Читаем без скачивания Коварный уклонист (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович

Мстительный и деятельный Басх собирался из взбаламученной мутной водицы, в которой принято ловить рыбку, организовать дерьмошторм, а затем, оседлав эту волшебную стихию, состоящую из недовольных произволом знати людей, ворваться девятым валом во дворец, неся землю рабочим, заводы крестьянам и сады рыболовам.

Чем-то это напомнило меня, висящего снаружи «Золотой змеи». В тот момент, когда хитрый план показал свою очевидную глупость, а самое простое решение оказалось наиболее эффективным.

— Ну как я? — довольный Крюгер вломился в гостиничный зал, где я был занят сигаретой, стаканом крепчайшего чая и угнетением одной полугоблинши тяжелым обвиняющим взглядом.

— Зацени, — не стал отвечать я на бесполезный вопрос, перекинув партнеру комок тряпья.

Разноглазый (или одноглазый?) недоуменно развернул брошенную ему ткань. Это были заляпанные грязью и маслом заношенные майка и шорты. Вытертые почти до прозрачности. С прорехами.

— Что это…

— Именно вот в этом, стоя на солнышке раком перед новым движком твоего трофейного просранного дирижабля, Стелла и привлекла внимание сопляка, которого угробила, — гадостно улыбаясь, заложил я скрючившуюся в кресле зеленокожую особу.

— Ты шутишь? — революционер посмотрел на меня… сквозь ткань, долженствующую закрывать чью-то задницу, — Да я такого даже в борделе не видел!

— Ладно, вот тебе вопрос, товарищ Крюгер. Что, на твой взгляд, говорят такие тряпки, надетые на голое тело, а?

— «Выдерите меня! Срочно! Вдвоем, втроем, вчетвером! Я уже готова к чему угодно!», — не задумываясь, выпалил Михаил, продолжая ошалело разглядывать обрывки ветхой ткани и оценивающе посматривать на закрывшую ладонями лицо девицу.

— Вооот! — удовлетворенно поднял я палец, а затем начал им разминать уставшие от очков глаза, — А эта дурында утверждала, что это «ничего такого», ей в них «удобно».

Басх красочно и очень ёмко выразился, окончательно вгоняя Стеллу в краску, а затем, присев перед креслом с девушкой, обстоятельно объяснил последней, что она полная дура, а не жертва похотливого беспредельщика. На ответное блеяние, что она ничего такого не хотела, он красочно расписал, что «не хотевшая ничего» девушка почти идеально сработала под обычный заказ с медовой ловушкой. И что любой адекватный мужчина, видя добровольно обнаженную перед ним жопу, вполне может и хочет принять демонстрируемое приглашение к срочному траху. Без лишних слов. Поэтому госпожа Заграхорн может засунуть себе куда подальше мысли о двух коварных сопляках, решивших её, почти невинную, злостно отыметь, и может начать думать о себе как о поехавшей крышей убийце-извращенке, взорвавшей заклинанием двух невинных детей.

Видя, как я удовлетворенно киваю каждому слову начавшему распаляться Басха, Стелла попробовала закатить истерику, но была награждена подзатыльником и игнором. Пришло время тренировок — нам с Басхом нужно было научиться незаметно обмениваться сигналами. Не использовать мою способность видеть страх и злость в своих делах революционер считал полным идиотизмом.

До Эсхата мы добирались долго, почти неделю. Сойдя с поезда на одной из станций, мы затеяли долгий пеший переход, что было совсем нелегко для раненой Стеллы и Михаила, которому я слишком уж солидно пожевал ногу. Паршивое приключение, но выручило хоть то, что на руках у нашей полугоблинши осталась солидная сумма денег, которую та не успела выплатить за ремонт и обновки просранному цеппелину. Их вполне хватило на несколько ночевок, на дилижанс до города и на разорение магазина с актерскими принадлежностями. Теперь я щеголял седыми русыми волосами и такой же бородищей, опускавшейся чуть ли не до пупка, а из коварной убийцы юных герцожат мы тогда мстительно сочинили самую серую мышь из возможных. Про декольте, голые части тела и жизнь без огромной искусственной бородавки, мерзко притаившейся у левого крыла носа, Стелле можно было забыть очень надолго.

Пока набранные Крюгером люди спешно вывозили себя и имущество из Крейвенхольма, тот, не теряя времени, уже начал работать здесь. Старый, вредный и злоязычный Эскиольд, отправленный в замшелые дали Эсхата, с каждым часом набирал новых рекрутов для революции. Времени на отдых не было совершенно.

Она открыла глаза, пробуждаясь от яркого, красочного, но совершенно не запомнившегося ей сна. Как обычно, теперь так всегда. Вокруг царила тьма. Везде — внизу, вверху, в любую от неё сторону, если тут и были стороны, ничего не существовало. Была лишь она, причём, что вызывало слабый импульс интереса, собственное тело она могла разглядеть без малейшего напряжения несмотря на то, что света здесь не было.

Была лишь тьма.

По ней можно было идти, бежать, в неё можно было кричать, плакать и стонать, но звук не разносился дальше её ушей. Это было еще не самое страшное.

Самым страшным было то, что страха, как такового, она испытывать не могла. Радости, боли, гнева, отчаяния. Ничего, лишь жалкие тени чувств. Она твердо знала, что давным-давно должна была сойти с ума в этой тьме. Было бы с чего сходить, правда, но разве в этом дело? Суть же в том, что она во тьме, из которой нельзя выбраться. Где есть лишь она и сны. Единственное, что позволено — это спать, вяло размышляя о происходящем в те промежутки времени, когда уснуть было невозможно.

Как давно это длится? Не вспоминается. Вроде бы она болела… за ней ухаживали мама с папой. Испуганные лица слуг. Вспышки злости. Брызги крови. Боль-боль-боль. Она должна была умереть. Может быть, это смерть? Может, сюда попадают все?

Ответов нет. Только тьма, забывающиеся сны и твердое понимание, что с ней что-то не так. Как будто она чувствует через толстую-толстую подушку. Раньше эмоции были ярче… в тысячу раз. Иногда настолько, что она не могла их сдержать. Казалось, что они разрывают её также, как и появившаяся магия. Когда всё изменилось?

Обнаженная худая девушка стояла в полной темноте с расслабленно свисающими руками. Ей было… всё равно на то, в какой позе находится её тело. Две тени эмоции лишь вызывали интерес — почему она здесь и… почему она обрита наголо? Над этим можно было размышлять вечно. Затем, в какой-то определенный момент, она поймет, что может уснуть, что сразу же и проделает. Сны, несмотря на то что она их не помнила, были куда лучше этого существования.

— Удовлетворительно.

До неё далеко не сразу дошло, что это был голос, а не одна из её вялых мыслей. Тем более, что прозвучавшее слово оказалось единственным. Затем, что-то поняв через неопределенное количество времени, девушка развернулась на 180 градусов, чтобы встретиться взглядом со своей точной копией.

Точной…?

Нет.

На голове стоящего напротив неё отражения был короткий ёжик волос.

— Кто ты? — слова сорвались с едва зашевелившихся губ.

— Сначала скажи, кем считаешь себя, — последовал равнодушный размеренный ответ. Копия казалась еще более равнодушной и безэмоциональной чем её собственное состояние. Это было так… неестественно?

— Я… Аврора. Аврора Аддамс.

Слабый, жалкий импульс эмоций внутри. Она точно знала, что должна кричать. Визжать, царапаться, бить по своей подделке магией, смеяться, рыдать, сходить с ума. Но… нет. Она даже не шевельнулась, когда её двойник медленно обошёл кругом, разглядывая её как овцу на базаре.

— Удовлетворительно, — вновь сказал двойник, — Ты стабильно функционируешь. Матрица, лишенная гормональной стимуляции, смогла временно стабилизироваться. Мне необходимо проверить потенциал матрицы. Приготовься к продолжению диалога после того, как я симулирую твой минимальный уровень гормонов.

Она ничего не поняла, кроме того, что двойник вроде бы доволен, но что-то собирается сделать. А потом он сделал.

Это было как вспышка. Прозрение. Взрыв, состоящий только из черных, негативных чувств.

— Что ты со мной сделал?! — закричала, падая на колени, узница мрака, — Где я?! Где отец?!!