Читаем без скачивания Ленин - Борис Вадимович Соколов

Поддержка со стороны левых эсеров облегчила большевикам разгон Учредительного собрания. Троцкий вспоминал: «Надо, конечно, разогнать Учредительное собрание, – говорил Ленин, – но вот как насчет левых эсеров?» Нас, однако, очень утешил старик Натансон (один из лидеров левых эсеров. – Б. С.). Он зашел к нам «посоветоваться» и с первых же слов сказал: «А ведь придется, пожалуй, разогнать Учредительное собрание силой». «Браво! – воскликнул Ленин, – что верно, то верно! А пойдут ли на это ваши?» «У нас некоторые колеблются, но я думаю, что в конце концов согласятся, – ответил Натансон. Левые эсеры тогда переживали медовые недели своего крайнего радикализма: они действительно согласились. «А не сделать нам так, – предложил Натансон, – присоединить вашу и нашу фракции Учредительного собрания к Центральному Исполнительному Комитету и образовать таким образом Конвент?» «Зачем? – с явной досадой ответил Ленин. – Для подражания французской революции, что ли? Разгоном учредилки мы утверждаем советскую систему. А при вашем плане все будет спутано: ни то ни се». Натансон попробовал было доказывать, что при его плане мы присоединим к себе часть авторитета Учредительного собрания, но скоро сдался».[172]

Как глава Совнаркома Ленин присутствовал на заседании Учредительного собрания, однако демонстративно игнорируя происходящее. По свидетельству В. Чернова, лидер большевиков не стал садиться на скамью, где прежде размещались царские министры, а присел на ковер на ступеньках возле председательской трибуны. Затем «Ленин в «правительственной ложе» демонстрирует свое презрение к «учредилке», разлегшись во всю длину и принимая вид уснувшего от скуки человека».[173] Об этом же вспоминает и эсер Б.Ф. Соколов: «Справа в одной из лож сидит Ленин. Он положил свою голову на руки, и издали кажется, что он спит. Видна только большая, круглая и блестящая лысая голова».[174] Большевик Н. Мещеряков так описывал поведение Ленина: «Вспоминается, как живая, фигура Ильича, сидящего на приступках трибуны председателя. На вылощенные речи Чернова и Церетели он не обращал никакого внимания. Сперва он что-то писал, а потом просто полулежал на ступеньках, то со скучающим видом, то весело смеясь».

В 11 часов вечера на заседании большевистской фракции Ленин от имени ЦК предложил покинуть заседание. После дискуссии оно было принято. Депутаты-большевики собрались вернуться в Белый зал, чтобы объявить о своем решении. Тут, как утверждает Мещеряков, Ленин проявил неожиданную заботу об эсеровском большинстве Учредилки: «„Как, товарищи? Вы хотите вернуться в залу и уйти оттуда после прочтения нашей резолюции?» – спросил нас Владимир Ильич. „Да“. „Да разве вы не понимаете, что наша резолюция об уходе, сопровождаемая уходом всех нас, так подействует на держащих караул солдат и матросов, что они тут же перестреляют всех оставшихся эсеров и меньшевиков?“»[175] Ленину удалось, хотя и не сразу, убедить своих товарищей послать на заседание одного Ф.Ф. Раскольникова для оглашения резолюции. После этого сердобольный Ильич вместе с наркомами покинул Таврический дворец.

Утром 6 января оставшихся депутатов заставили покинуть Таврический дворец. Этот исторический момент запечатлел в своих мемуарах эсер Марк Вишняк: «Приблизившись к креслу председателя, занятого процедурой голосования, матрос постоял как бы в раздумье и, видя, что на него не обращают внимания, решил, что настал час «войти в историю». Обладатель прославленного отныне имени, Железняков, тронул председателя за рукав и заявил, что, согласно полученной им от комиссара (Дыбенки) (П.Е. Дыбенко – нарком по военным и морским делам, комиссар Чрезвычайного штаба по охране общественного порядка в Петрограде в связи с созывом Учредительного собрания. – Б. С.) инструкции, присутствующие должны покинуть зал».[176] После недолгого препирательства с красногвардейским караулом, депутаты вынуждены были разойтись.

Большевики столь легко справились с Учредительным собранием потому, что имели на своей стороне поддержку армии и населения крупных городов. Во время выборов большевики с большим отрывом от других партий победили в Петрограде, Москве, в Центрально-промышленном и Северо-Западном районах, на Северном и Западном фронтах и Балтийском флоте. Эсеры взяли верх на Черноморском флоте и Юго-Западном, Кавказском и Румынском фронтах, но из-за удаленности этих войск от столиц данный успех не мог играть решающего значения, тем более что здесь велико было влияние украинских и иных сепаратистов.

Вскоре после разгона первого российского парламента, избранного в результате действительно всеобщих и свободных выборов, Ленин с удовлетворением говорил Троцкому: «Конечно, было рискованно с нашей стороны, что мы не отложили созыва, очень, очень неосторожно. Но, в конце концов, вышло лучше. Разгон Учредительного собрания Советской властью есть полная и открытая ликвидация формальной демократии во имя революционной диктатуры. Теперь урок будет твердый».[177]

В докладе на III Всероссийском съезде Советов 11/24 января 1918 года Ленин прямо взял на себя и партию большевиков в целом ответственность за развязывание гражданской войны и предупредил, что террор может нарастать: «<…> на все упреки и обвинения нас в терроре, диктатуре, гражданской войне, хотя мы далеко еще не дошли до настоящего террора, потому что мы сильнее их, – у нас есть Советы, нам достаточно будет национализации банков и конфискации имущества, чтобы привести их к повиновению, – на все обвинения в гражданской войне мы говорим: да, мы открыто провозгласили то, чего ни одно правительство провозгласить не могло. Первое правительство в мире, которое может о гражданской войне говорить открыто, – есть правительство рабочих, крестьянских и солдатских масс. Да, мы начали и ведем войну против эксплуататоров. Чем прямее мы это скажем, тем скорее эта война кончится, тем скорее все трудящиеся и эксплуатируемые массы нас поймут, поймут, что Советская власть совершает настоящее, кровное дело всех трудящихся».[178]

Затем – установление перемирия на фронте, срыв мирных переговоров в Брест-Литовске, наступление немцев, заключение “похабного” Брестского мира. Петроград в результате мирного договора превратился в приграничный город. Совсем недалеко, в Эстонии и Финляндии, находились немецкие войска. В целях безопасности Совет Народных Комиссаров во главе с Лениным в марте 1918 года переехал в Москву, которая и стала столицей Советского государства.

Маргарита Васильевна Фофанова вспоминала, что ещё в Петрограде отправляла ленинские письма и записки многим адресатам, в том числе и Инессе Арманд: «Письма Ленина к Инессе Фёдоровне носили личный характер. Я не могла отказать Владимиру Ильичу. О его тёплых связях с Инессой Надежда Константиновна знала. На этой почве между Владимиром Ильичом и Надеждой Константиновной были серьёзные конфликты ещё до октября. Но особо остро возник конфликт между ними после революции, когда Ильич стал главой Советского правительства. Владимир Ильич назначил Инессу Фёдоровну председателем совнархоза Московской губернии и поселил её у кремлёвских стен, напротив Александровского