Читаем без скачивания Похищение - Джоди Пиколт

— Простите.

— Это сказка о кролике, которому было очень жарко.

Я вспоминаю о Сондре.

Рутэнн складывает еще один piki и, обернув его бумажным полотенцем, протягивает Софи.

— На чем я остановилась?

— Наступила большая жара, — говорит Софи, усаживаясь перед Рутэнн по-турецки. — И животные упали духом.

— Да, и хуже всех себя чувствовал Сикьятаво — Кролик. Шерсть его покрылась красной пылью, в глазах жгло от сухости. Он захотел проучить солнце. — Она скручивает еще один конус piki. — И вот поскакал Кролик на край света, где каждое утро встает солнце. Всю дорогу он тренировался стрелять из лука. Когда он наконец туда добрался, солнце взошло на небо. Кролик подумал, что солнце трусит, и решил дождаться его возвращения. Но солнце видело, как Кролик тренировался, и решило над ним подшутить. Понимаешь, в те времена солнце всходило не так медленно, как сейчас. Оно взлетало на небо одним рывком. Поэтому на следующий день солнце откатилось подальше от своего обычного места и запрыгнуло на небо. Пока Кролик вставил стрелу, натянул тетиву и прицелился, солнце было уже так высоко, что он в жизни до него не достал бы. Кролик принялся топать ногами и кричать, но солнце только смеялось над ним. Но однажды утром, — продолжает Рутэнн, — солнце потеряло бдительность. Оно замешкалось перед прыжком — и стрела Кролика пронзила его бок. Кролик был очень рад! Он подстрелил само солнце! И вдруг, подняв голову, он увидел, что сквозь рану вытекает огонь. Весь мир, казалось, загорелся. — Она встает. — Кролик побежал к тополю, потом к саркобатусу, но ни один, ни другой не согласились его спрятать: боялись сами сгореть. И тут вдруг его кто-то позвал: «Сикьятаво! Прячься подо мной! Скорее!» Это был маленький зеленый кустик с цветами, похожими на хлопок. Кролик только успел нырнуть под него, как на куст набросились языки пламени. Все зашипело и затрещало, а потом наступила тишина. — Рутэнн смотрит на Софи. — Земля стала черной, все выгорело, но пожар прекратился. Крохотный кустик, спасший Кролика, был уже не зеленым, а желтым. И с тех пор он желтеет, стоит появиться солнцу.

— А что случилось с Кроликом? — спрашивает Софи.

— Он очень изменился. На мехе у него появились коричневые подпалины. И знаешь, он уже не такой смельчак! Вместо того чтобы сражаться, он убегает и прячется. Да и солнце теперь другое. Оно стало ярким, чтобы никто не мог долго на него смотреть, — а значит, не успел бы прицелиться и выстрелить.

Рутэнн хрустит костяшками пальцев. Серебряные и бирюзовые кольца подмигивают, как светлячки.

— Давай-ка приберем, — говорит она Софи. — А потом, если папа разрешит, можем сходить на гаражную распродажу по соседству и набрать там всякой полезной всячины.

Софи убегает в дом, оставив нас наедине.

— Вы не обязаны с ней нянчиться.

— Приятно, когда рядом есть ребенок, готовый слушать мои сказки.

— А свои дети у вас есть?

Морщины на лице Рутэнн становятся глубже.

— Когда-то у меня была дочь.

Нас всех, наверное, можно разделить по этому признаку: те, кому повезло сберечь своих детей, и те, кто их лишился. Прежде чем я успеваю подобрать слова в ответ, Софи выбегает с полным ведром песка в руках. Она переворачивает его над костром и сгребает истлевшие угли в кучу. К коленкам ее взмывает облачко сажи.

— Соф, — говорю я, — если будешь себя хорошо вести, можешь побыть с Рутэнн еще немножко.

— Конечно, она будет хорошо себя вести! — заверяет меня Рутэнн. — В тех краях, откуда я родом, имена детям дают бабушки, а манеры — дедушки. У непослушных просто нет дедушек, которые объяснили бы им, что такое «плохо». А у тебя же есть дедушка, Сива? — Она отдает Софи миску с остатками кукурузного месива. — Отнеси в кухню.

Солнце поднялось уже достаточно высоко, чтобы покусывать меня за шею. Я вспоминаю кролика с его луком..

— Спасибо, Рутэнн.

Она слабо улыбается мне.

— Смотри не промажь, Сикьятаво, — предостерегает она и уходит в дом вслед за Софи.

В семьдесят седьмом году в Аризоне человек мог отвезти свою дочь на другой конец страны, и это считалось похищением. К семьдесят восьмому году законы изменились, и за тот же поступок инкриминировали уже превышение опекунских прав, а это гораздо менее серьезное преступление.

— Эх, Эндрю, — бормочу я, корпя над книгами в арендованном конференц-зале «Хэмилтона, Хэмилтона». — Неужели нельзя было подождать еще пару месяцев?

В отчаянии я хватаю какой-то юридический талмуд и, размахнувшись, едва не попадаю в Криса, который как раз входит в комнату.

— Что с тобой? — спрашивает он.

— Клиент у меня — идиот.

— Естественно. Не был бы идиотом, не нанял бы адвоката. — Крис присаживается и откидывается на спинку стула. — Ох, знал бы ты, что пропустил вчера! Только представь: рыжая деваха по имени Лотос — и волосы, и имя настоящие — идет со мной в мужской туалет «Безумного Геккона» и наглядно демонстрирует, каких гибких женщин берут в тренеры по йоге. Плюс у нее есть подруга, которая умеет поднимать винный бокал пальцами ног. — Он улыбается. — Знаю, знаю. Ты, считай, женат. Но все же… От головы ничего нет?

Увы, ничего.

— Тогда мне срочно нужно выпить кофе. Тебе со сливками? Сахар нужен?

— Я не пью…

— Одну минуту! — И он вскакивает с места.

Меня прошибает холодный пот, стоит только представить дымящуюся, ароматную чашку в считаных дюймах от себя. Люди, в основной своей массе, не понимают главного: того промежутка между моментом, когда ты берешь чашку в руку, и моментом, когда выливаешь ее содержимое в раковину. В этом промежутке, по длительности не превышающем одну мысль, желание разрастается до таких колоссальных размеров, что голос разума умолкает под его напором. И прежде чем ты успеваешь хоть что-то возразить, кофе уже касается твоих губ…

Чтобы отвлечься, я листаю многочисленные кодексы Аризоны в надежде выяснить, существуют ли какие-нибудь оправдания для случаев похищения. И наконец мне на глаза попадается нужный абзац:

§ 13–417. Оправдывающие основания. Поведение, в ином случае являвшееся бы составом преступления, считается оправданным, если человек, находясь в здравом уме и трезвой памяти, был вынужден совершить противоправные действия и не мог избежать причинения ущерба, по масштабу не превышающего ущерб, который был вынужден предотвратить.

Проще говоря: «У меня не было другого выхода».

Жена-алкоголичка — это еще недостаточный повод, чтобы красть ребенка. Однако если я смогу доказать, что Элиза была алкоголичкой, что она не могла должным образом заботиться о дочери, что органы опеки и полиция были поставлены в известность, но не предприняли своевременных мер… Что ж, тогда у Эндрю есть шанс выйти сухим из воды. Присяжных можно будет убедить, что Эндрю испробовал все прочие варианты, что ему не оставалось ничего другого, кроме как забрать дочь и пуститься в бега… При условии, что Эндрю сможет убедить в этом меня.

Крис возвращается в конференц-зал.

— Держи! — Он толкает кружку по полированной столешнице в мою сторону. — Завтрак для чемпионов. А теперь извини, но я пойду поищу хирурга, который сможет ампутировать мне голову.

Он уходит, а я смотрю на чашку. От нее поднимается ароматная струйка пара. Я не пил кофе уже много лет, но до сих пор помню его восхитительную горечь. Я делаю глубокий вдох. После чего бросаю полную чашку — плевать на фарфор! — в мусорное ведро.

Офицер, обслуживающий приемную зону тюрьмы, кивает мне:

— Заходите в любую свободную.

Утро тихое, все двери заперты, лампы погашены. Я открываю первую дверь направо, жму на выключатель — и вижу весьма неожиданную картину: какой-то зек, спустив полосатые штаны до щиколоток, трахает свою адвокатессу прямо на столе для совещаний.

— Сукин сын! — рявкает мужчина, подтягивая трусы.

Женщина растерянно мигает, ослепленная внезапной вспышкой, и пытается вернуть на место свою обтягивающую юбку, но мимоходом сваливает на пол гору папок.

— Дайте-ка угадаю, — добродушно говорю я ей, — вы, должно быть, обсуждаете ваше членство в адвокатской коллегии?

Извинившись, я перехожу в соседнюю комнату и дожидаюсь Эндрю. Когда он заходит, я все еще думаю об этой адвокатессе — ее, пожалуй, уместно было бы назвать «защитница по назначению сюда» — и улыбаюсь.

— Что тут такого смешного? — интересуется Эндрю.

Еще неделю назад я бы рассказал ему эту историю за десертом. Но сейчас Эндрю носит такой же полосатый костюм и розовые трусы, а это весьма отрезвляющий факт.

— Да ничего. — Я смущенно откашливаюсь. — Послушайте, нам нужно кое-что обсудить.

Предъявить клиенту оправдывающие основания можно правильно и неправильно. Вы, в общем-то, объясняете ему, где находится эвакуационный выход, а потом добавляете: «Ну, если бы у вас была стремянка, чтобы долезть до него, то вы бы вышли на свободу», — и молитесь, чтобы у него в нагрудном кармане таки оказалась складная лестница. И пусть стремянка не поместится ни в одном нагрудном кармане, и пускай у него в жизни не было стремянки — главное, что он тут же отзывается: да, есть. Вам как адвокату нужно лишь намекнуть присяжным, что стремянка имеется; совершенно не обязательно ее показывать.