Читаем без скачивания Пожитки. Роман-дневник - Юрий Абросимов

Это они так трудятся, менеджерят, отрабатывают свои миллионные годовые заработки.

– Что-то вот мне как-то кажется… – чешет свою лощеную репу высокопоставленный подлец, он же Супертворческая Единица. – Где-то, по-моему, как-то в некотором роде почему-то не очень хорошо складывается.

Все приводит к тому, что Девушке укорачивают стрижку.

– Вот! – удовлетворяется начальствующий мерзавец. – Так бы с самого начала!

Проходят смотры. Приходят деньги. Они ничем не оправданны.

– Ага! – встряхиваются доходяги-боссы. – Что-то, кажется, у нее с головой не очень…

– Где именно?

– Э-э… – запускают мошенники креативное мышление. – Там, вот… где у нее, значит, когда она сидит… голова вот где у нее… с левой вроде бы стороны… Надо еще подумать.

Звонят стилисту.

– Займитесь.

– А что нужно?

– Ну-э-э… вам же лучше знать! Мы вас на то и держим. Оцените профессиональным взглядом, там вот, мм… где у нее голова, когда она в ракурсе… как бы, сидит. С одной стороны оставьте, а с другой… там как-нибудь, в общем… приберите чуть-чуть, чтобы живенько стало. Мы потом посмотрим.

Девушку обстригают еще короче.

Через месяц цикл повторяется.

Последнюю фотосессию она провела в образе Вайноны Райдер. Боюсь, что еще через месяц я перестану отличать на ощупь голову несчастной от ее лобка. И правильно – чего не сделаешь за деньги, ради чужого успеха. Мои неудачи тут рядом не стояли.

Вечером, когда все разъехались, потребовалось закрепить полученный результат финальной дозой, – благо закуска еще оставалась, и Девушка по виду излучала умеренный оптимизм. Взволновавшись перед последней стопочкой, я дернул горлышком мимо нее и пролил несколько заключительных капель, отчего стопочка оказалась наполненной не до конца.

«Нормально, – решил тем не менее я, – с мениском наливают только отъявленные , а мы – культурные люди».

Вытирая пролитые капли, я нечаянно толкнул стопочку и выплеснул из нее еще часть содержимого.

«Ёбдт!.. – мелькнуло в голове. – Во как люди культурные становятся отъявленными! Причем в худшем смысле».

– Подожди, – сказала тут Девушка. – Надо навести порядок.

Я не понял. Но покорно наблюдал, как она вытирает тряпкой стол. Наблюдал до тех пор, пока подытоживающим взмахом руки Девушка не толкнула многострадальную стопочку (последнюю!), опустошив ее практически наполовину.

Катарсис тихо царапнулся во входную дверь. Даже стол был прижат к стене не плотно, а как-то глумительно кобенился, сикось и накось – одним углом впритык, а другим вихляя где-то на расстоянии.

– Короче! – заявил я по возможности брутально. – Помоги-ка…

Мы с Девушкой взялись за стол и придвинули его вплотную к стене. Придвинули аккуратно, без рывка и почти беззвучно. Только из стопочки почему-то снова плеснуло. Я расценил это как завершающий плевок судьбы в душу. Плевок, соразмерный количеству водки, исторгнутой Роком из моей последней стопочки. Но не роптал! Даже мысленно! Горько лишь усмехнулся и затаенно сел, вооружившись стопочкой с еле мерцающим на ее дне содержимым.

– Ну… – произнес я, аккумулировав остатки мышления, – ну, значит…

И устремил стопочку ко рту.

Предательский сустав в локте щелкнул. Рука дернулась сверх всякой меры. Последняя водка покинула стопочку, устремившись мимо моего рта…

– А-а-а!..

Перед тем как пожелать мне «спокойной ночи», Девушка попросила принести ей стакан воды. Начала утолять жажду и вдруг спросила:

– Слушай, у тебя бывает так, что, когда страшно, всегда пить хочется?

– Конечно! – оживился я.

Меня ведь всю жизнь мучает бессмысленная тревога, страх без причины. Творчество, кстати, во многом служит лучшей панацеей от этого странного психического недуга.

– У меня так постоянно! – радостно признался я жене. – У меня внутри есть сакральное место, которое способен заполнить либо страх, либо выпивка. И знаешь… оно, это место, никогда не пустует.

Девушка сделала последний глоток и протянула мне пустой стакан.

– То есть ты либо бухой, либо трус, – сказала она.

День на нервах

Бакка загнуло в пояснице.

– Когда разогнетесь, – сказал ему врач, – нужно сделать рентген. Либо это защемление нерва, либо межпозвоночная грыжа. Необходимо узнать, требуется ли операция?

Несчастный Бакк корячился сутки. Он передвигался по квартире, толкая перед собой компьютерный столик на колесиках. В основном лежал, помышляя о различных вариантах собственной участи. Рядом стояла бутылка с водой. Очень хотелось пить, но он специально не притрагивался к бутылке. О том, чтобы лишний раз сходить в туалет, речи не шло… Но мир, как известно, защемлениями не страдает. Поэтому успешно вторгается извне, не делая скидок. Часов в одиннадцать утра раздался звонок в дверь.

«Ну, кто это может быть?! – подумал больной. – Неужели врач? Так ведь я еще не звонил в поликлинику. Может, супруга вызвала? Вот сюрприз!»

С огромным трудом он стащил себя с дивана и на четвереньках медленно пополз в сторону двери.

Звонок прозвенел еще раз – уже настойчивее.

«Ну, точно врач!»

С трудом добравшись до замков, Бакк отпер. А впереди еще тамбур и два метра до следующей, общей двери.

«Этого я уже не осилю», – решил бедолага.

– Кто там? – крикнул он.

– Это ваша соседка из третьей квартиры…

«Что за бред! Неужели все мои мучения – только из-за того, чтобы иметь «счастье» с ней пообщаться?»

– А что случилось? – спросил он.

– Хочу поговорить насчет вашей дочери!

Никаких дурацких мыслей, впрочем, не возникло, потому что, если с малышкой что-нибудь, не дай бог, случилось, им бы или позвонили, или пришла бы воспитательница.

Бакк дополз до общей двери и увидел довольно миловидную даму лет тридцати пяти. Дама заметно нервничала.

– Я не могла больше ждать, – отчаянно призналась она, – и решила высказать вам прямо сейчас! Все высказать!

– Да, пожалуйста.

– Вчера какие-то молодые люди и девушки у меня под окнами устроили чуть ли не дискотеку! С криками, с боем бутылок, с матом и… уж не знаю, что они еще там делали… Я несколько раз пыталась их успокоить, но когда к шести утра пообещала вызвать милицию, ваша дочь такое устроила!!! Она орала как сумасшедшая, она пыталась меня ударить, она вела себя как невменяемая! И… я ее сдала в милицию!

Выдержав многозначительную паузу, Бакк произнес:

– Ну… не знаю. Сегодня она вполне благополучно ровно в восемь утра ушла в свой детский сад. И я не видел у нее на лице никаких следов ночного загула…

– О господи! – пролепетала дама. – Я ошиблась дверью. Извините…

И она начала звонить соседям.

Бакк, проклиная все на свете, ползком двинулся к своему дивану. Едва принял горизонтальное положение, как… в дверь позвонили. Дама, прекрасно зная, что хозяин квартиры никуда деться не мог, звонила и звонила. Звонила и звонила. Звонила и звонила. Чудовищное путешествие пришлось повторить.

– Что?.. – проговорил Бакк, открывая. На большее высказывание сил уже не было.

Дама, просветлев лицом, указывая на соседнюю дверь, радостно спросила:

– А вы не знаете, когда они бывают дома?!

– …Н-нет.

Голос прозвучал заупокойно.

Бедный Бакк.

Поехал к нему. Разумеется, надо было купить мандаринов, какой-нибудь торт, возможно, даже издевательские цветы, чтобы «перед людями не стыдно». По идее, когда навещаешь больного, приятно должно быть обоим. Нужно только помнить, что недуг жестоко ограничивает человека в правах волеизъявления, поэтому естественно возникающее удовольствие от осознания собственных возможностей желательно прикрутить и запрятать до времени куда-нибудь подальше. После, когда наружу выйдешь, нарадуешься вволю – мол, дескать, миновала нас чаша сия, дозволено еще попрыгать чуть-чуть козлом, губя остатки здоровья, а когда оно, нездоровье, объявится по полной программе, одному Богу ведомо, и – слава Ему. А покуда ты у больного находишься, на предсмертном, можно сказать, одре, требуется обеспечить умиротворение всех участников процесса, каковое наиболее ощутимым образом в таких условиях достигается гастрономически. Вот я и купил пива несколько бутылочек, и пил его, заедая чипсами, которые тоже себе купил, вместе с пивом, а Бакк пил чай с сушками, они у него дома имелись безо всякого моего участия.

– Я уж думал, чего-то он не звонит? Думаю, так, наверное, не дождусь звонка. А ты вдруг, раз – и сам решил приехать!

Наблюдая, как он радуется, я между тем размышлял: «Ага!.. Следовательно, звонка-то моего ждали. А я и не рассчитывал звонить-то. Зачем я стану звонить немощному человеку, который себя самого удивить не может, не то что ближнего чем-нибудь порадовать. Я и поехал-то через все вавилоны только потому, что приключение в этом какое-то почуял. А так бы в жизни не поехал. Свали Девушка по своим делам, я бы домой отправился – сидел бы с пивом и чипсами, слушал бы остервенелую прелестную музыку и вспоминал бы, как раньше хорошо мне делалось от такой музыки, пива и чипсов и как в общем-то по барабану сейчас, какое бы дорогое пиво ни лилось внутрь, какая бы перенавороченная музыка ни грохотала в комнате, а про чипсы, если уж сырокопченый балык не справляется, даже и говорить излишне; остается, господа мои, отлавливать мух кайфа, коли гадость твою и малодушие с равнодушием неожиданно приняли за широчайший жест духовности, чуткость подтверждающий, расположенность товарищескую; так-таки не подлец ты оказался, каковым имеешь все основания считать себя, а вернейшим истинным другом, которого дай Бог каждому, если, конечно, не стрясется настоящая беда».