Читаем без скачивания Дураков нет - Ричард Руссо

– Лингвини, – пропел с кухни Винс. О его слухе ходили легенды. Поговаривали, будто однажды он вышел из своей наполненной паром кухни, пересек зал своего шумного заведения, растолкал локтями орущий молодняк и разнял драку еще до первого удара; позже Винс объяснил, что слышал их разговор. – Он будет лингвини с венерками[11]. Я выкидываю две дюжины венерок в неделю, черт подери, чтобы он, заглянув к нам раз в месяц, заказал лингвини.

– А тебе не приходило в голову, что я могу заказать другое? – крикнул Салли кухонной двери. – И если пять лет назад ты всучил мне полдюжины тухлых венерок, это вовсе не значит, что я и впредь захочу лингвини.

– Неблагодарный! Если бы не ты, я бы сроду не купил ни единой венерки, – проревел Винс. – Заказывай что хочешь. Мне же меньше работы. Я-то собирался рыться в помойке, искать для тебя ракушки.

– Тогда я все-таки буду лингвини, – сказал Салли. – Я съем и отраву, если ради этого тебе придется попотеть.

– В этом весь Дон Салливан. Не убегай, когда закончишь, – предупредила Рут.

– Все в порядке?

– Не совсем.

Рут кивнула на закрытую дверь кухни: что бы ни случилось, она не хочет обсуждать это в пределах досягаемости радара Винса. И это встревожило Салли – немного найдется такого, что Рут не готова обсуждать при Винсе.

Салли съел примерно половину лингвини, когда зашел Уэрф, встал посередине зала, развернулся на протезе и уже собрался уходить, как вдруг заметил Салли, сидящего в одиночку в закрытой темной части пиццерии.

– Какого черта ты здесь делаешь? – спросил он, неуверенно опускаясь на скамью; глаза у него были красные. Судя по виду, Уэрф прилично набрался.

– В кои-то веки пытаюсь спокойно поужинать, – ответил Салли.

Уэрф участливо кивнул, явно уверенный в том, что слова Салли никоим образом к нему не относятся. Снял шарф, перчатки, положил на подоконник к горшку с фикусом.

– Я видел, как ты заглянул в окно “Лошади” и исчез. Я, наверное, раз пять прошелся по улице туда-сюда, пытаясь понять, куда ты делся.

Салли накрутил лингвини на вилку.

– Не стоило, Уэрф.

– Я боялся, что после вчерашнего у тебя появятся черные мысли, – продолжал Уэрф. Он с собачьей надеждой смотрел, как Салли подносит вилку ко рту. Уэрф, чьи мозги туманил алкоголь, вечно все забывал. Часто он забывал поесть. Пища редко манила его, разве что он видел, как ее поглощают. Тогда на его лице появлялось тоскующее выражение, точно он вдруг вспомнил об утраченной любви.

– Помоги мне доесть, – предложил ему Салли. Кабинка была рассчитана на двоих, второй прибор Рут убрать не удосужилась, и Уэрфу требовалась только тарелка. А поскольку Салли доел салат, то миску из-под него подвинул Уэрфу; тот вылил остатки масла и уксуса в горшок с фикусом. Ложкой и вилкой Уэрф переложил в миску ровно половину оставшихся лингвини.

– Ты съел все венерки? – уточнил он, вглядевшись в пустые ракушки, которые Салли сложил стопкой.

– Я тебя не ждал, – ответил Салли.

– Я хотел всего одну, – сказал Уэрф. – Терпеть не могу эту слизкую дрянь, но мне все кажется, что однажды, к моему удивлению, мне понравится.

– Вот и хорошо, что ни одной не осталось. Мне они нравятся всегда. – Салли придвинул к Уэрфу корзинку с хлебом.

– Не жадничай. – Уэрф указал вилкой на Салли. – Жадность не украшает.

– Окей, – сказал Салли.

– Венерка пусть и мелочь, – пояснил Уэрф, – но дело принципа.

– Давай я закажу тебе венерок, – предложил Салли. Делать этого он не собирался, но Уэрфа было легко устыдить широким жестом.

– Кухня закрыта, черт побери! – рявкнул Винс.

– Старые добрые уши-локаторы, – сказал Уэрф. – Правительству следовало бы поставить его на вершину горы, чтобы ловить сигналы из дальнего космоса.

– Точно, там ему самое место, – подтвердил Салли.

Из кухни не донеслось ни звука. Минуту спустя вышла Рут и положила перед Уэрфом венерку. Сырую, с плотно сомкнутыми створками.

– Как ты терпишь этого сукина сына? Ему же нельзя доверять, – сказал Уэрф.

– Легко, – ответила Рут. – Я его и не вижу.

– Я слышал, ты вернулся к работе, – начал Уэрф, когда она ушла.

Салли отодвинул тарелку на середину стола.

– Тебе будет приятно узнать, что справился я не так уж и плохо. Работать мне нравится куда больше, чем разговаривать с судьями.

Уэрф скривился.

– Да, вчера действительно выдался неудачный день, – признал он, имея в виду последний визит в суд, – но мы доконаем этих мудаков. Мы еще не перепробовали кучу вариантов, и однажды нам обязательно попадется судья, который хоть раз в своей никчемной жизни поступит по совести. И тогда мы наконец получим свое.

– К тому времени мне будет семьдесят и я уже пять лет буду мертв.

– Видишь, – Уэрф снова указал на него вилкой, – это и есть черные мысли. Я думал, мы договорились: ты останешься в колледже, чтобы выиграть время. В кои-то веки поступи разумно. Подожди. Если выяснится, что ты работаешь, нам кранты.

– Это черные мысли, Уэрф, – парировал Салли.

Уэрф вздохнул, покачал головой:

– Зачем я вообще с тобой связался?

– Хороший вопрос. Иди домой и подумай об этом.

Они с ухмылкой смотрели друг на друга.

– Охренеть, – сказал Уэрф.

– Вот именно, – согласился Салли.

– Карл платит тебе вчерную?

– Об этом нужно спрашивать?

– Главное, не попадай ни в какую отчетность. Нигде, – серьезно посоветовал Уэрф.

– Послушай, незачем говорить мне работать вчерную. Единственный раз, когда я работал вбелую, я получил травму, – напомнил ему Салли.

Строго говоря, это была неправда, но близко к ней. Одна из множества финансовых проблем Салли заключалась в том, что официально он проработал всего ничего и налогов тоже заплатил всего ничего, поэтому пенсия у него будет капля в море. А военная пенсия – вторая капля. И ему как малоимущему будет положено социальное пособие и талоны на продукты. Беда в том, что он знавал немало тех, кто живет на пособие, и не желал им уподобляться. Слишком много очередей придется отстоять, слишком много анкет заполнить, а Салли терпеть не мог и то и другое. Он еще на службе решил, что если вернется с войны живым, то больше никогда не встанет в строй, даже если этот строй – очередь за чем бы то ни было. Потому-то он, помимо прочего, и вернулся в Бат – здесь не было очередей. Да и сидеть на пособии все равно что выпрашивать милостыню, и Салли годами твердил: как только наступит время, когда он не сможет заработать ту малость, которой ему хватает на жизнь, он застрелится, – и, насколько он знал, двое-трое его знакомых охотно