слов, — он с видимым безразличием пожал плечами. Светлана уставилась на низкий потолок и вяло подумала: видимо, у нее маразм, но не старческий, а усталостно-женский. А этому белому она ни слова не скажет, пока он не исчезнет с глаз долой. Ни единого словечка. Ни сейчас, ни потом...

— А кому говорить-то, если я уйду! — с иронией заметил Миша. — Но что ж делать, не хочешь говорить, скажу я. Да, тебе тяжело. А ведь презренный нигилист является на помощь по первому зову, где бы он ни был и чем бы не занимался. Вспомни! Это же с тобой было. С тобой!!!

Светлана напряглась...

— Ну же!

И она действительно вспомнила. И эти четыре сна, в одно мгновение воскресшие в памяти живо и объемно, во всех подробностях, и многое другое; и провалившись в воспоминания с головой поняла: в самом деле, было с ней. Не с каким-то там незнакомым Юрой — с ней. Черт возьми, какая досада...

— Эх ты, помощничек, — сказала она потолку бесцветным от переутомления голосом. — Где ж ты раньше был? Позволил мне бабой стать... Ну да, самой натуральной бабой: спасаюсь черт-те от чего в глухомани, ребенок, стирка, мужа нет, что с ним — неизвестно, не сплю ночи напролет, маюсь... беспредел. Чего ж ты раньше не помогал?

Светлана покосилась на гостя. Миша вытянулся на стуле и заложил руки за голову.

— Начну с конца, — сказал он менторским тоном, но вдруг всем телом подался вперед и с болью в голосе принялся отчитывать Светлану: — Тебе помогали! Помогали. Что Борух Пинхусович обещал? Напомнить, если забудешь. И напоминали, целых четыре раза напоминали! Что, мало? Да сколько же можно тогда!

Или не так помогали, а? Чего ты ждала, чего, я спрашиваю? Чтоб сразу молочные реки в кисельных берегах? Не бывает так, пусюнчик! Юра сам вызвался идти, сам напросился. Его, то есть тебя, предупреждали по-хорошему: не сможешь ты ничего, не ходи, поднимись хотя бы во второй мир. Не пожелал. Стал тобой, не изменив себе. А чего Юра всегда хотел? Чтоб его опекали, чтоб присматривали за ним, неразумным дитятей, чтоб все за него делали. Взялся идти предупреждать людей — иди, но не требуй же, чтоб мы выполняли за тебя твою работу!