Читаем без скачивания Частная жизнь Гитлера, Геббельса, Муссолини - К Енко

Все же объявление о войне против России не вызвало особого энтузиазма у населения, принявшего эту новость как неизбежный поворот судьбы. Пожалуй, что особых опасений тоже не высказывалось. У многих были ещё свежи в памяти успехи "блицкрига" 1940 года, и они не возражали против идеи "крестового похода". Среди немцев с давних времен бытовало чувство превосходства над славянами; эти настроения были сильны задолго до того, как Гитлер добавил к ним свои истеричные лозунги. Главное же - всех привлекала возможность новой блестящей победы, которую можно будет одержать всего за несколько месяцев. Большинство населения ожидало, что кампания будет короткой, заняв от двух до шести месяцев, после чего русских можно будет вовсе не принимать в расчет. Такие же настроения царили и в британском военном министерстве, и в посольствах многих европейских стран. Один известный дипломат сказал в конце июня 1941 года в Лондоне: "Германские армии раскромсают Россию, как нож - каравай сливочного масла!" И это суждение не вызвало возражений.

Немецкая пропаганда, сообщая о развитии событий на Востоке, применила ловкую тактику. Всю первую неделю боев верховное командование вермахта хранило молчание, и только в воскресенье, 29 июня, население Германии порадовали "специальными сообщениями с фронта" сразу о двенадцати победах; каждое из них передавалось отдельно, с интервалом в 15 минут, во время которого звучала только музыка. Так было сказано о падении Брест-Литовска, Белостока, Гродно и Минска. В следующие недели сообщения о победах и завоеваниях тоже делались не сразу; напряжение росло и разряжалось в конце недели очередной "сводкой военных успехов".

Моральный дух населения был высоким. Сообщения прессы и радио внушали уверенность. И все же, с самых первых дней новой войны в газетах проскальзывала некая нотка неуверенности. Чувствовалось, что бои в России отличаются от прежних кампаний на Западе. "Новый враг, - предостерегала газета "Франкфуртер цайтунг" в номере от 6 июля, - реагирует на немецкую тактику клиньев и прорывов не так, как французские армии, не обнаруживая привычной растерянности и паники. В большинстве случаев его войска не теряют способности к сопротивлению и пытаются окружить прорвавшиеся немецкие части".

Пресса и радио дружно живописали "зверства комиссаров", но даже газета "Фолькишер беобахтер" признала через неделю после начала войны, что русский солдат превосходит других противников Германии своим презрением к смерти. Его стойкость и фатализм можно преодолеть только взорвав его вместе с окопом, в котором он засел, или убив в рукопашной схватке.

Ноты трезвого реализма, прорывавшиеся в репортажах военных корреспондентов и кинооператоров (все они были членами специальных "отрядов пропаганды"), неприятно поражали читателей и зрителей. Эти люди подчинялись непосредственно министерству пропаганды и были прикомандированы к действующим частям вооруженных сил; они сопровождали войска в бою и давали драматическую, хотя и тенденциозную, картину сражений. Их "фронтовые репортажи" посвящались обычно жизни небольших подразделений или отдельных людей и имели целью "дать образ германского солдата на войне". Готовый материал потом попадал в войска, поэтому в нем не содержалось слишком много лжи, и военная жизнь не приукрашивалась чрезмерно. Корреспонденты сразу же начали писать о суровых условиях, с которыми столкнулась германская армия, начав войну в России. "Репортажи с фронта, - свидетельствовали современники, - повествовали о крупных успехах германских войск, которые, несмотря на огонь снайперов, палящее солнце и удушливую пыль (не белую, как во Франции, а желтую, серую или черную), несмотря на натруженные ноги, уверенно двигались вперед, как на параде".

Но парадное настроение омрачалось факторами, действия которых Гитлер не учел, планируя кампанию в России: это были обширные пространства, суровость климата и громадный людской потенциал, находившийся в распоряжении Советского правительства. Все же к началу октября натиск германских армий, наступавших по трем главным направлениям: на Ленинград, Москву и Ростов, - казалось, сломил сопротивление русских, так что Гитлер с облегчением заявил: "Враг разгромлен; он лежит у наших ног и не сможет подняться снова!" Но об окончательной победе объявил не сам фюрер, а его пресс-секретарь Отто Дитрих, сделав сенсационное заявление немецким и иностранным журналистам на пресс-конференции в министерстве пропаганды 9 октября 1941 года: "Кампания на Востоке практически закончена с разгромом группы армий маршала Тимошенко. Дальнейшее её развитие будет происходить по нашему усмотрению. После этих мощных ударов Советский Союз перестал существовать как военная сила, так что мечты англичан о необходимости для нас вести войну на два фронта потеряли всякий смысл!"

ПОКУШЕНИЕ НА ГЕББЕЛЬСА

2 февраля 1942 года остаток дня Геббельс провел в своем загородном поместье, где занимался "сложными проблемами, требующими тщательного изучения", и в заключение просмотрел очередную сводку новостей. В Сингапуре не произошло никаких крупных событий. "Интересно, - спрашивал себя Геббельс, - сумеют ли японцы взять город за четыре дня, к своему национальному празднику? Раньше они не раз удивляли мир крупными победами; получится ли у них что-нибудь в этот раз? Определенно, у них есть свой план, неизвестный никому из западных политиков. Хорошо было бы, если бы они нанесли ещё один сокрушительный удар по Британской империи!"

В этот день на Геббельса было совершено покушение. Оно связано с его любовными похождениями, о которых много говорили в народе. Ходили рассказы о том, как один известный киноактер, оскорбленный настойчивыми ухаживаниями Геббельса за его женой, не сдержался и изрядно поколотил министра; а актриса Рената Мюллер, пользовавшаяся любовью публики, покончила с собой, не выдержав домогательств "Мефистофеля". Прессе ничего не сообщалось о попытке покушения на Геббельса. Он сам настоял на этом, сказав, что "таковы его принципы". В дневнике тоже содержится только краткое упоминание об этом деле: говорится, что "состоялось закрытое заседание военного суда, приговорившего к смерти предателя, пытавшегося меня убить". Более подробно об этом происшествии написал пресс-секретарь Геббельса Земмлер.

Покушавшийся, по фамилии Кумеров, был радиоинженером по профессии; он намеревался заложить мину с дистанционным управлением под мост в Шваненвердере (загородном имении Геббельса), по которому должен был проехать министр. Инженер устроился у моста под видом рыболова и начал закладывать мину перед самым появлением автомобиля Геббельса, но был замечен и арестован охранником. После этого меры по охране министра, и без того строгие, были ещё больше усилены.

Нападение на Геббельса связывали с его амурными похождениями. Для диктовки своих писем Доктор Геббельс диктовал свои письма стенографисткам. Обычно он забирался на стол, свешивал ноги и болтал ими. Это помогало ему быстро составить текст письма. Стенографистки, как правило, полноватые дамы, устраивались рядом. Геббельс диктовал час или два, потом соскакивал со стола, хлопал стенографистку по толстому заду, обязательно звонко, и занимался текущими делами.

На этот раз ему прислали новую стенографистку, фройляйн Ханну. Ею оказалась стройная, очаровательная девушка, совсем молоденькая. Грудь свою она прятала за тонкой шерстяной кофточкой, так как она у неё оказалась не по возрасту большая. Застенчивая, немногословная стенографистка, мило улыбалась, когда к ней обращались.

Геббельса она сразу очаровала, и он начал за ней ухаживать. Девушка пыталась уклониться, но это ей не удавалось. Другую такую высокооплачиваемую работу ей вряд ли удалось бы найти. Жили они с бабушкой, средств на жизнь не хватало и тут такая работа! Разве откажешься!

Девушка очень переживала, но в конце концов уступила домогательствам доктора Геббельса и вынуждена была с ним встречаться.

Геббельс оказался на верху блаженства, девушка ему очень нравилась, особенно в постели. Она оказалась сексуальна. Как только он прикасался к её обнаженной груди и начинал ласкать, стенографистка тут же воспламенялась, а когда он в неё "входил", трепетала от страсти. Но всему приходит конец. Геббельс через какое-то время переключился на новую любовницу - киноактрису и расстался с Ханной.

У Геббельса остался достаточно откровенный дневник Ханны, который попал к нему совершенно случайно. Он понял, что так писать как она, могут только очень страстные натуры. Особенно ему понравилось в дневнике место, где девушка писала о своих переживаниях перед встречей с ним.

В дневнике говорилось:

"Я никак не могу согласиться на встречу с доктором Г. Не могу представить себе, когда меня начнет раздевать чужой мужчина, а потом я окажусь перед ним голой, совсем голой. Он начнет меня трогать своими руками, брать в руки все, что захочет, а я должна буду все это делать покорно и терпеливо. Потом скажет: "Пойдем в постель!" И я пойду ...Или он меня поведет, и я все равной пойду. Деваться тогда голой мне уже будет некуда. Он ляжет на меня и войдет в меня. или это будет как-нибудь по другому, я ведь девственница и это случиться первый раз в моей жизни... Я отдамся ему или он меня возьмет силой? Чужой, нелюбимый мужчина, - доктор Геббельс, меня возьмет? Изнасилует? Нет, я сама лягу в постель и буду с трепетом ожидать того, что он станет делать со мной. Говорят, бывает больно? Но и это не самое страшное. Плохо то, что потом, после постели, я окажусь в полном его распоряжении. А в постели он будет говорить мне: ложись на спину, раздвинь ноги. Он будет делать все, что хочет, а я должна буду повиноваться ему. И мало ли чего он захочет! На следующий день я должна буду встречать его с улыбкой, обнимать и целовать и только потому, что я уже принадлежу ему..."