Читаем без скачивания Сделка (СИ) - Вилкс Энни

«Я думаю, это только тело, — объяснила мне, возмутившемуся глупостью дяди подростку, мама. — Это как рефлекс. Если ты замерзла, а рядом горит огонь, ты подойдешь ближе, твое тело ищет удовольствия и пользы тепла. Ты даже не задумаешься. И чем сильнее продрогла, тем быстрее подойдешь. Вот и Баи видит что-то, что напоминает ему фатиум, думает о чем-то — и так же рвется к нему. Просто тело привыкло получать удовольствие таким образом, вот и все. Это совсем не Баи, не то, что мы помним и считаем им. Со временем он разучится связывать удовольствие и наркотик, и снова будет счастлив, качая на руках своего ребенка».

Мама, мама! Как же я была теперь ей благодарна за те слова, не нашедшие отклика в детской душе, но прояснившие мои мысли теперь! Тело. Просто тело видит источник удовольствия и тянется к нему, вот и все. Идж — мое порабощенное тело. Стоило признать, что огонь прикосновений Дариса был мне не просто приятен, но и безусловно зажигал во мне восхитительно острое желание. Это не говорило обо мне ничего. Признать наличие желания как факт, не бороться с ним — и идти дальше, не давая ему изменить мою жизнь, вот что стоило делать.

Вопреки маминому прогнозу, дядя Баи не вылечился. Никто из пристрастившихся к фатиуму, встреченных мной, не смог избавиться от власти этого страшного наркотика. Ко мне приходили и они сами — страдающие, измученные, сломленные и полные неосуществимых надежд, и их близкие — угрюмые и выжатые, готовые на все, чтобы облегчить пристрастие. Меня молили помочь. Я сглаживала болезненную тоску, но стоило моим пациентам оказаться предоставленными самим себе, выбраться из-под неусыпного контроля супругов и родителей, они вновь находили короткий путь к счастью. Сломанные судьбы, все как одна.

Я была как они в начале, и все же, не совсем. Фатиум порабощал не только тело, но и разум, даря духовное блаженство, а Дарис, как бы ни старался, не смог этого сделать. Я была зависима от него иначе. В моих силах было не пустить этот яд дальше, вглубь своего сердца и своей души. Не так уж сложно, правда, Идж?

Кроме того, мой любимый поддерживал меня. Келлфер никогда не дал бы Дарису снова приказать мне. Он не дал бы Дарису даже проснуться в моем присутствии, что уж говорить о влиянии. Мне не следовало бояться, как и не следовало делать глупостей.

25.

Стоило мне смириться с мыслью, что я больше не увижу бойкую девчушку, и провалиться в неспокойный сон, в коридоре раздался шум, будто что-то несколько раз упало. Подскочив на кровати, я метнула быстрый взгляд на дверь в соседнюю комнату — она все еще была закрыта, не было причин считать, что Дарис просыпался — а затем подхватилась и всего несколько мгновений спустя, приникла ухом к холодному дереву. Руки уже сжимали засов, а я прислушивалась. Сердце колотилось где-то между ключицами, быстро, как если бы кто-то быстро бил ладонью в кожу бубна.

— Ния! — голос Янки был каким-то испуганным. — Ния, открой, это я, тут никого!

— Вернулась, — не сдержала я радости, распахивая дверь. — Я уж думала…

— Сейчас тут все полыхнет! — прервала меня Янка. Она была вся взлохмачена, платьице чуть намокло у ворота, будто она бежала. — Уходи скорее!

— Что ты такое говоришь? — не поняла я. — Что полыхнет?

Янка махнула рукой, уже разворачиваясь, а, наконец, сориентировавшись, я схватила ее за запястье с самой меня удивившей прытью. За собственным биением сердца я не слышала ее чувств. Разлитое по коридорам масло вспыхивало в ее мыслях. Горячее и непреодолимое пламя захлестнуло и меня, вместе со злостью, детским жестоким восторгом и искрами азарта на кончиках пальцев. Загнанный зверек, вцепившийся в лицо охотника, вот кем она себя ощущала, и это несло ее вперед. А за всей этой бравадой, как всегда, скрывался страх.

— Вална мстит им, ясно? — зло выдохнула девочка, будто Вална хотела отомстить и мне. — Хозяйка грозилась отдать нас собакам! Ей поделом!

И снова мгновения мучений промелькнули в ее памяти, так быстро, что я не успела их разглядеть, а потом Янка представила себе, как плавятся коридоры, как кричат хозяева — и улыбнулась.

— Но остальные…

— Всем поделом! — дрогнул детский голос, и вдруг через пелену злорадства пробился какой-то смутный, ужасный, противоестественный образ насилия, похожий больше на кошмар, чем на реальность. Не давая воспоминанию утянуть меня, я прогнала его:

— Ты… ты можешь ее остановить?!

— Ты что, глупая совсем? — неожиданно оскалилась Янка. — Спасибо за помощь! Я плачу честно, спасаю твою жизнь! Отпусти меня! — вдруг взревела она с какой-то первобытной яростью. Метнулась маленькая ручка в сером хлопке, и ощутила глубокий укол между большим и указательным пальцем. Блеснувший осколок стекла тут же спрятался в ворохе широкого рукава. От неожиданности и боли я выпустила Янку, чем она сразу же воспользовалась, прыжками, по-звериному, уносясь по коридору.

Я было бросилась за ней, но Янка вдруг просто пропала, будто бы ее и не было. Артефакт Келлфера скрыл ее от моих глаз. Я знала, что она все еще рядом, слышала ее желание быстрее покинуть разверзающееся пекло, но больше не видела.

Я сделала два глубоких вдоха и длинных, тягучих выдоха, успокаиваясь. Мотивы Янки, эта неожиданная жестокость, несправедливость, разрывающая шаткое спокойствие страшная шалость — все это было не так уж и важно. Уже слышался далекий, но неотвратимый треск: здание было целиком деревянным, почти все внутри него — горючим, и пожиравший его теперь огонь очень скоро оставил бы на месте роскошного дома лишь пепел. Послышались первые крики. Нужно было бежать.

А я стояла, застыв, только сердце колотилось где-то в горле. Паника нахлынула на меня как высокая волна, я не могла понять, мой это страх или же страх проснувшихся в огненной ловушке хозяев и рабов. Все чувства обострились, я могла слышать людей в другом крыле, и на других этажах тоже. Мелькали сцены борьбы с огнем: старший хозяин и его только что вбежавший в спальню сын сбивали тяжелыми покрывалами пламя, а старшая хозяйка плакала и искала что-то важное в небольшом комодике у окна. Ветер распахнул окно в комнату недавно рассматривавшего меня красивого мужчины, и с этим дуновением загорелся плетеный ковер, ведущий от двери к кровати, а сам мужчина закашлялся от горького дыма. Закрывая рукавом лицо, не дыша, две рабыни пробивались через коридор, стуча в двери кружками, разбуженные ими мужчины и женщины вскакивали и подбегали к окнам, ища возможности скрыться.

Я видела стелящийся по полу дым. Он был похож на туман.

Будто очнувшись, я, наконец, бросилась к лестнице, спасая собственную жизнь…

И вспомнила про Дариса.

Я обернулась, будто мой мучитель мог укоряюще наблюдать за мной из-за приоткрытой двери. Мне очень хотелось оставить его в огне, забыть, предать полному исчезновению — но всего миг, и я справилась с собой. Я ведь не была напуганным и озлобленным животным! Сын моего любимого, мой спаситель спал там, беззащитный, связанный, и я не могла оставить его умирать, каким бы мерзавцем он ни был.

Шаг, еще один — и вот я уже неслась обратно.

От волнения у меня никак не получалось открыть дверь в комнату Дариса: вспотевшие ладони скользили по гладкому металлу, и ручка никак не хотела поворачиваться. Наконец я справилась и ввалилась в комнату.

— Дарис! — закричала я с порога. — Просыпайся! Просыпайся!

Он не пошевелился. Он меня не слышал. Я схватила вазу с цветами и, выбросив хрустнувшие сочные стебли, плеснула воду Дарису на лицо. Подушка и покрывало потемнели, капельки повисли на кончиках его ресниц и подбородке. Я с надеждой смотрела на дрожание этих капель. Мне показалось, что Дарис дернул головой, но это вполне могло быть игрой моего воображения.

«Ни в коем случае не прикасайся к нему, чтобы даже случайно не повредить силовые путы».

Я трясла Дариса за плечи изо всех сил. Он был тяжелым, как камень, неподвижным, он даже почти не содрогался, и все так же не размыкал век. Не совсем понимая, зачем, я попыталась стащить его с кровати, но как бы я ни упиралась пятками, это казалось почти невозможным: он лишь свесился плечами с топчана, на котором спал.