Читаем без скачивания За тех, кто в дрейфе ! - Владимир Санин

К этому времени Льдину еще больше обкорнало, ее площадь стала сто семьдесят на шестьдесят метров, и всем было ясно, что продержаться можно в лучшем случае еще несколько часов. Сделав над станцией несколько кругов, Свешников с воздуха дал Семенову радиограмму: "Вокруг тебя на сто километров некуда сесть, любой ценой оборудуй полосу". Из последних сил расчистили подобие полосы — через нее прошла трещина; побросали в трещину всякое тряпье, забутили ее снегом — и Белов, отчаянный Коля Белов, рассчитав до сантиметра, исхитрился посадить «Аннушку». Свешников выскочил: "К черту вещи, немедленно на борт!"

И еще помнил Семенов похожие случаи, которые происходили и с ним и с его товарищами, начальниками других дрейфов. Станции, казалось, погибали, но напоследок всегда происходило какое-нибудь чудо! То вдруг в последнюю минуту подвижки прекращались, то удавалось перебраться на другую Льдину, то выручала авиация, а в случае с папанинским дрейфом — корабли…

Бармин с Ковалевым нашли обход — метров через двести трещины смыкались. Путь освещали факелами и ракетами: небо закрыла сплошная облачность, видимость исчезла абсолютно, и в довершение всего остался без питания прожектор. Рассыпавшиеся в небе огни ракет на короткое время вырывали из тьмы ползущий по направлению к дизельной вал торосов. Зрелище было страшное, оно притягивало, и вместо того, чтобы воспользоваться светом и работать, люди неотрывно с гнетущей тревогой смотрели на вал.

Половина людей теперь готовила дизельную к эвакуации, а остальные прорубали дорогу для трактора, волочившего за собой локаторскую: рвали толом ледяные лбы, разбивали кайлами, кирками заструги и ропаки, выравнивали поверхность.

Локатор следовало спасти во что бы то ни стало.

Пока Семенову и его группе везло: едва успевал трактор преодолеть очередные расчищенные метры, как за ним лопался лед. Не перед ним, не под ним, а за ним! Тракторы на дрейфующей станции без кабин, в случае чего водитель обязан остановить машину, прыгнуть в сторону — если успеет.

— Дорогу! — орал Филатов. — Я спешу, извините меня!

Двести метров шли два с половиной часа.

Мороз был градусов под сорок, а с людей градом лил пот. Они сбрасывали каэшки, окунали в снег головы — "так, что от них шел пар!" — утверждал Бармин, просто валились с ног от безмерной усталости. Адова работа, ничего труднее авральной расчистки льда на дрейфующей станции нет.

Громыхнуло совсем рядом: это метрах в двадцати за трактором возникли и стали его нагонять торосы.

В свете факела Семенов увидел замерзших на месте, обессиленных, отчаявшихся людей.

Впереди, в нескольких шагах, разошлась свежая трещина, сзади шел вал. Семь человек, трактор и локаторская оказались на неверном обломке Льдины, которая в любую секунду могла превратиться в крошево битого льда. Трещина расходилась, вот-вот она могла отрезать путь к отступлению, и времени терять было нельзя. В этом адском грохоте все равно никто бы не услышал команды, и Семенов, за руку сдернув Филатова с трактора, жестом приказал людям прыгать через трещину.

И тут совсем уж чудовищный грохот, будто взорвался и взлетел на воздух склад снарядов и бомб, потряс Льдину: вал торосов взгромоздил на свои плечи новую многотонную глыбу, рванулся вперед и завис над локаторской.

И наступила тишина.

Семенов запустил одну ракету, другую, третью.

Оглушенные, не в силах выдавить из себя хоть слово, люди смотрели на изуродованный, окаменевший в тишине пейзаж.

Полные могучей энергии, безжалостные в своей ненасытной жажде разрушения валы торосов, уничтожавшие станцию с трех сторон, замерли, словно чья-то невидимая рука в одно мгновение вытряхнула из них живую душу.

Со стороны бывшей метеоплощадки еще слышалось слабое потрескивание, но и оно прекратилось.

Семенов опустился на волокушу, ноги его больше не держали. Рядом присел Бармин.

— Антракт, Николаич?

— Сплюнь три раза, — проворчал Семенов.

К нему подошел Шурик Соболев, заглянул в лицо.

— Сергей Николаич, — спросил он, — это уже все, или они снова начнут?

— Кто они, Шурик?

— Ну, эти… — Соболев махнул рукой в сторону торосов.

— … хулиганы, — тихо подсказал Непомнящий.

Кругом заулыбались. От тишины ломило в ушах. Пока работали, было жарко, а теперь стал чувствительно пробирать мороз.

— Можно покурить, — сказал Семенов и подозвал Филатова. — Как насчет пороха в пороховницах? Ну, не делай несчастный вид, возьмешь людей, перебросишь мост и перевезешь локатор на основную Льдину.

— Имей совесть, отец-командир, — заныл Филатов. — Двенадцать часов не жрамши! Граждане, кто покажет оголодавшему полярнику, где ближайшая шашлычная?

— В твоей характеристике, Веня, — ласково сказал Бармин, — концовка будет такая: "Богатырский сон, зверский аппетит и полное отвращение к работе".

— Клевета! — возмутился Филатов. — Товарищи, вы все свидетели: сегодня — воскресенье, день отдыха, а Филатов дружно, как один, вышел на работу!

— Сергей Николаич, — к Семенову подошел Осокин, — может, разрешите аэропавильон проведать?

Семенов кивнул, встал.

— Готовь клипербот. Выполняй, Веня, подвижки могут начаться снова. Саша, поедешь с нами.

Разводье, отрезавшее от лагеря аэропавильон, еще дымилось, но черная вода океана была спокойна. Запустив ракету, Семенов определил ширину разводья метров в шестьдесят.

— Морское путешествие очень полезно для нервов, — ежась от холода, сказал Бармин. — Особенно на голодный желудок.

— Не ворчи, на полчаса всех делов, — утешил Семенов.

— Готово, Николаич! — сообщил Осокин. — Помоги, док.

Они вдвоем подняли клипербот и понесли его к краю разводья.

— Стоп! — Семенов пешней сбил с края снежный карниз и осторожно потопал ногой. — Ванна нам ни к чему. Опускайте.

Пока Бармин и Осокин садились, Семенов держал клипербот, за веревку, а потом спустился сам. Кое-где разводье стало прихватывать молодым ледком, и Бармин, сидя впереди, разбивал его пешней и отбрасывал подальше от резиновых бортов клипербота. Осокин ловко работал веслом, а Семенов пускал ракету за ракетой, глядя во все глаза и восхищаясь первобытной красотой разорванного пейзажа: застывшими в хаотическом нагромождении торосами, вставшими на ребро глыбами трехметрового пакового льда и самим разводьем, похожим на многоводную реку с изломанными берегами, которые стихия украсила причудливыми ледяными фигурами. А ведь придет время, подумал Семенов, и мы скажем этому разводью большое спасибо: на нем можно будет соорудить отличный аэродром.