Читаем без скачивания В кольце твоих рук - Ли Бристол

Такого Саймона Сторм еще не приходилось видеть. Однако это не напугало ее, а лишь заставило сердце биться чаще. Желая хоть как-то узнать, что будет дальше, Сторм произнесла:

— Чего ты добиваешься, фермер? Думаешь, тебе удастся завладеть Сторм О’Малли?! Ты вдвойне дурак, если так считаешь!

Глаза Сторм сверкали, а через загорелую кожу проступала краска гнева. Волосы ее, после ванны снова приобретшие блеск, разметались но плечам, а несколько непокорных прядей прилипло ко лбу. Грудь Сторм высоко вздымалась, и Саймон вдруг вспомнил, как его руки ласкали эти округлости, а ее руки, теперь сжатые в кулаки, ласкали его тело… На минуту им вдруг овладело яростное желание повалить ее, сломить, дать ей почувствовать его силу… Ему захотелось овладеть ею прямо сейчас, на лестнице, но еще крепче сжав ее плечи, он лишь спокойно произнес:

— Завтра утром я собираюсь отвезти тебя в Северную Каролину. Так что на твоем месте я бы отсыпался, а не разгуливал по дому — путешествие нам предстоит долгое.

Сторм удивленно уставилась на него. В Северную Каролину? Возможно ли это? Значит, он все-таки не предал ее? Он отвезет ее туда, где ей ничто не грозит…

— К Идену? — прошептала она.

Саймон вдруг почувствовал волнение. Стало быть, Спотсвуд был прав — план уже начинал работать.

— Я собираюсь, — голос его прозвучал так резко, что он и сам удивился, — отвезти тебя в мое имение. Там ты будешь в безопасности, пока не подойдет время твоего суда. — И уж совсем без надобности добавил: — Я делаю это по просьбе губернатора Спотсвуда.

Спотсвуд… суд… Уже второй раз за этот день Сторм пришлось пережить разочарование в Саймоне. Она чувствовала себя так, словно что-то изнутри разрывает ее на части. Значит, он освободил ее лишь для того, чтобы она не смогла избежать суда!

— Свинья! — Сторм снова начала вырываться, стараясь побольнее ударить его, укусить, ущипнуть… — Предатель, сукин сын! Тебе не удастся вернуть меня в тюрьму — раньше я перегрызу тебе горло! Грязная тварь…

Oт этой неожиданной вспышки ярости Саймон на минуту потерял контроль над собой, но тут же сжал ее еще крепче и притянул к себе. Глаза его были мрачны, словно грозовые тучи.

— Дура! — произнес он. — Я спас тебе жизнь! И это вся твоя благодарность?

— Да я бы лучше сгнила в тюрьме!

На секунду ей удалось высвободить руку, и она замахнулась, чтобы ударить его, но он, поймав руку за запястье, с силой заломил ее за спину пленницы и грубо потащил Сторм по коридору, а затем с силой впихнул в ту же комнату, где она была раньше. Сторм, потеряв равновесие, упала на пол, громко вопя, вне себя от боли и обиды.

Саймон не спеша пошел к двери, а Сторм, обессилев, застывшим взглядом смотрела на него.

На пороге он обернулся:

— Мы выезжаем на рассвете, так что, я думаю, тебе лучше отдохнуть. — Он захлопнул дверь, и через секунду Сторм услышала скрип ключа в замке.

Глава 14

В 1720 году большую часть Северной Каролины все еще покрывали дикие леса, в которых было полное раздолье для разбойников. За двадцать лет до этого произошла последняя — и решающая — битва между белыми и индейцами, окончательно закрепившая господство первых над этой территорией, но часть индейцев все еще продолжала роптать и нападать на белых поселенцев, орудуя группами или в одиночку.

К тому же леса были полны хищных зверей. Стада домашних животных оказывались легкой добычей для волков, а люди — для медведей. Смерть могла в любой момент подстеречь каждого, независимо от возраста или социального положения — укус змеи, лихорадка, пожар, наводнение… Ни одни мужчина старше шестнадцати не выходил из дома безоружным.

Зато Сайпресс-Бей казался маленьким островком цивилизации посреди бескрайних диких лесов: широкие, ровные дороги, обширные, ухоженные поля, цветники, ряды фруктовых деревьев, мирно пасущиеся стада овец…

Как Саймой был образцовым молодым человеком — образованным, богатым, с безукоризненными светскими манерами, — так и Сайпресс-Бей был образцовым имением. Сразу было видно, что его владелец происходил из настоящих английских джентльменов. Слуги в Сайпресс-Бей не только работали на полях, но раз в неделю практиковались в обращении с оружием. Каждый мужчина имел шпагу, мушкет, нож или сеть… Даже неграм было позволено носить копья и тренироваться с ними. По существу, в Сайпресс-Бей была собственная армия — пусть небольшая, но зато хорошо обученная, и каждый в ней готов был драться до последней капли крови, защищая своих товарищей, своих господ и имение. Границы и наиболее важные участки охранялись днем и ночью. Саймону уже один раз пришлось увидел, как все, что он любил, было превращено в руины, и он делал все возможное, чтобы это не покорилось снова.

Традиционная английская архитектура оказалась вполне практичной для американской плантации. Главный дом представлял собой скромную квадратную постройку из розового кирпича, на первом и втором этажах которой были расположены галереи дававшие тень. В широком холле воздух всегда был прохладным. На обоих этажах находилось по четыре большие комнаты, а также множество окон и дверей, которые в жаркий день можно было распахнуть настежь. Комнаты имели большие камины, чтобы их жители были надежно согреты зимой. Стоявший в конце длинной и густой аллеи в окружении величественных дубов и цветущего мирта, дом был красив в своей величавой простоте и в то же время уютен.

Но прост он был лишь снаружи. Внутри его украшала изысканная, модная мебель, подобранная самым тщательным образом. Стены были обиты шелком, камины отделаны изразцами, выписанными из Италии. Огромный гобелен, когда-то красовавшийся в ломе Йорков в Англии, нашел теперь свое место в холле. Картины делали интерьер еще роскошнее. И весь дом словно излучал атмосферу роскоши и ленивого покоя. За пределами усадьбы могли выть волки, рычать ягуары, поджидать в засадах вооруженные до зубов разбойники… Но в Сайпресс-Бей везде царили порядок и уют.

Для Питера Маккалога Сайпресс-Бей вот уже много лет был единственным домом, который он знал. Сейчас ему было двадцать девять лет, и он уже едва помнил, как четырнадцатилетним подростком его перевезли из Шотландии в Америку. Жалеть о полунищей жизни пастушка в высокогорной шотландской деревушке ему не приходилось. Отец его рано умер от нищеты и беспросветного труда, мать вскоре после этого разродилась мертвым ребенком и сама последовала за мужем.

Оставшись один, Питер перебивался как мог — до тех пор, пока лендлорд, жестокий и грубый человек, не изнасиловал его сестру. Питер в отместку убил обидчика, и не избежать бы ему смертного приговора… но американские плантаторы испытывали тогда сильную нехватку в рабах. Питер был поставлен перед выбором: взойти на эшафот или отдать себя в рабство. Он предпочел последнее.