Читаем без скачивания Дети Земли - Павел Ганжа

Понаблюдав за бесплодными попытками Селина разобраться в хаосе бумажных завалов, Рита привела откуда-то из библиотечных каморок строгую, пропахшую табаком старушку, которая оказалась чрезвычайно осведомленной и полезной. В доисторическую эпоху в ведении старушки находился этот пресловутый Малый архив и, она была чуть ли не единственной сотрудницей библиотеки, кто мог пояснить, что именно и в какой коробке находится. Единственной, поскольку с некоторых пор складирование в Малом архиве осуществлялось по принципу: есть свободное место – засовывай макулатуру туда, нет – наваливай сверху.

Навалили столько, что и со ста граммами и с хваленой интуицией разобраться было затруднительно. Спасибо старушке (и соответственно Рите), выручила.

Экс-хранительнице мусорных кущ понадобилось всего лишь четверть часа, чтобы сориентироваться в обстановке. Выяснив, что Селину требуются старые карточки и формуляры на букву "К", она пробежалась вдоль стеллажей, поворошила какие-то журналы и принялась командовать скрипучим прокуренным голосом:

– Так, молодой человек, вытаскивайте вот эту коробку… нет, другую, с синим зонтиком на боку… Правильно!… Теперь вон ту продолговатую, из-под магнитофона. Достали?… Тащите ее к дверям, здесь все равно ни черта не разглядите…

Никита покорно поволок груз, скромно умолчав о том, что полутьма его необыкновенному зрению – не помеха.

– Отнесли?… Хорошо. Перевязанную бечевкой берите… и еще рядом с ней пакет полиэтиленовый…- не унималась седовласая командирша.- А теперь здесь посмотрим…

Они добрались до дальнего, самого темного угла подвала. Подойти к стеллажам по полу было невозможно, поэтому Никите пришлось прыгать, как галчонку, с коробки на коробку.

На мощных сосновых полках ровными колоннами выстроились пожелтевшие и слегка посеревшие картонные прямоугольники – формуляры. От них веяло такой древностью, что захватывало дух. И немудрено. Здесь, в углу хранились самые старые карточки и документы, эпохи пятидесятых-шестидесятых, а некоторые, судя по ровным и четким чернильным надписям – еще с довоенных времен.

Заметив, что рьяный искатель никому ненужной макулатуры перебирает папки на стеллажах, компетентная старушка проворчала:

– Зря Вы там, юноша, там топчитесь. На этих полках лежат бумажки, которые писались… как бы помягче сказать… задолго до Вашего рождения… – окинув оценивающим взглядом собеседника она уточнила, – а вернее еще до того, как Ваши матушка и батюшка пешком под стол ходить начали. И ничего путного Вы в них не найдете. Если вас только не интересуют махровые инструкции ВЦИК и Совнаркома. Или формуляры на давно покойных читателей… Вы лучше обратите внимание на две коробки, которые рядом валяются. Берите их, и ступайте к свету.

Внутри невнятный голос протестующее заворчал и коснулся ледяным опахалом диафрагмы, возражая против столь легкомысленного предложения седовласой командирши и недвусмысленно намекая на то, что среди махровых инструкций вероятно обнаружение чего-нибудь интересного. Успокоив внутренний голос обещанием вернуться к стеллажам со старинной макулатурой, "юноша" подчинился приказной рекомендации бывшей хранительницы пыльного королевства и поволок тяжеленные коробки ближе к порогу, где уже скопилось множество их товарок.

– Вот здесь формуляры с семидесятого по семьдесят девятый год, здесь с восьмидесятого по девяносто второй, а в большой – с пятьдесят седьмого по шестьдесят девятый, – на глаз определила содержимое коробок старушка. – Так, здесь что?… – маленькая сухая ладошка скользнула по картонному боку, – а-а, в этой – нормативная документация.

Коробки выстроились по ранжиру. Никита рассыпался в благодарностях, хоть с пола подбирай. В искренних, горячих и, пожалуй, претендующих на утонченность.

Когда благодарности раскатились по углам, Селин рассыпался в извинениях. Не менее горячих и искренних. И тонко намекнул, что был бы очень признателен, если бы его оставили ненадолго в одиночестве. И покинули Малый архив.

Несмотря на благодарности и извинения Рита, кажется, обиделась. Если вздернутый носик, ледяной голос и демонстративно чеканная походка – не признаки обиды, тогда Селин – ташкенсткий чайханщик. К тому же Никите удалось посмотреть на Риту сквозь призму "пестровидения" – контур пылал багрово-черными полосами негативных эмоций. То ли гнев, то ли раздражение, то ли обида, начинающий экстрасенс идентифицировать их точно еще не научился. Наверное, девушка рассчитывала на другое выражение благодарности. Менее витиеватое и более предметное.

Стало даже несколько неудобно. Однако Никита решительно поборол душевный дискомфорт и приступил к изучению наследия темного библиотечного прошлого. Выяснилось, что сведений о гражданине Кацмане поздние документы не содержат. Точнее карточки обнаружились аж на семерых Кацманов, но с инициалами С.М. не было ни одного. А вот в шестидесятые годы двое обладателей искомых инициалов и фамилии услугами библиотеки пользовались. Первый Самуил Маркович, 1932 года рождения, в карточке имелись адрес, паспортные данные и даже запись о членстве в КПСС, а второй – Семен Моисеевич, информация о котором представляла сплошные лакуны. Не требовалось обладать нюхом Ната Пинкертона, аналитическим умом Шерлока Холмса или интуицией Никиты Селина, чтобы догадаться – автор записок на газетных полях – именно второй, Семен Моисеевич.

След взят! Словно добрая ищейка Никита рыл землю, вернее – ворохи бумажных листьев, все ближе подбираясь к разгадке инкогнито таинственного писателя.

Как и следовало ожидать, наиболее важные сведения хранили те самые стеллажи с довоенной документацией. Их Селин оставил на десерт и перерыл с особым тщанием.

И нашел! Притом сразу три документа.

Первый, самый ранний и самый обтрепанно-помятый, заполненный карандашом и разноцветными чернилами журнал в графе "Читатели" уведомлял о том, что Соломон Моисеевич Кацман, беспартийный, происхождение – из мещан, проживает по улице Преображенской в доме восемнадцать, и является посетителем губернской государственной библиотеки имени В.И.Ленина с девятого сентября 1930 года. Второй – карточка той же библиотеки от 1936 года, содержала список истребованных книг товарищем Семеном Моисеевичем Кацманом, 1892 года рождения, беспартийного, проживающим по адресу: улица Преображенская, восемнадцать. И самый поздний по хронологии документ – тоже карточка, датированная 1940 годом, на Кацмана Семена Михайловича, 1892 г.р., кандидата в члены ВКП (б), проживающего в доме восемнадцать по улице Молотова, помимо прочего красовался еще и подписью самого читателя. И, что характерно, выполненной подчерком, очень похожим на ровную вязь пометок о неведомых "альфах".