Читаем без скачивания «Господь дарует нам победу». Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война - Михаил Витальевич Шкаровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С осени 1943 г. представителей ленинградского духовенства стали привлекать к участию в общегородской общественной работе. Так, протоиерей Павел Тарасов участвовал в деятельности городской специальной комиссии, а протоиерей Николай Ломакин – в городской и областной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. Митрополит Алексий вел переговоры о подготовке и издании книги о патриотической работе в Ленинградской епархии в годы войны (в итоге книга не вышла). А 11 октября 1943 г., по поручению Президиума Верховного Совета СССР, впервые за все годы советской власти 12 ленинградским священнослужителям были вручены правительственные награды – медали «За оборону Ленинграда». Позднее этой медалью наградили еще несколько клириков, но отнюдь не всех. Так, протопресвитер Павел Фруктовский, понесший столько трудов в 1941–1942 гг., оказался обойденным. Причиной послужил факт его высылки из Ленинграда в 1935 г. Всего же правительственные награды получил 21 ленинградский священнослужитель, в том числе 12 – две медали: «За оборону Ленинграда» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Происходили и другие перемены. 14 декабря 1943 г. Ленинградскому митрополиту разрешили иметь технический аппарат, и 15 апреля 1944 г. в здании Никольского собора открылась Епархиальная канцелярия[271].
Во всех этих преобразованиях, как уже говорилось, существенную роль сыграла патриотическая деятельность Русской Православной Церкви. Ее проявления были очень многообразны. Сотни священнослужителей, включая тех, кому удалось вернуться к 1941 г. на свободу, отбыв срок в лагерях, тюрьмах и ссылках, были призваны в ряды действующей армии. Многие иереи к началу войны остались без прихода, без паствы и призывались на общих основаниях. Десятки из них защищали город святого Петра или служили потом в Ленинградской епархии. Орденом Славы третьей степени был награжден пулеметчик, будущий протоиерей Стефан Козлов. В последние годы своего служения он был клириком петербургского храма святого-князя Александра Невского. Личное мужество в боях за Родину проявил священник Тихвинской церкви с. Романшино Лужского района Георгий Степанов, награжденный медалью «За отвагу»[272]. Будущий архиепископ Пермский Никон (Фомичев) в период блокады служил начальником военно-восстановительного поезда Октябрьской железной дороги, имел несколько наград. Сразу же после окончания войны – 17 июня 1945 г. – он был рукоположен в Ленинграде во диакона, а 12 мая 1946 г. – во иерея.
Когда в 1985 г., к 40-летию победы, в Ленинградской епархии составили список своих здравствующих священнослужителей – участников Великой Отечественной войны, то их оказалось 23 человека. Вот лишь некоторые примеры: викарий епархии архиепископ Мелитон (Соловьев) воевал на фронте в звании лейтенанта; настоятель Александро-Невской церкви пос. Волосово протоиерей Петр Лебедев, инвалид войны, был награжден орденом Славы третьей степени; протодиакон Серафимовской церкви Ленинграда Виктор Комаров был старшиной роты в 3-й Ленинградской дивизии; диакон Лужского собора Николай Одар-Боярский защищал Ленинград в звании гвардии старшина; протоиерей Никольской Большеохтинской церкви Виктор Сашин служил младшим лейтенантом, был ранен и т. д.[273]
К сожалению, почти не сохранились воспоминания служивших на Ленинградском фронте священников. Одним из немногих исключений является рассказ московского протоиерея Бориса Пономарева (принявшего сан после войны), который был призван в армию 23 июня 1941 г. и сразу попал в Ленинград, где служил около трех лет: «Меня спрашивают, какое ваше самое сильное впечатление от войны? В самое тяжелое время блокады Ленинграда… недалеко от входа (на кладбище) мы увидели девочку лет тринадцати, склонившуюся и стоявшую на одном колене. На ней была шапка-ушанка, и вся она была немного занесена снегом, а сзади на санках был труп женщины, умершей от голода, – видимо, мать девочки, которую она не успела похоронить (и замерзла сама). Эта страшная картина потрясла меня на всю жизнь…
В первые дни войны я видел сон – большое изображение иконы Покрова Божией Матери. После этого у меня появилась уверенность в том, что нас защищает Царица Небесная… В 1942 г. в Ленинграде (после госпиталя) у меня была возможность побывать в Никольском соборе. В храме в это время читали часы и находились истощенные голодом люди… Я спросил: «Когда совершает богослужение митрополит Алексий?». Мне ответили, что владыка находится в алтаре… Митрополит Алексий очень милостиво благословил меня и спросил: «Вы, наверное, прислуживали в храме?». Я сказал, что да, и сказал, где. Владыка заметил, что хорошо помнит служившего там владыку и его мать. Я дерзнул предложить митрополиту Алексию свою порцию хлеба, а он ответил: «И вам так же трудно переносить блокаду и голод. Если можете, передайте матушке-алтарнице». Владыка меня спросил, когда война кончится, буду ли я служить при храме. Я ответил: «Владыка, у меня призвание с детства: не оставлять храм». Я положил земной поклон перед престолом, и владыка меня благословил и дал служебную просфору, очень маленькую, размером с пуговицу. После снятия блокады у меня бывали увольнительные, и в будничные дни мне доводилось читать в Никольском соборе часы… В первый день Пасхи верующие приносили освящать маленькие кусочки хлеба вместо куличей. Какое было утешение для всех ленинградцев, что в храмах осажденного города ежедневно совершалось богослужение»[274].
Следует отметить, что некоторые священнослужители в период блокады писали антифашистские стихотворения. Например, протоиерей Павел Тарасов 20–22 марта 1943 г. сочинил два, хотя и неумелых, но искренних стихотворения. Одно было посвящено родной армии:
«…Пусть знает подлый враг, что нет той силы,
Что сможет полонить советский наш народ.
Что воин наш – сын Родины любимый,
С победой все идет и все пойдет вперед».
Другое стихотворение называлось «Гитлеру»:
«…Над миром ты всюду несчастье,
И голод, и слезы несешь.
Но близок уж день тот, когда ты
Своей головы не снесешь…»[275].
Знаменитая блокадная поэтесса Ольга Берггольц, по свидетельству ее сестры Марии Федоровны, была верующей, как и другая прославленная ленинградская поэтесса Анна Ахматова (эвакуированная в Среднюю Азию в конце 1941 г.). Символично, что Церковь участвовала, хотя и косвенно, в открытии «Дороги Жизни». Многовековые записи наблюдений за Ладожским образом валаамских монахов позволили гидрографу Е. Чурову сделать прогноз поведения Ладожского льда[276].
Торжественно и празднично отмечалось ленинградским духовенством и верующими полное освобождение города от вражеской
