Читаем без скачивания Цезарь в тесте - Иван Дубинин

— Никогда! — заверила я его.

— Ну, в смысле, — слегка смутился он, наверное, от своей строгости ко мне, — Вы нам в любой момент можете понадобиться.

— Я могу к тебе переселиться. Временно, — предложила я.

— Не надо! — твёрдо сказал Константин.

— Хорошо, я буду по соседству.

— И ещё, — он выдержал паузу и повелительным тоном продолжил, — я надеюсь, что в связи с безвременной кончиной твоего заказчика, ты прекратишь свою бурную расследовательскую деятельность.

А вот тут, Костинька, ты глубоко ошибаешься! Именно сейчас я и развернусь на полную силу. И хоть теперь мне никто не заплатит, но дело чести для меня — распутать этот клубок змей.

Понятно, что такую тираду нельзя было произносить вслух. Поэтому в ответ я лишь мило улыбнулась и покивала головой.

Итак, события приняли совершенно неожиданный поворот. Рисухин умер. Труфанов убит. Кто же этот таинственный злодей, который хладнокровно разыгрывает свой кровавый спектакль? Неужели и вправду — тихая, неприметная Клавдия Егоровна, скрывавшаяся под личиной скромной труженицы? Что ж, вполне возможно. А мотив? Её устроили на работу Натальины родители. Наверное, у них были доверительные отношения. Естественно, и к Наташе она испытывала дружелюбные чувства. Может быть, она даже любила ее, как дочку. И вдруг Наточка странным образом помирает. Клавдия Егоровна очень подозревает в причастности к этому Николая Степановича. Несмотря на его показную заботу об её здоровье. Тем более что он вскоре женился на молодой вертихвостке. И возмущенная женщина вершит свой суд. Она вкладывает орудие мести в руки осиротевшего Виталия, и первой под прицел попадает именно эта нахалка. Настаёт очередь Труфанова. Но тут вышла небольшая промашка. Неожиданно появляюсь я и путаю убийце все карты. Клавдия Егоровна прикидывается ошеломлённой безвинной свидетельницей. Но главное дело сделано — ненавистный враг мёртв.

Ну, хорошо, а уши зачем отрезать? Кстати, их так и не обнаружили нигде. Она их что, съела? А, может, не подоспей я вовремя, кухарка б ему еще кое-что поотрезала? А Рисухина убила тоже народная мстительница? Почему — убила? Он мог сам умереть. От инфаркта, от инсульта, от экстаза! От чего ещё могут умирать экзальтированные художественные натуры? И монету она украла? Уж если валить, то всё в одну кучу! Вполне вероятно. Чтобы больнее досадить Труфанову. И передала её, скажем, Рисухину. Или Алине. Стоп. Но Клавдия Егоровна говорила мне… Говорила. Слова для того и нужны, чтобы скрывать свои истинные мысли. Короче, надо срочно встретиться с Натальиными родителями, уточнить, что за штучка такая, домработница Клавдия Егоровна. Да и с Алиной хорошо бы побеседовать. Но это уже завтра, на сегодня с меня хватит адреналина.

Люди не одинаково реагируют на стрессовые ситуации. Это и понятно, у всех разный темперамент нервной деятельности. Там, где сангвиник рассмеётся, меланхолик заплачет. И спасается каждый по-своему. Одним сразу надо напиться, другие на нервной почве начинают беспрестанно есть. Мне ни первое, ни второе категорически не подходит. От водки я становлюсь разболтанной, как старая гайка, а к еде у меня с детства привито стойкое отвращение. Это я сейчас немного похожа на особь женского пола, а раньше я была худая и бледная, как насос от гоночного велосипеда.

Вот Карина Пузыкина, моя консерваторская подружка, та на аппетит никогда не жаловалась. Она ела всё время, когда находилась в сознании.

— Это меня успокаивает, — объясняла Кара своё пристрастие к еде.

В ее большом расплывчатом теле пугливо ютилась легко возбудимая нервная душа.

Нервы, всё — нервы. Поэтому у нас так много толстых людей. Причём, толстые люди сами себя обжорами не считают. Надюшка по-врачебному с сочувствием и пониманием относится к таким людям.

— Запомни, Столя, — как-то сказала она мне, — если толстый человек уверяет тебя, что он ничего не ест, верь ему, это чистая правда. Потому что он не ест, он жрёт!

— Господи, — говорит толстяк, — да сколько я ем? Всего понемножку. Ну, кастрюльку борща, котлеточек пару десятков. С макаронами. Килограммчик колбаски с салом. Сало отдельно. Тоже килограмм. Картошки жареной сковородочку. С огурчиками и помидорчиками. Бутылёк молочка с десятком булочек. И всё!

Как подшучивала над собой в таких случаях моя мама:

— Наверно, думает живот, что сдурел рот!

Короче, нервы у людей расшатаны до предела.

В мои студенческие годы нас посылали на помощь колхозам. Помню, собирали мы помидоры. В нашей бригаде был Витя Коротун. Он, как и другие ребята, занимался в основном погрузочно-разгрузочными работами. Небольшого росточка, но крепыш, он, как и все маленькие люди, втайне страдал «комплексом Наполеона». Поэтому при любом удобном случае старался продемонстрировать свою силу и сноровку. Однажды он нагнулся, чтобы поднять тяжёлый ящик с помидорами, напрягся и… как пукнет! Мы замерли в растерянности, не зная, как реагировать. А Витёк лишь огорчённо покачал головой:

— Нервы — ни к чёрту!

Все грохнули от смеха.

И потом, когда возникала напряженная ситуация или кто-то вытворял что-то невообразимое, звучала эта легендарная фраза, и обстановка разряжалась.

Так вот, я заметила, что лично мне хорошо снимает нервное напряжение беготня по магазинам. Как хорошо, что я сегодня не взяла машину, а то были бы проблемы и у пешеходов, и у моих коллег-водителей.

Выбравшись из роковой квартиры, я ринулась за своим спасением, на ходу скупая всё вкусненькое, что попадалось мне на глаза. Надо же мне своих питомцев подкормить. А то — найду ли я истинного убийцу, это еще вопрос, а вот что своих домашних заморю голодом, так это уж точно. Я окончательно успокоилась, когда опустел кошелёк. Это, конечно, хорошо (я имею в виду нервы), только, честно говоря, не знаю, какой из методов разрядки всё-таки лучший? А, вернее, выгоднее.

ГЛАВА 20

На следующий день я отправилась на Курский вокзал. Ехать мне предстояло в подмосковные Электроугли. Конечно, я полагалась на удачу, Натальиных родителей могло и не оказаться дома. Осень всё-таки. Пенсионеры дорабатывают на дачах. Впрочем, есть ли у них дача, я тоже не знала. От станции мне пришлось еще добираться на автобусе. Вскоре я вышла на Пионерскую улицу и нашла нужную мне девятиэтажку. Боже, под боком у суматошной Москвы, а какая разница! Тихо, спокойно и даже уютно. Наверное, и люди здесь степенные, согласно жизненному ритму.

Мне сегодня явно везло. Не всё же время судьба будет подсовывать гадости. На мой звонок в квартире послышалось какое-то движение, и дверь без спросу отворилась.

— Здравствуйте, — сказала я. — Это квартира Мурашкиных?

— Да, — мило улыбнулась мне женщина увядающих лет, но приятно ухоженная. Сразу бросались в глаза свежий домашний халат и молодящая её химическая завивка русых волос.

— А Вы, наверное, Надежда Николаевна? — спросила я.

— Да, — радостно подтвердила она.

Теперь настала очередь представляться мне.

По дороге сюда я думала, как это лучше сделать. Ведь мне придётся сообщить им о смерти Труфанова. Я, конечно, не знаю их взаимоотношений, но они всё-таки родственники. И хоть тема «тёща-зять» наиболее популярна в анекдотах и обозначена там довольно-таки конкретно, но в жизни чаще всего бывает наоборот. Тёща с зятем неплохо уживаются. Подленькие рассказики сочиняют обиженные неудачники. А настоящая война, правда, скрытая в тени, идёт между свекровью и невесткой. Но мужчинам о ней знать не полагается. Да они и сами не хотят и всячески избегают этого.

Как же мне представиться? Сотрудницей ФСБ? Частным детективом? Наверное, в любом случае их больше всего интересует судьба своего несчастного внука.

— А я — Ламанова Евстолья Анатольевна. Занимаюсь вопросом освобождения вашего внука из тюрьмы.

— Заходите! — оживилась бабушка. — В зал, пожалуйста. Не люблю на кухне гостей принимать, там не тот дух!

В комнате веяло прохладой и… постоянством. Всё стояло на своих давно проверенных местах. Она усадила меня за стол, и сама устроилась напротив.

— Я работаю частным сыщиком, — объяснила я, — и Николай Степанович Труфанов нанял меня отыскать настоящего преступника, чтобы вызволить сына.

Надежда Николаевна согласно закивала головой, и её глаза наполнились слезами.

— Бедный мальчик. Бедный мальчик.

— Я уже нашла этого злодея… почти. Но вчера… — мне давалась эта фраза с трудом, — вчера… убили Николая Степановича.

Женщина застыла, ошарашено глядя на меня. Она услышала страшную новость, обожглась ею, но еще не осознала.

— Николая Степановича убили? — Затем всплеснула руками. — Боже мой! — Она вскочила со стула. — Серёжа! Серёжа!!

В комнату вошёл высокий жилистый мужчина с седым бобриком на голове. На нём по-домашнему был надет коричневый спортивный костюм. В руках он держал газету.