Читаем без скачивания Бандит - Юлия Латынина

«Вот тебе и мороженое, — думал про себя Пономарев, растерянно сжимая в кармане брюк толстую пачку ненаших денег, — вот тебе и возвращение капитализма!» Выпустив деньги, он передвинул руку чуть ниже и с огорчением обнаружил, что встреча с акулой частного бизнеса не прошла для него даром: хирург напустил в штаны.

Вздохнув, доктор Пономарев отложил мысли о посещении магазина и направил свои стопы прямо к дому, пересчитать деньги и переменить белье.

Глава 7

Ровно в шесть вечера Саша Шакуров, шагая, как автомат, вышел из дому. Накрапывал мелкий дождик, но асфальт, разогревшийся за день, оставался сухим: было так жарко, что капли испарялись с него, как с горячей сковородки. В воздухе было нестерпимо душно и влажно, и бедный пи-капчик, словно предчувствуя свое расставание с хозяином, никак не желал заводиться. Наконец мотор чихнул и заработал. Шакуров медленно отжал сцепление и включил первую передачу.

Едва машина Шакурова уползла за арку, из-за угла, мягко урча форсированным двигателем, выкатился зеленый «Москвич» и проследовал через ту же подворотню, что и Шакуров.

Через пять минут Шакуров запарковал свою «Волгу» между двумя цветущими тополями в небольшом дворике и стал ждать. Он ждал десять минут, двадцать — Валерий все не шел. Шакурову хотелось с ним встретиться.

Наконец прошло полчаса. Шакуров вздохнул и вышел из машины. Он спрятал ключи в самый дальний угол бардачка, утопил защелку задней дверцы и с силой захлопнул машину. Дождь уже перестал. Воздух был такой влажный и плотный, что, казалось, его можно было выжимать, как половую тряпку. Шакуров повертел головой. Все было спокойно. Только двое мужиков забивали «козла» в скверике напротив, да толстая такса на длинном поводке выгуливала свою хозяйку.

Какой-то залетный дрозд уронил свою какашку на вычищенное лобовое стекло «Волги», и от этой последней несправедливости Шакуров чуть не заплакал. Он втянул голову в плечи и поспешил прочь со двора.

Двое мужиков, забивавших «козла», были Борик и некто Пашка, запарковавшие свой «жигуль» с другой стороны могучей дворовой стены.

Они переговаривались.

— Не заметят? — спросил Пашка.

— Ничего, с умом мужик выбрал дворик, — ответил Борик, — ни черта из-за стены не видно.

Помолчал и добавил..

— Плохо дело, — сказал он Пашке, — зачем он этого парня в ментовку вздумал сдавать. На нас воры и так косятся, а теперь все загалдят, что мы против понятий. — Да не загалдят, — пожал плечами Пашка, — он же лох необутый, мороженщик. Если бы мы своего сдали… — Мороженщик? — пробормотал Борик. — Что-то больно крутая пушка у этого мороженщика…

И зевнул: — От черт! Долго нам еще тут загорать? Мне еще пленку проявлять — которую я у Шутника отщелкал…

Наконец Шакуров покинул дворик. Борик неторопливо поднялся со скамеечки, дошел, поддерживая одной рукой спортивную сумку, до пикапчика и наклонился, чтобы завязать шнурок.

Завязав шнурок, Борик поставил на машину вещь, тогда еще новую для Москвы — магнитную мину.

Затем друзья вышли из дворика, погрузились в свой «жигуль» и уехали. Отзвонив с ближайшего работающего телефона Рыжему, они получили от него новое задание.

В то время, как Борик снабжал тачку Шакурова устройством, несовместимым с долговременным и безопасным пользованием автомобилем, их собственная тачка стояла в соседнем дворе под присмотром надежнейшей ультразвуковой сигнализации с антиграббером.

Место было действительно выбрано Валерием с умом — не только дворик был надежно скрыт от посторонних глаз уличных прохожих, но и улица была совершенно не видна тем, кто находился во дворике.

Поэтому, пока Борик и Санька злоумышляли над бедным белым пикапом, к их собственной тачке, не особенно таясь, подошел молодой человек.

Он неторопливо отвернул у машины фару и, поковырявшись, укрепил там последний оставшийся у него «жучок». После чего фара была завернута, и надежная сигнализация никак не отреагировала на происшедшее, ибо внутреннее пространство салона осталось целым и невредимым.

Несмотря на спешно выкрашенные в черный цвет волосы и замотанный вокруг талии шарф, придававший молодому человеку чуть грушевидные очертания, внимательный наблюдатель мог узнать в этом парне Валерия Нестеренко.

Весь день Иванцов был ни жив ни мертв. Следователь, сняв с него показания, посоветовал ему ехать домой и даже предложил служебную машину — собственная «Волга» Иванцова с побитой фарой тут же отправилась в ремонт. Кстати, усердные гаишники трижды останавливали ее на дороге. Однако, к изумлению сослуживцев и следователя, ехать на милицейской машине Иванцов отказался.

Было уже семь часов, когда Иванцов спустился вниз, поигрывая ключами от казенной «девятки», — он специально забрал ключи еще днем. В семь пятнадцать Иванцов запарковал машину у «Трен Моса», где и просидел двадцать минут. Ему подали ужин. Сначала он уставился в тарелку так, словно видел ее в первый раз в жизни, но есть ничего не стал. Потом ему в голову пришла какая-то мысль, и он попросил официанта упаковать ему с собой пирожных, коробку конфет и крупных оранжевых апельсинов. Пакет был немедленно вынесен. Иванцов сунул пакет под мышку, расплатился с необычной для него щедростью и немедленно покинул ресторан.

От Кропоткинской Иванцов выехал на Кольцо, оттуда через Красную Пресню пробрался к Хорошевскому шоссе, проплутал по закоулкам и наконец выехал на довольно широкую, раздолбанную грузовиками дорогу. Он ехал осторожно, так что автомобили то и дело обгоняли его, заплевывая стекло строительной грязью, и три или четыре раза скверно работавшие «дворники» долго не могли эту грязь извести — трижды Иванцов вставал к обочине и протирал лобовое стекло. Каждый раз при этом он приглядывался к номерам домов и тут же консультировался с разложенной на соседнем сиденье и выученной наизусть картой.

Там же, на переднем сиденье, пребывал пакет с фруктами.

Наконец высокие и белые дома кончились, начались бесконечные гаражи, безлюдные и ржавые, — целое море железных домиков, похожих на склепы. Иванцов свернул по разбитой дорожке налево, потом направо, потом опять налево и приехал.

Перед ним, перегородив дорогу и светя ближним светом в ночной московской тьме, стояли два автомобиля — «шестерка» и «Вольво».

Иванцов заглушил двигатель. Тут же откуда-то из темноты бесшумно выступили люди. Иванцов услышал, как кто-то передернул затвор автомата. Кто-то распахнул дверцу автомобиля, кто-то выволок Иванцова наружу и поставил «знаком качества». Иванцов почувствовал, как руки бандитов шарят под его пиджаком в поисках оружия…

— Чистый! — пророкотало над ухом, и в то же мгновение Иванцова, не церемонясь особенно, швырнули на заднее сиденье «Вольво». Человек, сидевший на том же сиденье, щелкнул зажигалкой, поднося ее к сигарете, — Иванцов узнал Рыжего.

— Где мой сын? — спросил Иванцов.

— А где Нестеренко?

— Откуда я знаю, где Нестеренко! Он преступник? Преступник! В розыске? В розыске! Что вам еще надо?

— Мы как договаривались, Юрий Сергеич? Нестеренко в камере — сын в квартире. А где Нестеренко? — Да откуда ж я знал, что он сбежит! От трех ментов сбежит!

Рыжий ласково взял Иванцова за подбородок. — Знал, цыпочка, знал… — мягко сказал он. — Ведь это ты предупредил Нестеренко…

И вдруг, безо всякого предупреждения, врезал Иванцову под дых. Тот шмякнулся спиной о дверцу. Дверца распахнулась. — И за этот твой фокус, — раздался мягкий голос над вываливающимся на землю Иванцовым, — ты отдашь еще сорок штук. Баксов, завтра; а то пришлем к тебе мальчишку в рассрочку — каждый месяц по новой детальке.

Иванцов не помнил, кто впихнул его обратно в автомобиль; не помнил, как завелись и растаяли в темноте между гаражами машины бандитов. Не помнил даже, как, плача и ругаясь в кромешной тьме, менял запаску, кто-то из бандитов проколол колесо, не по злобе, а так, — чтобы Иванцову, будь он побойчей характером, не пришло бы в голову следовать за ними.

И помнил Иванцов только одно: как, сев за руль, взглянул на соседнее сиденье и увидел там пакет с пирожными и фруктами, — пакет, купленный для сына.

В тачке Рыжего царило молчание.

Рыжий, все так же нахохлившись, сидел на заднем сиденье. За рулем были Борик и Санька. Эти два приятеля были у Рыжего обычно на разведывательных должностях: это они наблюдали за домом Шутника, и они же наведывались в телефон Шакурова.

— А что, — спросил Борик робко, когда они выехали на набережную, — он и вправду предупредил мороженщика?

— Кишка у него тонка на это, — засмеялся Санька.

А Рыжий сказал: — Мороженщика предупредил Шерхан.

Все застыли.

— Ну, что ушами хлопаете? Фраера предупредил Шерхан. И никакой этот фраер не фраер. Как все было? Мы собрались потрясти Шакурова, так? Шерхан об этом узнал. Шерхану это не нравится. Шерхану нравится, если мы при нем сявками ходим, а зачем мы Шерхану как самостоятельная бригада? И вот Шерхан находит этого Нестеренко и напускает его на нас. Мол, утритесь. Маленькие вы еще без поводка ходить. Мы, заметьте, утерлись. Вдруг бац-трах! Ночью является Нестерснко на мою квартиру. «Ты угрохал мою тачку!» Я еще тогда правильно допер, что это Шерхана работа, а потом сообразил: ну хорошо, Шерхан угрохал его тачку, а откуда Нестеренко знал, где меня найти? Вот и получается, что это Шерхан приказал Нестеренко: «Иди-ка на квартиру к Рыжему да завали его, получишь его место». Ясно? И если бы вы, Борик с Санькой, не подоспели, тогда командовал бы вами сейчас этот фраер. Надо вам было сразу его замочить, а вы, дураки, испугались проявлять самостоятельность, привезли к Шерхану. И что же? Увозят его от Шерхана в ковре и наручниках, а наутро он появляется как ни в чем не бывало у своей столовки! Сбежал? Черта с два из могилы сбежишь, его Шерхан сам отпустил! Публика в машине потрясение молчала.