Читаем без скачивания Замуж с осложнениями - 3 - Юлия Жукова

       — А кто этот Шатун? — спрашивает Тирбиш у Азамата, помешивая ароматный соус.

       — Сын Орешницы. Ты её знаешь, наверное...

       — А, да, точно. Это который неприкаянный?

       — Он самый.

       — Почему неприкаянный? — спрашиваю.

       — Да что-то не везёт парню, — Тирбиш пожимает плечами. — Ни на одной работе долго не держится. Тугодум, говорят, и бабник. Хотя красивый, конечно.

       Я задумываюсь. Наверное, по местным стандартам, и правда красивый. По моим — никакой.

       — И то сказать, — продолжает рассуждать Тирбиш. — Четвёртым из шести братьев быть тяжело. Старшие уже в люди вышли, младшие у тебя на шее, а сам — ни то, ни сё.

       — О, Лиза, а где эти твои орехи? — перебивает Азамат. — Давай-ка их сюда.

       — Вон, на холодильнике лежат. А что из них делают?

       — Приправу. Они будут приятным украшением к соусу. Понюхай-ка.

       Он давит пальцами один орешек и протягивает мне под нос. Пахнет остро и пряно.

       — Они редкие какие-то?

       — Не то чтобы редкие, но достать трудно. Веточки тоненькие, ломкие, лезть за ними — себе дороже, разве что мелкого мальчишку загнать. Некоторые птиц приучают эти орехи собирать, потому они и называются птичьи.

       Мама возвращается с осмотра местности, когда ужин уже почти готов.

       — Ну, я вам скажу, это никуда не годится, — с порога заявляет она, уперев руки в боки. — У тебя, Лиза, может, и нет времени цветочков из соседнего леса принести, ну так хоть бы садовника наняла какого-нибудь!

       — Их тут нет, — говорю. — Только фермеры, но они цветы не выращивают. Тут вообще несъедобные растения никто не сажает.

       — У-у-ужас кошмарный, — восклицает мама. — Ну ничего. Мы это исправим. Вот завтра и начнём. Азаматик, у тебя тут лопаты есть? А тачка? А шланг?

       Азамат выучивает много новых слов.

       Грибной день удался на славу. Муданжские грибы — всем грибам грибы, так пахнут, такие крепенькие, сытные, вкуснющие... Да и повара у нас — не промахи. После ужина садимся вокруг очага на берегу — темнота, костерок и море, вопли ночных птиц, стрёкот в траве, ребёнок булькает и дёргает Азамата за косу. Орива начинает что-то напевать, Шатун подхватывает, и скоро мы все, кто во что горазд, тянем позитивную муданжскую песню о том, что звёзды по осени капают в степь, и из брызг рождаются серебряные кони, быстрые, как молния, и спокойные, как долинная река.

       Перед сном я выхожу на улицу и ставлю у подножия горы банку сливок.

       С утра пораньше, то есть ещё до полудня, мама вздребездается, поднимает младших мужиков и выходит на промысел — замерять участок, определять почву, выравнивать местность. Я наблюдаю всё это с лужайки, где занимаюсь гимнастикой — разгоняю послеродовой жирок. Азамат блаженно взирает на меня с террасы, положив голову на руку и опершись на перила.

       — Так держать, Хотон-хон, — присвистывает Шатун, следя взглядом за тем, как я машу ногой. Тирбиш отвешивает ему тычок в рёбра.

       Я замечаю под скалой что-то блестящее и постепенно двигаюсь в ту сторону с каждым приседанием. Эцаган ржёт в кулак. Блестящим предметом оказывается давешняя банка. Пустая, чистая, завинченная. Кидаю её Азамату. Он долго рассматривает банку со всех сторон, пока я изображаю горбатый мостик. Наконец упражнения кончаются, и я подхожу к нему.

       — Ну как, что-нибудь прояснилось?

       — Не очень. Банка то ли вылизана, то ли вымыта, не пойму. Вряд ли демон стал бы её мыть, да и закручивать обратно крышку...

       — То есть у нас в лесу живёт какой-то человеческий парень? Который сразу просёк, что сливки — ему.

       — Тоже странно, — вздыхает Азамат. — Посмотреть бы на него... Пожалуй, сегодня ночью поставлю камеру.

       — Какие-то проблемы? — интересуется Алтонгирел, появляясь на веранде из ниоткуда.

       — Да нет, — Азамат пожимает плечами. — Кстати, Лизонька, ты не хочешь на лодочке покататься, пока Алэк спит?

       — А он уже опять спит? Ну ты его вчера ухайдокал... Не вопрос, пошли кататься! Заодно откроем сезон... — подмигиваю.

       Азамат не сразу, но ухватывает мой намёк.

       — А тебе... уже можно? У нас женщины после родов ещё месяца три ни в какую, а то и больше.

       — Вашим женщинам только дай повод вытурить мужа из постели! А земная медицина на что? Я в порядке и вполне готова на подвиги.

       Азамат на секунду замирает с глуповатым выражением на лице, а потом принимается быстро-быстро собираться.

       Долблёная лодка горячая от солнца, весло одно, как у байдарки, и с него сыплются сияющие капельки. Иногда на меня, но это даже приятно. Здесь, внизу ветра нет совсем, но ворс из сосен на склонах гор, колеблется и волнуется. Вода — как будто масло, совсем гладкая, и круги от нас такие плавные, вальяжные, медленно расплываются и глохнут.

       Мы молчим, радуясь, что в кои-то веки вырвались ото всех одни, пока ещё тепло, пока можно разомлеть под солнышком прежде чем ухнуть с головой в долгую муданжскую зиму.

       Азамат причаливает к песчаному бережку. Я сразу лезу в воду, потому что от песка пышет жаром. Азамат стаскивает одежду и присоединяется ко мне.

       — Дай хоть посмотрю на тебя при нормальном свете, — говорю. — А то мажешься ты в темноте, любовью занимаемся в темноте... Ага, гляди-ка, подживает.

       Азамат скептически оглядывает себя спереди.

       — Ну, да, пожалуй, и правда вот здесь, сверху, получше стало. А шея как? — он задирает голову.

       — Хорошая шея. Если не присматриваться, то почти незаметно.

       Азамат недоверчиво усмехается, но не возражает.

       — Ладно, пошли уже плавать, а то я глупо себя чувствую по колено в воде голый.

       — А по мне так в самый раз, — хихикаю и шлёпаю его пониже спины. Он так возмущается, что теряет равновесие, и тут же роняет меня в воду с громким плюханьем. Я хохочу и отбиваюсь, потому что он меня щекочет, а потом затаскивает на глубину и принимается целовать, так жадно, как будто месяц не видел, а не только вчера полночи этим и занимался. Скоро для меня небо и вода сливаются в единый синеватый фон, а каждый вздох отдаётся эхом от скал, смешиваясь с чаячьими криками. Я растворяюсь в воде, а Азамат во мне, и мы расходимся кругами по поверхности, мягко омывая камни и пляж, сцеловывая друг с друга солнечные блики. Круги образуют водоворот, но он стремится не вниз, а вверх, фонтаном-фейерверком заполняет небо, и вот уже мы, рассеянные брызгами, с плеском опускаемся на застеленное морем ложе.