Читаем без скачивания Приятель фаворитки. Царственный пленник - Хоуп Энтони

Действительно, такое спасение было почти чудом: избежать свадьбы, предназначенной самим королем Людовиком, да еще с такой целью, было не шуткой.

– Конечно, мы могли бы бежать и после свадьбы, но это было бы уже не то, – улыбнулся я. – Да, это не устроило бы нас, – продолжал я шутить, – и создало бы неприятные осложнения… Не так ли?

– Поедете вы в Дувр? – не обращая внимания на мои слова, спросила Барбара.

– Как Бог даст! – несколько строптиво отозвался я. – Во всяком случае я правлю лодку к земле; последняя все-таки надежнее моря, хотя и Дувр далеко не безопасен для вас, мисс Барбара.

– Я ничего не боюсь, пока вы со мною, Симон. Вы ведь не оставите меня, пока я не буду с отцом, не правда ли?

– Конечно, нет, – ответил я. – А где теперь лорд Кинтон?

– Он в Лондоне. Ведь даже король не сможет ничего сделать, когда я буду с отцом.

– Тогда скорее в Лондон, – решил я. – Видите вы берег?

– Вижу маленькую бухту на берегу и дуврский замок по левую руку.

– Пристанем к бухте, – сказал я, – а потом постараемся добраться до Лондона.

Вдруг у меня явилась нежданная мысль. Я сложил весла и достал свой кошелек, я увидел там одну-единственную гинею; все мои деньги остались в чемодане на корабле французского короля, я позабыл и думать об этом. Что может быть ужаснее положения мужчины без гроша в кармане, да еще имеющего даму на своем попечении? Я почувствовал, что готов был заплакать с досады. Гинеи хватило бы на то, чтобы прокормиться нам до Лондона, но тогда пришлось бы идти пешком.

Взглянув на меня, Барбара увидела мое смущение и воскликнула:

– Что с вами, Симон?

«Может быть, у нее есть с собой деньги, – подумал я. – Придется попросить у нее».

Я протянул ей свою монету на ладони и произнес:

– Вот все, что у меня есть; король Людовик увез остальное.

– Я не подумала о деньгах, – сконфуженно проговорила Барбара. – У меня их тоже нет. Я отдала свой кошелек на хранение горничной, он тоже на корабле короля.

Вот было обидное положение. Все наши планы должны были рухнуть из-за такой ничтожной вещи, как деньги! И все-таки я был доволен, что их не было у нас обоих; все-таки у меня была гинея, и я мог помочь своей спутнице. Мне было приятнее иметь эту одну монету, чем если бы у нее их была сотня.

У Барбары не было и этого утешения. Нужда в деньгах была новым затруднением и притом совершенно нежданным. До сих пор она имела все, что могла пожелать, никогда не думая о том, откуда это берется. Не иметь возможности нанять лошадей для нее было тем же, что не иметь куска хлеба.

– Что мы будем делать? – воскликнула она в большем отчаянии, чем от всех предыдущих тревог этой ночи.

У нас были с собой ценные вещи: кинжал короля Людовика и его бриллиантовый перстень. Однако к чему они нам, если мы не могли их продать? Предложить их в обмен на почтовую карету было бы странно и возбудило бы подозрение. Было сомнительно, чтобы даже в Дувре нашелся какой-либо еврей, который согласился бы купить у меня кинжал, да и показаться туда днем для меня было опасно.

Взяв весла, я снова стал грести; берег был уже не больше, чем в двух милях расстояния. Солнце ярко светило, и маленькая бухта как будто манила нас. Но что значило все это для человека, имеющего одну гинею в кошельке?

– Что мы будем делать? – повторила Барбара. – Вам не к кому обратиться, Симон?

Мне казалось, что не к кому. Герцогу Букингэмскому я не мог довериться – он был союзником Монмута; Дарелл, называвший себя моим другом, был слугой Арлингтона, а довериться тому было мудрено. Кроме того, все это навело бы на мой след, а это было опасно.

– Так-таки никого нет, Симон? – повторила Барбара.

Мне пришло в голову, что есть человек, который охотно и щедро помог бы мне. Если бы мне удалось благополучно и тайно добраться до известного дома в Дувре, там я мог достать денег хотя бы в силу нашего старого знакомства. Но захочет ли Барбара принять одолжение из этих рук? Сравнительно мало зная женщин, я не мог даже предположить, как она примет такое предложение, и все-таки не смел сказать, на кого была моя единственная надежда в Дувре. Ввиду этого я старался придумать способ доставления ей этой помощи, не открывая ее источника, за что, право, совесть не особенно мучила бы меня.

– Я все думаю, к кому бы я мог обратиться и как быть, если бы таковой нашелся.

– Разве у вас нет никого, кому бы вы могли довериться? – спросила Барбара.

– А вы разделили бы это мое доверие и приняли бы услугу, принятую мной?

– Конечно! Ведь у меня нет выбора, – печально сказала она.

– Вы обещаете мне это?

– Да, – без колебания ответила она, что несколько смутило меня: мне стало стыдно за мою хитрость.

Мы уже были у берега, и киль лодки врезался в песок. Мы высадились в тени скал маленькой бухты. Вокруг все было пустынно; виднелся лишь один небольшой домик, стоявший недалеко от берега, на выступе скалы; он походил на рыбачью лачужку, но там, вероятно, возможно было добыть завтрак, на который пригодилась бы моя гинея. Я предложил Барбаре присесть и отдохнуть в защищенной со всех сторон расщелине скалы, пока я пойду попытать счастье в лачужке. Она согласилась не особенно охотно и следила за мной взглядом, когда я пошел по берегу, стараясь по возможности держаться в тени скал. Конечно, лучше было бы не рисковать такой прогулкой, но не стоило спасаться, чтобы умереть с голода.

Лачужка была недалеко, и я скоро подошел к ней. Было почти шесть часов, и ее обитатели, должно быть, уже встали. Интересно было бы знать, поехал ли герцог Монмут искать Барбару и меня в гостиницу «Веселый моряк» в Диле? Или он уже знал, что птичка вылетела из его ловушки, чтобы попасть в руки де Перренкура, который так рыцарски обошелся с ним? Это я не мог угадать. Я уже подошел к рыбачьей лачужке и вдруг остановился, пораженный удивлением и ужасом. При свете яркого утра я увидел у порога лачуги человеческий труп; его широко раскрытые глаза смотрели в небо, коричневый кафтан был весь в грязи, на груди зияла широкая рана, а рука сжимала рукоятку длинного ножа. Лицо трупа было мне хорошо знакомо, я его видел каждый день утром и вечером: это было лицо Джона Велла, моего слуги, раба Финеаса Тэта, из-за которого он погиб теперь бесславной смертью.

Это зрелище вызвало во мне дрожь ужаса и заставило быть еще более осторожным. Ведь оба герцога были, хотя и против своей воли, посланы в погоню за этим человеком. Не по их ли вине он лежал теперь убитым? Может быть, он искал в этой лачужке убежище, а нашел в ней свою гибель? Мне было жаль Джона, хотя я сам чуть не сделался жертвой заговора, составленного им и Тэтом против короля. Теперь своею смертью он предостерегал меня, как бы в вознаграждение за сделанное мне зло. Я приподнял шляпу и, осторожно обойдя труп, подошел к открытому окну лачужки, находившемуся невысоко от земли. Внутри дома слышались голоса. Я приник к окну, прислушиваясь:

– Лучше бы этот каналья не сопротивлялся, – сказал один голос, – но он налетел на меня, как тигр; мне поневоле пришлось пустить в ход шпагу. Король будет доволен теперь.

– О, проклятие королю, хотя он и отец мне! Вы слышали, когда я вернулся со своих поисков по городу, ища вас или герцога Букингэмского… кстати, где он?

– Должно быть, давно в своей кровати, ваше высочество.

– Ленивая собака! Так вот когда я вернулся, то узнал, что она уехала с Людовиком. Пусть теперь король сам разыскивает своих заговорщиков. А кто поехал с ними?

– Вы удивитесь, ваше высочество, когда узнаете, что поехал Симон Дэл.

– Негодяй! Так это был он? Однако хорошо же он нас одурачил! Значит, он был на жалованье у Людовика и служил ему. Я перережу ему горло, если он попадется в мои руки.

– Прошу ваше высочество разрешить сделать это мне.

– Очень благодарен, лорд Кэрфорд! – шепнул я под окном.

– Теперь незачем ехать в Диль! – вскрикнул Монмут. – Ах, если бы этот негодяй был тут! Она уехала, Кэрфорд. Первая красавица при дворе! Она попала в лапы Людовика! Ах, если бы я был королем!