Читаем без скачивания Узорчатая парча - Тэру Миямото
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После этого я долго молчала. Отец тоже сидел неподвижно, молча, и смотрел на алые листья кленов. Я думала о Кацунуме. В своих письмах к Вам я старалась не касаться моего мужа, Соитиро Кацунумы. Уже это говорит о моем отношении к данному человеку. Но все же Соитиро Кацунума – вовсе не дурной человек. Он отец Киётаки и не на словах, а на самом деле, искренне любит нашего сына и сострадает ему – ничуть не меньше, чем я. Он всегда штудировал трудные книги по истории Востока и очень добросовестно, трепетно относился к своей научной работе и к студентам, у которых вел семинарские занятия. Я не раз наблюдала, как он до изнеможения играет с Киётакой в мяч на лужайке перед домом, чтобы физически укрепить мальчика. Вернувшись после этих занятий в гостиную, они усаживались на ковре и, тесно обнявшись, вели нескончаемые задушевные беседы отца и сына. Почему я не смогла полюбить такого человека? И как Кацунума относился ко мне, видя мою неприязнь? Я вдруг подумала: а что будет с нами, когда умрет отец? Ведь ему скоро исполнится семьдесят один год. Не знаю, доживет ли он до того момента, когда Киётака станет взрослым. Я смотрела на оливковый пиджак отца, сидевшего спиной ко мне. Я представила себе Кацунуму, беседующего с Киётакой. И вдруг почувствовала комок в горле. Я уже не могла держать себя в руках. Меня иглой пронзило воспоминание о Кацунуме и той студентке, обнимающихся в тени ворот на закате. Черные слившиеся силуэты казались просто тенями, словно то были не люди, а бесплотные видения. В этот момент я впервые почувствовала нечто похожее на любовь к Кацунуме.
Я поднялась и обвела взглядом обступавшие нас разросшиеся деревья. Сотни оттенков красного, желтого, зеленого, коричневого переливались и трепетали в лучах осеннего солнца. Глядя на эту картину, я сказала отцу, что хочу развестись с Кацунумой. Пусть он вступит в законный брак с той женщиной и станет законным отцом трехлетней девочки. А я больше не выйду замуж. И отдам все свои силы воспитанию Киётаки. «Папа, помоги мне!» – закончила я.
Отец закурил еще одну сигарету. Докурил и затушил окурок о землю. Посмотрел на меня снизу вверх, улыбнулся и проронил: «Хорошо». Потом встал, и мы пошли вниз по бесконечно длинной, поросшей мхом каменной лестнице.
Перед тем как приступить к этому письму, я снова перечитала все Ваши послания. Разные чувства и ощущения промелькнули в моем сердце. Их невозможно выразить словами. Они подобны узорчатой парче моей души. Или переливающемуся мириадами оттенков и красок осеннему лесу. И только одно я хотела бы выразить в этом письме. Вы написали, что когда узрели собственную Жизнь, Вам стало страшно жить. А может быть, можно сказать, что Вам показали невероятно крепкую квинтэссенцию Жизни – чтобы Вы смогли прожить свою жизнь до конца, неважно – короткую или длинную?
Сижу над листом бумаги и не знаю, чем же закончить мое последнее послание к Вам. Мне вдруг вспомнилась та самая фраза насчет музыки Моцарта. Сама не пойму, почему она вспомнилась мне… Возможно, бытие и небытие тождественны друг другу… Она пришла ниоткуда, эта мысль, и словно вскипела в моей душе. Но именно она побудила Вас рассказать мне многое такое о Вашей жизни, чего я не знала. Однако слов о загадочном трюке Вселенной я не произносила. Это только хозяин «Моцарта» говорит, что будто я придумала их. Эти слова вызывают во мне душевный трепет… Юкако Сэо, сама перерезавшая себе горло… Вы, вернувшийся к жизни, после того как увидели свое мертвое тело… Несчастный отец, который успел состариться, но все так же помешан на работе… Соитиро Кацунума, который имеет вторую семью и тоже страдает – от того, что у него незаконная жена и внебрачный ребенок… В то время, как мы с Киётакой любовались звездным небом, сидя на скамейке в Саду георгинов, Вы наблюдали, как кошка пожирала мышь. Наша жизнь полна удивительных загадок и закономерностей. Таинственный фокус Вселенной…
Можно писать бесконечно. Похоже, пора ставить точку. Я желаю Вам и Рэйко-сан счастья в этом мире, таящем в себе удивительные загадки и закономерности. Сейчас я вложу письмо в конверт, надпишу адрес и наклею марку. А потом буду слушать 39-ю симфонию Моцарта – впервые за долгое-долгое время. Прощайте. Берегите себя. Прощайте.
Аки Кацунума
18 ноября
Original title:
Teru Miyamoto
Kinshu
1982
О МАГИЧЕСКИХ КРИСТАЛЛАХ СЛОВ И УЗОРЧАТОЙ ПАРЧЕ ЯПОНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Тэру Миямото родился в 1947 году в г. Кобе. В литературу ворвался на гребне «новой японской прозы» вместе с такими известными нам писателями, как Рю Мураками и Кэндзи Накагава. Но если имена последних в России, что называется, «на слуху», то Тэру Мнямото известен гораздо более узкому кругу. Можно, пожалуй, сказать, что на фоне «монополизировавших» до недавнего времени российских читателей «двух Мураками и Бананы» он незаслуженно обойден вниманием. Во-первых, потому, что в самой Японии Тэру Миямото, творящего как в русле «массовой», так и «чистой» литературы, чтут отнюдь не меньше Харуки Мураками. А во-вторых, потому, что в Россию Миямото «попал» намного прежде нынешних кумиров, хотя и не через книжные прилавки: первая же его повесть «Мутная река» (Доро-но кава) прогремела на весь мир с киноэкранов, когда в 1981 году одноименный фильм режиссера Кохэя Огури получил приз на Московском кинофестивале, а в 1982 году был номинирован на «Оскара». После чего в России о новой японской звезде, вспыхнувшей в промежутке между поколениями Кобо Абэ и Харуки Мураками, забыли на долгие годы. Снова вспомнили и восторженно заговорили лишь в 2000 году, когда в издательстве «Восточная литература» «Мутная река» вышла, наконец, на русском языке вкупе с несколькими рассказами Миямото [19]. Вспомнили – и поразились яркости и самобытности таланта.
Между тем в Японии Тэру Миямото обласкан критикой, избалован премиями и огромными тиражами с самого начала творческой карьеры. Закончив литературный факультет университета Отэмон Гакуэн, он поступил в рекламное агентство, однако проработал там недолго, предпочтя литературу. Потом Миямото еще раз попытается вернуться в бизнес, но снова оставит его. Слава пришла к нему сразу – и никогда не отворачивалась от него. В 1977 году Миямото получает литературную премию Дадзая Осаму за первую же свою повесть «Мутная река» (Доро-но кава), а в 1978 году – самую престижную в Японии литературную премию Рюноскэ Акутагавы за свое новое произведение – повесть «Река светлячков» (Хотару-гава). Вместе с повестью «Река Дотомбори» (Дотомбори-гава) эти произведения составили так называемый «цикл о реках». Кстати, все три «речные» произведения были экранизированы в 80-х годах. Также экранизирован в 1995 году роман «Призрачный свет» (Мабороси-но хикари).
Перу Тэру Миямото принадлежат роман «Вечно изменчивое море» (Рутэн-ноуми, 1984 г., первая часть дилогии), роман «Земная звезда» (Ти-но хоси, 1992 г., вторая часть дилогии), роман «Фаворит» в 2 томах (Юсюн, 1986 г.), удостоенный литературной премии Эйдзи Ёси-кавы, двухтомный роман «Стул в степи» (Согэн-но ису, 1999 г.), а также множество других, не менее известных произведений. Тэру Миямото относится к самым «многотиражным» и популярным писателям Японии. Многие его произведения переведены на иностранные языки.
«Узорчатая парча» (Кинсю) была написана в 1982 году, однако внимательный читатель напрасно будет искать в ней реалии, позволяющие определить точное время действия. Хотя в целом понятно, что это XX век, а точнее, его вторая половина. Точно так же придирчивый литературовед столь же безуспешно попытается определить жанр «Узорчатой парчи». Да, спору нет, «Парча» стилизована под переписку двух героев. Значит, роман в письмах? Едва ли… В «Узорчатой парче» столь же явно присутствуют характерные признаки откровенно-пронзительного «ватакуси-сёсэцу» (повествование о себе), изысканно-прихотливого «дзуйхицу» (эссе «вслед за кистью), глубокой философской притчи, женского романа (женская линия явно доминирует), есть даже элементы захватывающего, интригующего детектива, особенно в завязке произведения.
На первый взгляд все достаточно незатейливо, просто. Бывший муж и жена волею случая (или Провидения?) сталкиваются друг с другом в горной глуши, в кабинке фуникулера – и тотчас же расстаются, не сказав друг другу практически ничего. Десять лет назад они развелись, потому что муж героини Акико – Ясуаки Арима – изменил жене, и при этом едва не погиб, якобы при попытке «двойного самоубийства» с любовницей. За прошедшее время угли трагедии подернулись пеплом, покрылись патиной времени, но внутренний жар их еще настолько силен, что при встрече в душе Акико снова вспыхивает яростное пламя, – и она завязывает переписку. Несколько писем от Акико к Ясуаки и несколько писем от Ясуаки к Акико – вот и все короткое повествование. Но в этой не слишком толстой стопке листков столько пронзительной боли и безысходного отчаяния, столько неистовой, безрассудной любви и обжигающей ненависти, столько жалости, мужества, жертвенности и высокого благородства, что другому, менее талантливому писателю достало бы на целую сагу. Лаконичная, но бездонно емкая «Человеческая трагедия». В каком-то невероятном, безумном темпе перед читателем пролетает десятилетие жизни героев – со всеми их взлетами и падениями, с разочарованиями и надеждами, страхами и мечтами. Реальные события переплетаются с воспоминаниями о прежней жизни, о том, что же случилось на самом деле и что послужило истинной причиной развода двух искренне любивших друг друга людей.