Читаем без скачивания По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир» - Наталья Григорьевна Долинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потому что, рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определённых средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…»
И граф Ростов, конечно, даёт ему даже больше денег, чем он требует, потому что старый граф от таких разговоров теряется, ему чего-то стыдно, и он хочет поскорей покончить с расчётами.
Трудно представить себе таких разных людей, как Илья Андреевич Ростов и Берг. Старый граф разорился, угощая обедами и ужинами всю Москву, а Берг даже товарищу своему хотел было сказать: «вот будете приходить к нам обедать», но сказал: «чай пить». Но ведь расточительный граф Ростов оставил своих детей без денег, и жена его, став вдовой, будет перебиваться только благодаря самоотречению сына: а Берг и родителям своим устроил аренду, и детям своим оставит приличное состояние.
Чем же плох аккуратный, старательный, очень твёрдо соблюдающий своё представление о долге и чести Берг?
Тем, что его представление о чести и долге бесчеловечно, в нём нет места другим людям. Это обнаружится со всей ясностью гораздо позже, когда наполеоновская армия подойдёт к Москве, и русские купцы, ещё вчера втридорога продававшие сено своим, сегодня будут жечь его, чтобы не досталось врагу; Наташа начнёт выкидывать из подвод вещи всей семьи, чтобы увезти с собой раненых; весь народ – то есть каждый человек! – будет думать н е т о л ь к о о с е б е; но люди, подобные Бергу, останутся собой – и сам он, такой же чистенький, как всегда, будет озабочен покупкой шифоньерочки для своей любимой жены.
Не стану уверять, что Берг когда-нибудь расплатился за то, что жил так мелко и самодовольно. Нет. Он всю жизнь будет чувствовать себя счастливым и таких же вырастит детей; он никогда ни в чём не раскается.
Чацкий был по-своему прав, когда говорил: «Молчалины блаженствуют на свете». Они блаженствуют потому, что их счастье легко достижимо. Да, Берг счастлив. Но ведь это так нетрудно – добиться его идеала счастья!
Вот он сидит, уже полковник, в «чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперёд височками, как носил государь Александр Павлович», в своём «новом, чистом, светлом, убранном бюстиками, и картинками, и новой мебелью кабинете», рядом красивая жена его в новой кружевной пелеринке, какая была на княгине Юсуповой… К ним съезжаются гости, и Берг счастлив оттого, что «вечер был как две капли похож на всякий другой вечер… всё было, как и у всех», и в серебряной корзинке были точно такие же печенья, «какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других».
Этот идеал жизни враждебен Толстому прежде всего потому, что люди н е д о л ж н ы быть одинаковыми. Стремление быть, как все, рождает мещанина, а мещанство, может быть, самая тяжёлая болезнь общества. Там, где граждане превратились в мещан, останавливается духовное развитие людей и страны, там невозможен прогресс.
Аккуратная и безобидная на первый взгляд психология Берга несёт с собой гибель нравственности. Не спешите смеяться над Бергом – он не смешон, а страшен. И в особенности потому, что его идеал счастья не умер, он есть и сегодня: красивая жена, новенькая с иголочки одежда, квартира – всё, как у других, как у всех… Посмотрите вокруг себя – разве вы не видите людей, замолкающих, как только разговор не касается лично их, истово убеждённых, что главное в жизни – их благополучие и продвижение по службе. Загляните в свою душу – вы уверены, что там не притаился Берг? Кто изгонит его, кто защитит вас от него, если не вы сами?
8. Наташа
Вы помните, как она появляется впервые: «бег… нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула» – и вот она: «в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что-то короткою кисейною юбкою, и остановилась посередине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко».
«Нечаянно, с нерассчитанного бега» она будет поступать не раз, и мы будем всё больше любить её именно за эту нерассчитанность поступков.
«Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка», – много раз Толстой беспощадно подчёркнет, что Наташа далеко не всегда красива; она не Элен; она бывает просто дурна, почти уродлива, а бывает прекрасна, потому что её красота – от внутреннего огня оживления, от душевной переполненности, которая не всегда открыта постороннему глазу.
Непрестанно в ней идёт какая-то своя жизнь, и свет этой внутренней жизни падает на Соню и Бориса, отражается в Николае и Пете, радует старого графа, волнует его жену; одна только Вера холодно, раздражённо и благоразумно осуждает Наташу: «Уж я, верно, не стану перед гостями бегать за молодым человеком…»
В тринадцать лет Наташа хочет быть взрослой, как все девочки в тринадцать лет. Она боится упустить что-то из манящей и недоступной жизни взрослых; ей надо скорей, немедленно всё решить и определить.
«– Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила её оживлённое лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную».
Так началась её жизнь. В тот же день, во время обеда, «Наташа… глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд её иногда обращался на Пьера…»
Рядом сидит Соня и так же смотрит на Николая – она пронесёт через всю жизнь свою родившуюся в детстве любовь к нему; всё в её жизни будет правильно – слишком правильно и потому бедно. А Наташа, в своих заблуждениях и горестях, не растеряет, а увеличит своё душевное богатство и в конце концов принесёт его тому самому Пьеру, на которого сегодня случайно обращается её оживлённый взгляд.
Она переполнена жаждой жизни – вот в чём секрет её очарования. За один только день своих именин она успевает пережить и перечувствовать столько, что другой девочке хватило бы на полгода. С ней происходит так много событий, потому что она жадно ищет
