Читаем без скачивания Когда взорвется газ? - Данил Корецкий

– Чего так мало? – удивился Джонс. – В М-60 меньше четырех не заливают!

– Ты кто – заправщик или генеральный конструктор? – спросил диспетчер, и Джонс перестал умничать.

Он выпустил серый, похожий на водяного удава, шланг и, когда молодой рабочий-мексиканец вставил его в цистерну, включил насос на минимальную мощность. Поэтому две тонны загружались минут пятнадцать, как обычно четыре. Но времени в запасе было достаточно.

Потом, оставляя за собой красноватое облако, «Freightliner» помчался по растресканной земле аризонской пустыни навстречу ослепительно сияющему солнцу. До полигона было тридцать миль по огороженной колючей проволокой территории базы. Других машин видно не было, только впереди медленно осаживалась взвихренная колесами мелкая пыль пустыни. Через сорок минут, миновав еще один шлагбаум и пройдя очередной контроль, «Freightliner» выехал к стартовому столу, на котором ждала своего часа выкрашенная в грязно-бурый цвет двенадцатиметровая М-60.

Задним ходом подогнав громоздкую машину к ракете, Джонс вышел, поздоровался с ребятами из стартового расчета, прикинул – достанет ли шланг до заправочного люка. Но волнение было напрасным – конечно, достал. Он включил насос – на этот раз на полную мощность. Испытание нового вида ракетного топлива – дело не рядовое, напротив – очень редкое и чрезвычайно важное. Внешне Томас не проявлял ни малейшего беспокойства, но пот заливал затылок и спину вовсе не из-за жары, к которой мулат привык с рождения. Просто он ответственно относился к любой работе и очень хотел, чтобы именно эта заправка прошла без осложнений. Насос монотонно гудел. Шланг раздулся, как удав, проглотивший добычу. М-60 благодарно принимала топливо, которое даст ей силы для прыжка к далекой цели.

А отчаянно потеющий Джонс знал, что в скрытой под кожухом части на шланг было надето кольцо, и, раздувшись, он должен наколоться на толстую полую иглу, сквозь которую капли нового топлива попадут в небольшую герметичную капсулу. И было бы очень хорошо, чтобы так и произошло, причем без осложнений: чтобы струя горючего не брызнула наружу, шланг не лопнул, заправка закончилась благополучно, и тайное не стало явным... Но он уже сделал все, что от него зависело и никак не мог влиять на дальнейшее развитие событий, поэтому молча потел и даже пытался молиться, хотя никогда этого не делал.

Ровно в два пополудни, точно в соответствии с графиком, заправка закончилась и «Freightliner» двинулся в обратный путь. По дороге в транспортный сектор его проверяли уже без прежнего рвения. По возвращении в гараж Бакст зафиксировал целостность пломб и сделал соответствующую запись в контрольном журнале. Джонс попытался продолжить увлекательную беседу о тягачах, но механик уклонился от этого и ушел обедать.

Оставшись один, мулат сноровисто открыл шланговый отсек, снял манжет, аккуратно извлек черную капсулу из химически нейтрального пластика, завинтил ее герметичной черной крышкой и спрятал в карман комбинезона. Потом протер и отделил полую иглу, разобрал хомут на четыре части, рассовал детали по многочисленным карманам, чтобы не звенели.

Только теперь Томас Джонс перевел дух и, уже не торопясь, разогрел паяльник и заварил крохотное отверстие в резинопластике. Если бы сейчас кто-то его увидел, то ничего бы не заподозрил – хороший водитель поддерживает машину в полной исправности и ради этого даже выполняет работу за механиков... Но его никто не видел.

Потом Джонс зашел в офис, сделал записи в рабочем журнале и поискал в компьютере грузоперевозочную маркировку. Она не относилась к секретной информации и обнаружилась в незащищенном файле.

«413 – код европейского грузоотправителя, 20 – код Польши, 11 – Гданьский порт».

Вскоре появился радостно-возбужденный Бакстер.

– На этом новом топливе «птичка» пролетела вдвое дальше и точно легла в цель! – сообщил он. – Генералы радуются, думаю, и мы получим свои бонусы!

– Здорово! – обрадовался и водитель Джонс.

После работы, выехав за территорию базы, он закопал в пустыне детали манжеты и иглу, а капсулу заложил в условленное место в Черных камнях. Приехав в Блейтон-сити, он с соблюдением ряда предосторожностей позвонил из телефона-автомата и дал сигнал о выемке тайника. Все это мало походило на работу лучшего водителя заправщика ракетной базы США. Но Томас Джонс вдобавок являлся агентом нелегальной сети российской Службы внешней разведки и имел оперативный псевдоним «Мышка». И то, что он делал, вполне укладывалось в его тайную деятельность.

– Российское телевидение? – Заглянувший в микроавтобус пограничник с удивлением разглядывал штативы, камеры, софиты. – А чего у нас снимать?

– Понимаете, мы едем по местам боевой славы, – очаровательно улыбнулась огненно-рыжая Маша Филева – администратор съемочной группы. – Готовим сюжет к Дню Победы о совместной борьбе против фашистов... Вот письмо от нашего Министерства культуры, вот согласие вашего...

Пограничник был молодым, про борьбу с немецкофашистскими захватчиками имел представление слабое и довольно путаное и смотрел не на письма, а на Машину грудь четвертого размера. Администратор поощряюще улыбалась. Она считала себя неотразимой красавицей, которая только по воле злой судьбы в свои двадцать восемь сидит не на троне Мисс Мира, а на довольно неудобном сиденье видавшей виды «Газели». Многократные опыты, которые Маша самозабвенно и неутомимо ставила над мужчинами, только укрепляли ее в этом заблуждении. Вот и сейчас результат налицо – строгий страж границы добрел на глазах.

– Воспоминания ветеранов о войне запишем, места сражений, памятники, ну и так далее, – добавил оператор Андрей. – Надо же укреплять дружбу между народами! А то что-то совсем раздружились...

– А это разве правильно? – патетически воскликнула Маша и выпятила грудь еще больше. – Ну, скажите, молодой человек, разве это правильно?!

Пограничник попятился и, ничего не ответив, вылез из автобуса. В конце концов, он находился «при исполнении» и давать политические оценки в его обязанности явно не входило.

Дверь с лязгом захлопнулась.

– Нормальный мужик! – высказался водитель Дмитрий Петрович.

– А вообще-то ничего нормального в границах между братскими странами нет, – заметил корреспондент Эдик. – Европа объединяется, все шлагбаумы поснимали, а мы разъединяемся, хотя на ту же Европу заглядываемся!

Государственная граница осталась позади, и «Газель» вырвалась на оперативный простор. В салоне было весело, как всегда в коллективных командировках. Анекдоты, шутки, дружеские подначки... Проезжая небольшое село, остановились у первого же магазина и закупили скромный командировочный набор.

– Давайте попробуем настоящей украинской горилки! – Рано начавший лысеть тридцатилетний армянин Эдик разлил по пластиковым стаканам содержимое бутылки с красным перцовым перцем внутри, Маша разложила на маленьком откидном столике бутерброды, двадцатипятилетний Андрей открыл банку с маринованными огурчиками.

– За успех нашего безнадежного дела! – провозгласил Эдик, и стаканы бесшумно соприкоснулись.

– Чего ты каркаешь, что оно безнадежное, чего каркаешь? – раздраженно отреагировал Дмитрий Петрович. Маленькие радости совместной поездки водителю почти недоступны, и это делало его моралистом. – Пить надо меньше, вот и будет все надежно!

Но до конца своей роли трезвенника не выдержал и заинтересованно спросил:

– Ну, как горилка?

– О-о-о! – Эдик подмигнул товарищам. – Это что-то! Никогда такой не пил!

– Неправда, – вмешалась Маша. – Обычная гадость! Возьмите бутерброд, Петрович!

– Ну, хоть бутерброд давайте, – пробурчал он.

Негреющее осеннее солнце освещало украинские степи. «Газель» катилась по местам боевой славы, которые совпадали с линией российского трубопровода. Большой натяжки здесь не было: бои шли повсеместно. Группа снимала памятники погибшим, безымянные высотки, уцелевших солдат той далекой войны. Довольно часто в кадр попадала толстая труба с облупившейся краской, кирпичные домики станций подкачки, отводы голубого потока в сторону населенных пунктов...

На третий день пути группа встречалась с ветеранами в селе Ромашковка Зеленолукского района. Маша брала интервью и сама снимала.

– Два дня беспрерывно бой шел, от полка человек пять в живых остались, – шамкая беззубым ртом, рассказывал семидесятипятилетний Иван Нечипоренко, который ради торжественного случая надел все свои награды, так что его старенький пиджак напоминал бронежилет.

– Тогда не делились на москалей и наших – все нашими были, это фашисты были чужими!

А Эдик с Андреем тем временем снимали на вторую камеру село, его окрестности, жителей, в особенности молодых людей и пацанов.

К концу дня официальная часть плавно перетекла в застолье. Поскольку Дома культуры в Ромашковке не было, стол накрыли в просторном доме главы поселкового совета. Разносолы деревенской кухни восхитили москвичей: галушки, кабачки с салом, «запорожский капустняк» со свининой, колбасы: кровяная, домашняя, копченая, рыбная; сало: соленое, копченое, моченое; заливное из щуки и раковых шеек. Но это потом, после густого украинского борща с чесноком, сметаной, жгучим перцем и пампушками, с деревянными расписными ложками, застревающими торчком в огненной красной гуще. И, конечно, море разливанное крепкой горилки, вспыхивающей, если поднести спичку, ярким синим огнем...