Читаем без скачивания Бей первым! Главная загадка Второй мировой - Александр Никонов

А добро награбленное потом по справедливости поделили. Был же уговор!

Уркаганские замашки и общая невоспитанность советского государя отражались и на его внутренней политике. Сталинские газеты, сталинские прокуроры и делегаты сталинских съездов изъяснялись полууголовным лексиконом: «…шут гороховый на посту премьера…» (о премьере соседнего нейтрального государства), «взбесившиеся собаки будут уничтожены!»

И т. д.

Это нужно представить себе!.. Вот, скажем, проходит самое официальное, самое главное, самое пафосное действо – съезд партии. Например, XVIII съезд ВКП(б). Здесь люди с трибуны не импровизируют. Здесь все говорят по бумажке. То есть горячкой и запалом поток ругательств не объяснишь. Если кто-то что-то изрыгает с трибуны, значит, это было заранее, на холодную голову, написано, кем нужно вычитано и утверждено к произнесению.

Сидит, значит, ночами офицер-делегат, лоб морщит, ругательства выдумывает. Чтоб позабористее, но при этом без хулиганства. А как тут грань уловишь? Это же искусство! Вот такое, например, слово можно употребить с трибуны или нет? Вопрос. А вот такое и эдакое уже не раз употребляли, стало быть, проверенные слова. Апробированные. Партийный лексикон. Это хорошо… Хорошо, да не совсем! Проверенные – значит, заезженные. Нельзя ж ему, боевому офицеру повторять то, что другие уже тыщу раз сказали! Какой тогда смысл в его речи, если он мало того, что то же самое скажет, да еще и теми же словами?!.. Значит, нужно еще каких-то ругательств добавить. Или мудреный оборот изобрести. Чтобы его речь чем-то от других отличалась. Сиди и думай! Карандаш грызи.

И вот выходит на трибуну Герой Советского Союза, советский офицер-пограничник и читает по бумажке:

– Пусть жалкие козявки ползают под ногами у советского слона. Пусть беснуются фашистские мракобесы. Для каждого сумасшедшего мракобеса мы найдем смирительную рубашку.

А коммунистические газеты в империи Сталина, не стесняясь, обзывают политических оппонентов режима «скотами», «мразями», «харями» и проч. Ей-богу, было в этом что-то инфантильное. А во всем режиме – что-то по-детски жестокое. Режим был жесток, как зона, на которой сидят малолетки.

Душевно незрелое общество.

Проза Суворова – смесь сахара с перцем.

Гитлеризм-сталинизм – термоядерная смесь модерна с самой отсталой, самой дикой суеверной деревней…

А советское общество – это смесь чего с чем? А советское общество представляло собой невероятную смесь любви и страха, истерических надежд на светлое будущее и патологического недоверия к мрачному сегодняшнему дню.

Диктаторы чувствуют толпу. Поразительно меткие замечания о характере и повадках народа оставил когда-то Наполеон. Ему вторил великий знаток масс Гитлер. Не худшим дрессировщиком народных толп был и Сталин.

Сталин знал: народ – это цепной пес. Сталин знал: есть у его народа поговорка – «бьет, значит любит». И она справедлива.

Этологи говорят: щенки больше любят не тех хозяев, которые их только наказывают – таких они боятся и ненавидят. И не тех, кто только ласкает и сюсюкает – таких они презирают и не слушаются. Больше всего собака любит такого хозяина, который и бьет, и поощряет.

Если ты – добрый начальник – улыбнулся кому-то, твоя улыбка ничего не стоит. Она давно девальвирована. Но если кому-то улыбнулся или кинул орден кровавый диктатор. Осчастливленный человек прослезится, возлюбит и из кожи вылезет, чтобы угодить Хозяину.

Сталина обожали. Один мой знакомый рассказывал, как отец однажды взял его – тогда еще мальчишку – с собой на первомайскую демонстрацию. Толпа шла по Красной площади. На мавзолее стоял Отец народа. На Красную площадь заходили нормальные люди – со своими разговорами, проблемами. Но по мере приближения к мавзолею толпой начинала овладевать фанатическая истерия. Которая достигала максимального градуса непосредственно перед трибуной. Лица людей необратимо менялись, глупели, сияли бессмысленным счастьем, сознание зауживалось. Все головы смотрели только на трибуну, а рты сами собой кричали что-то невразумительно лозунговое, исполненное восторгов и любви.

Но по мере удаления толпы истерия спадала. И людям становилось стыдно и неудобно друг перед другом за эту непонятную вспышку. После выхода с Красной площади отец внимательно посмотрел на сына:

– Видел?

Тот молча кивнул.

– Пойдешь еще когда-нибудь на демонстрацию? Сын отрицательно покачал головой.

Да, есть люди, на которых это не действует. Но большинство – животные. Которые в толпе любят Хозяина. А в одиночку Хозяину мрачно не доверяют, боятся его и втайне ненавидят, не признаваясь в этом самим себе. А что вы хотели? Психологический диполь. Если в одном месте убавится, в другом прибавится. И наоборот.

Пожалуй, ни в одной стране не было такого феномена, который случился в СССР после 22 июня 1941 года. Когда на мирно спящие города просып ались немецкие бомбы, рапорта сексотов НКВД отразили гуляющие в народе слухи о том, что это наши, советские самолеты бомбят советские города – для того, чтобы спровоцировать войну с Гитлером.

Советскому человеку представить себе это было легко. Если Сталин убивает и сажает собственных граждан миллионами, то какая ему разница, чем их убивать – пулями в подвалах или бомбами с неба.

Конечно, не все советские люди представляли себе тогда масштабы репрессий. Но ужас перед ними и понимание опасности сболтнуть лишнее были разлиты в обществе и воплощались во фразах типа «прикуси язык, а то сядешь» и сталинских плакатах «Не болтай!» В сталинской империи свободы слова не было. Это значит, что в сталинской империи сажали и казнили за слова. И просто так.

Однажды доблестные чекисты разоблачили в городе Иванове вредительскую группу (ст. 58–10, «антисоветская агитация») на ткацкой фабрике. Эти диверсанты выпускали ткань, в рисунке которой «с помощью лупы можно было рассмотреть фашистскую свастику и японскую каску».

Моя мама при Сталине совсем молоденькой 16-летней девочкой работала в Москве на военном предприятии. Ребенок, по сути. Детский труд при товарище Сталине был вообще в большом почете. Жила в бараке, жратвы путной не было, работали по 12 часов… И однажды она проспала. То ли будильник подвел, то ли организм уже ни на что не реагировал. В общем, не услышала. И потому проснулась за 20 минут до начала смены. Пулей вылетела из дому, и туфли надевала уже в вагоне метро. А до вагона по эскалатору бежала босиком, зажав в руках обувь.

«Сажали за 30-минутное опоздание к станку, за сломанное по неопытности (или из-за нереальных норм выработки) сверло, за порванную на испытаниях гусеницу нового танка, за то, что родился в „освобожденной“ Восточной Польше или Бессарабии, за то, что дальний зарубежный родственник прислал сдуру почтовую открытку, за невыполнение обязательного минимума трудодней», – констатирует Марк Солонин.

За предвоенную семилетку за решеткой побывало более 6 миллионов человек. Советский человек жил в постоянном ожидании тюрьмы. Советский человек жил памятью масштабных карательных операций двадцатых годов. В Советском Союзе люди от голода ели людей. При этом «в тот самый год, когда в Харькове пекли пирожки с человечиной, – пишет тот же автор, – из СССР на экспорт было отправлено 47 тысяч тонн мясо-молочных продуктов, 54 тысячи тонн рыбы, страна людоедов экспортировала муку, сахар, колбасы, подсолнечник…»

Только в 1937–1938 годах органами НКВД было расстреляно около 700 тысяч человек и более ста тысяч умерло от пыток во время «следствия» и в лагерях. Но пик арестов пришелся на 1940-й год, который стал рекордным по числу осужденных…

Весь этот кровавый абсурд не мог не отразиться на психике нации. Психологически советский человек-истерик был равно готов к совершенно противоположным вещам – и к великому героизму, и к великой подлости. А на макроуровне это воплощалось в том, что одна и та же армия – практически одни и те же люди! – сначала освобождала Венгрию от фашизма, а потом заливала ее кровью венгерского народа. Собранный в управляемую толпу homo sovetikus мог мужественно идти в штыковую. А оставленный без присмотра и чуткого руководства – трусливо сдавался, опускал руки, проклиная своих командиров и любимую советскую власть. Без плетки система уже не работала. Орган, который отвечал за самостоятельное действие, был полностью атрофирован.

Многие думают, что 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная Война – ВОВ. Это не так. 22 июня начался ВОД – Великий Отечественный Драп. При крике «Немцы!» солдаты бросали винтовки, танки, минометы, обрезали постромки лошадей, влекущих пушки. И драпали, с ходу перепрыгивая двухметровые заборы.

То состояние подавленности, апатии и паники, охватившее homo sovetikus,ов, наряженных в солдатскую и офицерскую форму, которое приключилось с Красной Армией в июне-июле 1941 года, описано во многих мемуарах. Но лучше всего это состояние передают цифры.