Читаем без скачивания Бенгальские душители - Луи Буссенар

— Так вот, я повелеваю тебе лечь спать сегодня в девять часов. Твой сон будет крепок и спокоен… Под утро ты услышишь сладкоголосую соловьиную трель, но не проснешься… Когда же ты встанешь, то от хворей твоих не останется и следа… Такова моя воля.

От этих слов факира исходила некая таинственная сила, лишавшая девочку малейшей возможности сопротивляться. Склонив голову, Мери медленно, растягивая слова, произнесла тихим, неестественным голосом, каким обычно говорят в состоянии гипнотического сна:

— Я подчиняюсь твоей воле!

— и так будет завтра… и послезавтра… всегда!

— Да!

— Ты пробудишься ото сна лишь тогда, когда прикажет жена сахиба… И забудь все, что я говорил тебе сейчас. Ты никогда не вспомнишь, как я усыплял тебя. Такова моя воля!

Миссис Клавдия с мужем наблюдали эту впечатляющую сцену с интересом, хотя и не без доли скепсиса.

— И ты полагаешь, дорогой мой факир, — спросила графиня, — что одна твоя воля, без всяких лекарств, поможет девочке?

— Готов поклясться! Вечером убедишься, как спокойно она будет спать.

— И твоего внушения достаточно раз и навсегда?

— Раз и навсегда!

— Но если потом, вдали от тебя, сон опять нарушится?..

— Ты сама сможешь приказать ей спать спокойно. Ты скажешь, что такова твоя воля, и она подчинится, как подчинилась мне.

— Сомневаюсь, чтобы я действительно смогла усыпить ее! А она что, и в самом деле спит?

Факир с улыбкой вытащил из шляпки графини золотую шпильку с изумрудной головкой, и не успели муж с женой понять, в чем дело, как он вонзил острие в руку Мери, но та не шелохнулась.

— Ну как, по-твоему, спит она? — спросил индус.

— Это чудо! — воскликнула графиня.

— Для нас во всем этом нет ничего хитрого.

— Ах, разбуди ее, прошу тебя!.. Этот странный сон пугает меня.

— Он совершенно безвреден, даже полезен… Разбудить девочку лучше тебе, когда я уйду. Ты ничего не говори ей о гипнозе, и она все забудет.

У двери факир обернулся и повелительным тоном сказал Мери:

— Если графиня прикажет тебе заснуть, ты уснешь… Такова моя воля! Ты будешь подчиняться ей, как подчиняешься мне… Но только ей! Никто, кроме нее, не должен приказывать тебе. Помни это!

— Я буду помнить, — произнесла Мери чуть слышно.

Оставшись одни, Бессребреник и миссис Клавдия смотрели на девочку: она, хоть и стояла с открытыми глазами, их не видела!

— Милая Мери, проснитесь, — прошептала графиня одними губами, так что Бессребреник едва расслышал эти слова.

Веки Мери дрогнули, глаза приняли обычное живое выражение, и без всякого перехода она перенеслась из сонного в бодрствующее состояние. Как и повелел ей факир, девочка ни о чем не помнила, даже не знала, что только что спала. Она лишь смутно припоминала, что видела здесь индуса.

Нетрудно понять, с каким нетерпением ждала миссис Клавдия приближения вечера. Когда до девяти часов оставалось несколько минут, Мери вдруг очень захотелось спать, и ровно в назначенное время она уснула сном младенца. Графиня глазам своим не верила. Этот глубокий и мирный сон не могли нарушить даже громкое хлопанье дверей в коридоре.

На рассвете, незадолго до восхода солнца, девочка зашевелилась и потянулась, как это бывает перед пробуждением. В густой листве сада состязались два соловья. Опьяненные собственным пением, они выводили самозабвенно чарующие слух рулады, которые то взлетали ввысь, то повисали в розовеющем воздухе. Улыбаясь в полусне, Мери умиротворенно вслушивалась в мелодичные звуки. Когда же первый луч солнца позолотил минарет, выглядывавший из-за деревьев, она легко вздохнула, открыла глаза и проснулась бодрая и веселая.

Просидевшая всю ночь у изголовья ее кровати миссис Клавдия с радостью наблюдала за выздоровлением своей подопечной.

— Как чувствуете себя, Мери? — ласково спросила она, коснувшись губами ее лба.

— Госпожа, я спала хорошо! Что за дивная была ночь! Право, не узнаю себя! Если бы всегда так!

— Так оно и будет, уверяю вас. А теперь, если хотите, полежите еще немного, а нет, вставайте и, пока еще прохладно, напишите с братом письмо отцу.

Дело в том, что дети давно собирались сделать это. Однако физическое и душевное перенапряжение, как следствие жестокой борьбы за существование, и болезненное состояние Мери до сих пор не позволяли им осуществить данное намерение. Но теперь девочка чувствовала себя лучше и, не боясь нервного срыва, могла вместе с братом рассказать отцу о страшных невзгодах, обрушившихся на их семью. Когда они, пролив немало горьких слез и не раз откладывая перо, не в силах далее продолжать столь скорбное повествование, закончили все же письмо, то Патрик по совету капитана сделал к нему следующую приписку:

«Мы обо всем, в том числе и об упомянутых в вашем письме сокровищах, рассказали графу де Солиньяку. Мы с Мери отлично помним, что письмо с планом наша бедная мамочка заперла в сейфе, что стоит у вас в кабинете. По мнению графа де Солиньяка, это обнадеживающий факт: сейф, по-видимому, несгораемый, так что содержимое его, возможно, уцелело. Поскольку сейф все еще находится в завалах на месте нашего дома, господин Солиньяк считает, что необходимо как можно быстрее вернуться в Гарден-Рич и, разыскав бесценные бумаги, перепрятать их в безопасное место».

Оставалось только доставить письмо в ближайшее почтовое отделение. Факир предложил на роль посыльного вожатого Синдии — крепкого, расторопного, сообразительного и с лукавинкой в глазах бенгальца, за которого он ручался как за самого себя. Его отправили в Шерготти, неподалеку от города Гая, но денег не дали: оплату почтовых отправлений по армейским адресам полностью взяли на себя английские власти. Вожатый, человек исполнительный, наутро же двинулся в путь, пообещав вернуться дней через десять.

Патрик и Мери почувствовали облегчение: наконец-то написали самому близкому человеку! А как только представится возможность, они доберутся до Пешавара, а оттуда рукой подать до шотландского полка.

Прошла еще неделя мирной, беспечной жизни в гостеприимной обители, как вдруг миссис Клавдия, Бессребреник, Мариус и Джонни, привыкшие скитаться по белу свету, ощутили тоску: их потянуло навстречу новым приключениям. Но факир, опасаясь западни, просил подождать с отъездом. Он разослал повсюду верных людей, чтобы разузнать, о чем поговаривают в народе, и по их возвращении должен был принять окончательное решение.

Но тут произошло событие, казалось бы, малозначительное, но обернувшееся столь же грозными, сколь и неожиданными последствиями.