Читаем без скачивания В споре со временем - Наталья Решетовская

О том, что настроение остаётся у Сани умиротворённым, говорят и его стихи того времени «Право узника». В них он призывает:

«Будь из всех наших прав не былых — наималымЗатаённое право на равную месть».

Ныне он придерживается, по-видимому, другой философии…

Вторая «экибастузская» зима была совсем не похожа на предыдущую, была просто изумительная — «тёплая, бесснежная, чудо какое-то». Ни одного бурана не было. И так — до февраля, который «надавил 30-градусными морозами».

Небольшая опухоль (она была у Сани и раньше, но не привлекала внимания) начала в январе очень быстро, со дня на день, расти. Ничего другого не оставалось, как её удалить.

Всякий человек перед операцией волнуется. Сане тоже неспокойно. Да ещё не на воле! Не выберешь, к какому доктору обратиться, в какую больницу лечь… На что надеяться?.. На что положиться?.. На судьбу?.. Вот он давно уже в неё верит. А что такое судьба?.. Его мама всегда на Бога надеялась и его так учила в детстве. Почему он отошёл от этого?.. Может быть, из-за того, что уже в школе убедился, что существование Бога не докажешь… Как и то, что его нет, впрочем, тоже… На судьбу можно лишь надеяться… Богу же можно ещё и помолиться…

В последних числах января Саня лёг в больницу. Оперировали его 12 февраля, под местной анестезией. Врачи разъяснили ему, что «опухоль не имела спаек с окружающими тканями, сохраняла до самого момента операции подвижность и капсуловидную замкнутость и поэтому не могла дать метастазов». Так писал сам Саня. «Поэтому оснований для дальнейших беспокойств, как уверяют врачи, нет».

Очень кстати через несколько дней после операции пришла посылка. Уже можно было есть всё без ограничений, а для поправки в самый раз.

Через две недели Саня выписался из больницы.

И вот в марте он пишет нам, что выглядит хорошо, несмотря на перенесённую операцию, и чувствует себя крепко.

К этому времени он получил от тёти Нины те учебники, которые незадолго до того просил ему прислать. Собирается заняться подготовкой к учительской деятельности… Просил он арифметику и геометрию. Да не просто какой-нибудь курс геометрии, а «лучше не стабильный» (стабильного он ничего не любит!), да издания более раннего, «где в тексте много задач на построение».

Человек с высшим математическим образованием, который и в «шарашке» ею занимался, наверняка математику не забыл и легко сможет преподавать её в сельской, как он уверен, школе! Но Солженицыну хочется уже для себя, для какого-то внутреннего удовлетворения даже в сельской школе выступить чуть ли не реформатором методики преподавания математики! Вести её на самом высшем уровне!

Что ждёт Саню через год — неизвестно. Будущее в полном тумане.

Кое-что в лагере теперь изменилось. Режим стал помягче. И с питанием лучше стало. И кино стали чаще показывать.

Многих теперь в лагере не досчитаешься. Уехали с этапом Дмитрий Панин, Павел Гай и другие.

Работа теперь у Сани другая. Стал было учиться столярному делу. «Хорошо бы ещё этой специальностью овладеть», — мечтается Сане. И клянёт своё воспитание «интеллигента-белоручки». Сколько оно досадило ему в жизни! «Вырастает тридцатилетний оболтус, — жалуется он нам, — прочитывает тысячи книг, а не может наточить топора или насадить ручки на молоток».

Но не судьба овладеть Сане столярным делом! Вскоре он уже — рабочий в литейном цеху. Вот об этом даже память осталась: алюминиевая ложка. Ему была она дорога. Потому что он сам отливал её в песке из алюминиевого провода.

Идёт последний лагерный Санин год… Как тяжёл он оказался! «Невыразимо медленно тянутся недели и месяцы». И оставшийся срок всё ещё кажется «очень и очень большим».

Когда в конце августа 51-го года к началу учебного года мы с мамой вернулись в Рязань, нас встретил В. С. В ожидавшем нас такси лежал букет цветов. В ту осень к В. С. приехал его старший сын — живой, смышлёный мальчуган.

Виделись мы с В. С. очень часто: и дома, и на кафедре. Стали вести совместную научную работу. Но всю зиму была ещё неопределённость. На чашу и без того колеблющихся весов легло ещё одно обстоятельство… Однажды начальница спецчасти института вызвала меня и сказала, что директор просит меня заполнить… вот эту анкету. Такую же, какую мне осенью 48-го пришлось заполнять в Москве.

Пришлось сказать, что у меня брак с бывшим мужем находится в процессе расторжения. Сведения о Сане я, как и тогда, написала в графе о бывшем муже. Значит, брак надо расторгать. Теперь это уже неизбежно!

В то время необходимы были публикации в газете. Не желая, чтобы в Рязани всё стало известно, я поехала в Москву и, притворившись москвичкой, возобновила в Московском городском суде дело о разводе с Солженицыным А. И. Адрес я указала Туркиных.

На полную перестройку своей жизни я решилась весной 52-го года. О регистрации наших с В. С. отношений речи не было, потому что у меня не был расторгнут брак с Саней. Просто с какого-то времени мы назвались для всех мужем и женой. Так оно осталось и после получения мной официального развода с Саней.

Написанное Саней в ноябре 51-го года письмо не дошло. Но теперь не только он, но и я ему уже не писала. Не могла писать. Послала только поздравление ко дню рождения, пожелав ему «счастья в его жизни».

У меня не хватало мужества писать Сане о своих колебаниях, пока я ещё не решилась. Но и когда решилась — всё ещё медлила. Вероятно, это было малодушием, которому я искала оправдание в том, что в его лагере всё равно нет женщин, а потому в его судьбе ничто не может в этом смысле измениться… Быть может, так, постепенно, сперва только заподозрив недоброе, он легче примет то, что произошло…

И я всё молчала, хотя понимала и знала, что Саню это не может не беспокоить. В конце концов, он настойчиво попросил тётю Нину «рассеять неясность». По моей просьбе тётя Нина в сентябре 52-го года написала Сане: «Наташа просила Вам передать, что Вы можете устраивать свою жизнь независимо от неё».

Не буду себя ни оправдывать, ни винить. Я не смогла через все годы испытаний пронести свою «святость». Я стала жить реальной жизнью.

Объяснение тёти Нины Саню не удовлетворило и он попросил меня написать всё, как оно есть. Неужели же наше супружество может кончиться «такой незначащей загадочной фразой»?.. Он заверял меня, что в любом случае, что бы ни случилось, он ни в чём не смеет упрекать меня, потому что виноват передо мною только он, он принёс мне «так мало радости», он всегда будет «моим должником»…

Я написала Сане, что у меня есть семья и что это настоящее…

На этом наша переписка на некоторое время оборвалась…