Читаем без скачивания Девушка с серебряной кровью - Татьяна Корсакова

Айви не пришла. Всю ночь он бродил по мертвому дну мертвого озера, пытаясь самостоятельно найти дорогу в грот, но так и не нашел. Мертвецы волновались, словно чувствовали отголоски терзающей Верхний мир бури. Желтые огни в пещере горели ровным холодным светом, и Федор уже почти было решился войти туда, как проснулся.

Дрова в печи почти прогорели, сквозь заваленное снегом окошко не проникало ни лучика, но снаружи было тихо. Метель прекратилась. За ночь снега намело столько, что для того, чтобы добраться до дома, пришлось изрядно попотеть, а потом еще долго разгребать сугробы, расчищая дорожки.

Август уже пришел в себя и вяло переругивался с Акимом Петровичем, отказываясь от отвара и требуя коньяку. Айви все еще спала. Как такое вообще могло быть! Но Аким Петрович в происходящем не видел ничего особенного, и Федор заставил себя успокоиться, чтобы не думать о дурном, с головой ушел в работу. После бури работы хватило и ему, и Акиму Петровичу. А ближе к обеду на остров прибыла Евдокия. Она приехала на санях, в которые была запряжена крепкая невысокая лошадка. И каким-то совершенно непостижимым способом сумела пробиться к дому сквозь снежные завалы. Была она зла, но за злостью пряталась тревога.

– Тетушка, каким ветром?! – Федор раскрыл ей свои объятия и тут же получил мокрой и колючей рукавицей по лицу.

– Паразит! – Рука у Евдокии оказалась тяжелой, и, если бы не корзина, женщина бы, наверное, набросилась на него с кулаками. – В полную луну, Федька!.. – С каждым сказанным словом она охаживала его рукавицей. – Да я за эти дни поседела вся! С ума чуть не сошла, негодяй ты этакий!

Евдокия в последний раз огрела его рукавицей, а потом вцепилась в воротник тулупа, притянула к себе, всмотрелась в лицо и спросила:

– Блаженный жив?

– Жив. Что с ним станется? – На крик из дома вышел Аким Петрович, увидел измочаленную рукавицей Федорову морду и злорадно усмехнулся. – А сама-то ты как по такому снегу добралась?

– С Божьей помощью, – буркнула Евдокия и разжала пальцы, отпуская Федора на волю. – Вас похоронили уже. – Она ткнула его кулаком в грудь. – Сам Кутасов ко мне пожаловал, спрашивал, есть ли надежда на то, что вы живы. Я сказала, что дуракам везет. А где Айви? – Она вдруг забеспокоилась.

– Спит, – сказал Аким Петрович коротко, и Евдокия молча кивнула, не стала задавать никаких вопросов, лишь посмотрела на Федора слишком уж внимательно, а потому сунула в руки корзинку и велела:

– В дом неси. Пирогов вам напекла.

Обратно в Чернокаменск Евдокия уехала через несколько часов, еще по свету. За это время она успела прибрать в доме, приготовить еды едва ли не на неделю вперед и поругаться с больным, но не растерявшим кураж Августом. На Августа она злилась, кажется, даже сильнее, чем на Федора, именно его считала виновником случившегося. И даже плачевное состояние архитектора не смогло смягчить ее сердце. А когда Август вознамерился проводить ее до саней, и вовсе обозвала болваном. Но он не обиделся. Принимая во внимание скверность его характера, это было удивительно. Провожать Евдокию пошел Федор. Всю дорогу до берега они молчали, и, лишь садясь в сани, женщина вдруг сказала:

– Сегодня утром нашли одного из злотниковских головорезов, того, что пропал перед бурей.

– Я знаю.

– Знаешь? – Евдокия посмотрела на него не то удивленно, не то жалостливо. – А знаешь, каким его нашли? Вмерзшим в лед у самого берега. Не примерзшим, Федя, а вмерзшим. Чтобы его достать, пришлось лед вырубать. И лицо у него было… Не дай тебе бог увидеть то, что он видел перед своей смертью. Да и смерти такой я никому не пожелаю, даже лютому врагу. – Она вдруг снова схватила его за ворот тулупа, заставила склониться над санями, сказала срывающимся от злости шепотом: – Лед под ним словно вмиг истаял, а потом тут же замерз. Ты понимаешь, какая для этого нужна сила?

Федор молча кивнул.

– А вы в полнолуние, в самую его силу на озеро ступили! Считай, повезло, что вас вот так, как его, не пришлось изо льда вырубать.

В темных глазах женщины больше не было злости, только лишь безмерная печаль и усталость.

– Простите меня, – попросил Федор и ладонью накрыл ее сжатую в кулак руку. – Простите дурака.

Она улыбнулась, коснулась его щеки, сказала:

– Колючий ты. Сегодня побрейся, – и хлестнула лошадку по крупу. – Ну, что стала?! Вперед!

Федор оставался на берегу до тех пор, пока сани не превратились в черную точку на белоснежном холсте, а потом побрел обратно к дому.

Спать легли рано, как только стемнело. Памятуя наказ Евдокии, Федор не только протопил баню, но и нагрел воды, чтобы помыться и побриться. Пусть даже и во сне, но будет лучше, если Айви увидит его вот таким, свежим и гладко выбритым. Закрывая глаза, Федор не переставал надеяться, что Айви придет.

И она пришла.

Тихо скрипнула дверь, впуская внутрь стужу, голодные завывания ветра и юркую тень. Тень присела перед лавкой, погладила Федора по щеке.

– Я соскучилась, Федя, – не услышал, а скорее почувствовал он и потерял непростительно долгие мгновения на то, чтобы понять, что все это не во сне, а взаправду, что девушка, стоящая перед ним на коленях, распутывающая тонкими пальчиками его волосы, настоящая, из плоти и крови. Она очнулась от своего долгого сна и пришла к нему. И теперь им не нужен сон один на двоих, потому что все взаправду и в распоряжении у них есть целая ночь…

С острова Федор и Август уехали на пятый день. Будь на то воля ошалевшего от свалившегося на него счастья Федора, он бы вообще никуда не уезжал, но Кутасов, обеспокоенный долгим отсутствием Берга, прислал на Стражевой Камень лихого молодца с письмом. Что было в том письме, Август не сказал, но сразу же после отъезда гонца засобирался в обратный путь, и Федору ничего не оставалось, как последовать за ним. Он едва успел проститься с Айви и перекинуться парой фраз с Акимом Петровичем.

Дорога в город показалась неожиданно короткой. Застоявшийся жеребец летел стрелой. И стрела эта не кружила по невидимой спирали, а неслась прямо, от берега до берега.

Кутасова в усадьбе не оказалось – уехал по неотложным делам на завод. Но стоило только саням остановиться, как едва ли не под копыта жеребца с громкими причитаниями бросилась Анфиса. Она кружила вокруг саней, не решаясь в них забраться, а Август, за время болезни исхудавший и побледневший, не спешил в жаркие объятия кухарки. Он сидел, нахохлившись, закутавшись в шубу, и во взгляде его был уже знакомый Федору туман. Берг раздумывал над очередным проектом, а в такие моменты он не замечал происходящего. Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы на крыльцо в легчайшей собольей шубке не вышла Мари Кутасова. Завидев хозяйку, Анфиса перестала причитать и поспешила ретироваться, а Август стряхнул с себя творческий морок и даже попытался улыбнуться. Улыбка получилась мученическая, намекавшая на жуткие испытания, которые ему довелось пережить.

– Август Адамович, голубчик! Как же вы нас напугали! – Мари сбежала по ступенькам, протянула к нему руки. Федора она привычно не замечала. – Папенька даже собирался снарядить спасательную экспедицию.

– Ну, не того я полета птица, – Берг тяжело выбрался из саней, пошатнулся, поморщился, но мужественно продолжил свой путь к Мари, – чтобы за мной снаряжать экспедицию. Да и что со мной станется? Подумаешь, буря!

Федор усмехнулся. Буря и в самом деле не могла причинить Августу никаких неприятностей. Ведь пока свирепствовала метель, он лежал в тепле и безопасности на печи.

– Да вы настоящий смельчак! – Мари улыбнулась ему ободряюще и взяла под локоть, помогая подняться по лестнице. – А у папеньки к вам есть дело. Он хочет…

Какое дело, Федор не услышал, потому что за ней и Августом захлопнулась дверь.

Дело Саввы Сидоровича оказалось нехлопотным, даже в чем-то приятным, но все равно очень расстроило Федора. Кутасов вместе с дочерью решил отправиться на зиму в Пермь. О причине этого решения не говорилось вслух, но все в усадьбе знали: пришло время подыскать для Мари подходящего жениха. Как сказала Анфиса, найти купца на лежалый товар. Федор подозревал, что охотники непременно найдутся, если не на саму Мари Кутасову, то на ее немалое приданое уж точно. В его памяти еще хранились воспоминания о столичных балах, о юных дебютантках под бдительным присмотром матерей и компаньонок. Помнил изящные карне[2], прикрепленные цепочками к веерам дам. Карне его сестры Насти было заполнено едва ли не в первые минуты бала. Да, его младшая сестричка выросла красавицей! Но Мари не отличалась ни красотой, ни кротостью характера, ни самокритичностью. Избалованная любящим родителем, она рассчитывала на чудесную зимнюю сказку, в которой она будет играть главную роль. И Кутасов твердо вознамерился выполнить это ее желание. Дом в Перми уже был готов к встрече хозяев, а друзья и деловые партнеры заблаговременно оповещены о визите. Ни одно дело Савва Сидорович не пускал на самотек, а уж если это дело касалось любимой дочери, и подавно. Для чего ему понадобился в Перми Август Берг, Федор так и не понял. Вероятно, Кутасов просто привык к его обществу и не хотел отказываться от удовольствия иметь при себе пусть взбалмошного, но все же гения. А возможно, готовился к очередной стройке, но на сей раз в Перми. Как бы то ни было, в форме мягкой и одновременно настойчивой Августу было велено собираться в дорогу. И Федору тоже…