Читаем без скачивания Атаман - Андрей Посняков

Кормчий важно кивнул:

– Левое плечо – греби… р-раз. Правое – суши весла… Р-раз! Р-раз! Р-раз! Теперь левое плечо – суши, правое – весла на воду… Оп! Оп! Оп! Суши-и-и весла! Причальные на нос… брысь!

Егор подвинулся, давая возможность действовать причальной команде – двум шустрым парням-ватажникам, живенько подтащившим ушкуй к самой мели за брошенный швартовый канат. Бросили и якоря, неглубоко – мель все же, но для такого судна – осадка в полтора локтя – никакая мель не страшна… ну, почти никакая.

Несмотря на конфуз с мачтой, Вожников улыбался, подставляя свежему речному ветру разгоряченное знойным солнцем лицо. Вдруг вспомнилась Ладога, как ходили с реконами на драккарах где-то под Приозерском, как попали в волну, гребли… А потом смеялись, пили… Хороший выдался драккаринг, как, Бог даст, и сейчас.

Кстати, юный кормчий Кольша Дремов, он ведь оттуда же был, с Ладоги, можно сказать – земляк. С раннего детства на большом челне с отцом за рыбой хаживал, пока как-то в бурю не сгинул отец да и все его родичи, а Кольша, помыкав горя, подался в ушкуйники – те же ватажники, только на стремительных речных ладьях – ушкуях. Ох, как их боялись! И надменные московиты, и белоозерцы, и особенно – ордынцы, татары. Эти аж плакали слезно да князя московского Василия умоляли хоть что-нибудь с ушкуйниками проклятыми сделать, а иначе – у-у-у – снова набег, и гореть, пылать огнем неугасимым коварной да сребролюбивой Москве! Туда, впрочем, ей и дорога бы, никто б особенно не расстроился, ни Ярославль, ни то же Белоозеро, ни Ростов, ни Нижний, а уж тем паче – Господин Великий Новгород. Хитра Москва, к своим жестока, к татарам угодлива – до Дмитрия Ивановича, отца нынешнего Василия, князя, дань для татар собирала, «ордынский выход». Сколько в Орду шло, а сколько к рукам алчных московских князей прилипало – знает ли кто? Потом сколько-то лет не платили – в Орде замятня была: два десятка ханов на престоле сменились, один другого побив. Не ясно было, кому платить, пришел какой-то непонятный темник Мамай, сказал – мне, а Дмитрий Иваныч ответил: шиш! Не ты хан истинный, а Тохтамыш, ему и платить буду а ты – накось, поди, выкуси! Победили, разгромили Мамаевы рати на Куликовом поле, сразу к Тохтамышу, истинному царю ордынскому, гонцов – радуйся! Потом, правда, какая-то непонятка-разборка вышла – Тохтамыш войско на Москву послал; Дмитрий Иваныч сбег, спрятался, семью свою бросив. Потом помирились, сговорились о дани, снова платить начали… Потом Тимур-Тамерлан, завоеватель грозный, до Ельца дойдя, Тохтамышевы рати побил. Побил и ушел – к себе в Маверранахр, там тоже что-то не шибко мирно было, да и в Орде снова – замятня. Опять некому платить. Потом Едигей, хан сибирский – откуда и взялся? – заново к дани принудил. Однако нынче слухи пошли – трон-то под ним шатается сильно. То людишкам вольным новгородским – ушкуйникам – на руку. Им хорошо – Орде поганой плохо. Можно да нужно, в поход – серебра-золотишка ордынского поиметь да освободить христианские души: невольников – ярославцев, владимирцев, нижегородцев, рязанцев, новгородцев да тех же московитов, всех, в набегах с Руси-матушки под татарское ярмо уведенных. Гори, земля, под ногами ордынскими, кипи от крови басурман Итиль-Волга! Во веки веков, аминь! Кто на Бога и Великий Новгород?!

Боевая речная ладья – отличное судно. На взгляд Егора, куда лучше того драккара, что в Приозерске реконы строили. Гладкая вся, верткая, быстрая – и под парусом идти может, и на веслах, осадка небольшая, мощный – из одного дерева – киль, восемь банок для гребцов – восемь пар весел. Прозвали такую ладью ушкуем – так медведя белого новгородцы зовут, что в странах полночных водится. Хитрый зверь, сильный, беспощадный, умный – как и все ушкуйные рати, а таких много – иногда и в сто, и в двести, и в триста ладей на Орду хаживали – жгли, устрашали, русскую мощь показывая, богатства привозили немереные, а самое главное – полоняников выручали из гнусного ордынского рабства. Оттого и молились многие за ушкуйников, хоть, чего греха таить, – лиходейничали, чего ж. Однако и о людях русских не забывали, а у тех, кто в Орде томился, всегда надежда была. Эх, если б не гад поганый – московский князь – двурушник чертов, ордынский прихвостень, – ежели б он не вставлял палки… Глядишь, и пала б Орда куда быстрее, глядишь, и кровь русская не так сильно лилась бы.

За этим-то они сюда и пошли, на Итиль. Нет, не за богатством – хотя и оно играло свою роль тоже – а выручить пленников, целый список у новгородского гостя Михайлы Острожца имелся.

Вожников вспомнил, как комментировал, перечисляя, купец:

– Игнатов Парфен, златых дел мастер из Ярославля, за него отец целую полтину дает, а ордынец в пять раз больше просит, иначе, говорит, убьет просто или в Сарай продаст – а там ищи-свищи. Заглодов Кувал, владимирский гость торговый, также у того же ордынца – тот просит дорого, а мы куда меньше возьмем… Кузнец местный, Аким, за дочерей да жену свою, да за сына малолетнего, Митрия, просил, коли кто жив, их этой зимой угнали. Онисим Микулич, земляк, гость новгородский заморский много за кого просил… тут указаны. Все, за кого прошено, у одного – сотника татарского Берды-бея. В Жукотине того Берды-бея искать.

– А как так случилось, что все к одному попали? – удивился тогда Егор.

Купец лишь прищурился, однако пояснил, не важничая – это, мол, Егор, список так составлен – чтоб под именно этого сотника.

– Он где-то там, под Жукотином, летом кочует – стада там у него, земли, и пленников там же, при себе, держит. Ваше дело – кочевье его сыскать и… ну, дальше понятно. Да! – опять же предупредил Михайло. – Ежели там и других полоняников ослобоните, за коих никто не просил, не платил… что ж – пущай с вами домой возвращаются или наособицу, коли в ладьях места на всех не хватит.

– Думаешь, много таких будет?

– А то ж!

Вожников только диву давался: вот так и вел новгородский гость свой побочный бизнес – цинично и вместе с тем христолюбиво: снарядил, вот, ватажку да послал из плена освободить – но плату, надо сказать, с родственников брал умеренную, куда меньшую, чем выкуп в Орде просили. Ладьи-ушкуи за свой счет снарядил, а ватажку и нанимать не надо, так что еще непонятно, кто кого весною развел – Чугреевы людишки купца или он их.

– Я в Нижнем буду, – напутствовал ватажку Михайло. – Усадебка там у меня, как раз близ речки, поночевать можете, сколь хотите. Вернетесь и с честию, да с людьми, – хорошо, а ежели по пути богатств ордынских прихватите – то еще лучше. За оружие да ладейки расплатитесь – и свободны… хе-хе… может быть.

Антип зыркнул исподлобья:

– Чего ж может быть?

– А взаимовыгодные-то дела зачем прерывать-то?

Так и сговорились, сладились, да как чуть спала вода – пошли с другими купцами в Нижний, там Острожец без обмана ушкуи да оружие купил, а потом вновь на последнее слово вызвал.

– Предупредить хочу – по пути в Жукотин чтоб нигде не безобразили, туда с вами два важных человека едут, в Булгар-город – почти по пути – их доставите с честию. Да вот они…

Он кивнул на сидевших поодаль – а дело было в корчме – мужиков в недешевых кафтанах, да еще и со свитой. Только эти мужики подошли, как Чугреев с Егором ахнули, разом узнав:

– Иван Борисыч! Данило! Вот так встреча.

Братья, впрочем, особого восторга не выказали:

– Встреча как встреча.

К Егору, правда, отнеслись милостиво, старший, Иван Тугой Лук, даже спросил:

– Ну, как жизнь, Егорша?

– Да помаленьку идет.

– Ты захаживай к нам, пока в пути. Поболтаем.

Вожников заглянул к Борисовичам уже ближе к ночи, когда ватажники, выставив часовых, полегли спать – кто в шалашах, кто в ушкуях, а кое-кто – и просто на траве, бросив под себя кафтан или плащик. Братья, однако же, разбили шатер – конечно, не сами, окромя воинов крутилась около них всякая теребень, видать, наняли слуг.

– А, Егорша! Явился, так заходи, гостем будешь. Медку стоялого хошь?

Молодой человек и не думал отказываться: дают – бери, бьют – беги. К тому же медок оказался вкусен и хмелен изрядно.

– Ух, хорош! Ну, за ваше здоровие.

– И тебе, Егор, не хворать. Как житье-бытье-то?

Братьев – видно было – с выпитого тянуло поболтать, просто так, «за жизнь», и Вожникова-то они, судя по всему, для того и позвали – пообщаться. А с кем еще? Ну не со слугами же? Кстати, новоявленного атамана Антипа Чугреева Борисовичи, как и раньше, себе ровней не считали, разговаривая, цедили слова через губу. А вот с Егором общались нормально – пусть немного с покровительством, но вполне задушевно – чувствовалась во всем этом какая-то тайна, и Вожников надеялся ее со временем раскрыть – все ж до Булгара самого плыть вместе с князьями.

– А что вы не в моем ушкуе плывете? – вскользь поинтересовался Егор. – Глядишь, веселей было б.

Братья быстро переглянулись, и старший ответил:

– Веселей-то веселей… Одначе – невместно. Ты, Егорша, хоть и знатного роду, но о том никто, кроме нас, не знает не ведает, так?