Читаем без скачивания Казачество в 1812 году - Алексей Шишов

Человек, который в отечественную историю вошел как «спаситель России», действительно переиграл великого завоевателя Наполеона, который силой оружия покорил едва ли не все государства континентальной Европы, и тактически, и стратегически. Скрытность и безопасность своего знаменитого в военной истории флангового Тарутинского марш-маневра Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов обеспечил казачьими полками, во главе которых стояли талантливые командиры. На деле хронология этой операции выглядела следующим образом.

5 сентября:

Главная русская армия, отступившая из Москвы, перешла на Каширскую дорогу, оставив на Рязанской дороге у Боровского перевоза казачий отряд полковника И. Е. Ефремова в составе 4 полков (двух донских казачьих, 1-го Башкирского и Симферопольского крымско-татарского).

6 сентября:

Главная русская армия во главе с генерал-фельдмаршалом светлейшим князем М. И. Голенищевым-Кутузовым перешла на Серпуховскую дорогу, оставив на Каширской дороге казачий отряд подполковника К. И. Харитонова.

7 сентября:

Главная русская армия двинулась к городу Подольску, оставив на Серпуховской дороге летучий казачий отряд майора А. А. Лачинова.

Таким образом, совершая Тарутинский марш-маневр, полководец М. И. Голенищев-Кутузов умело ввел в заблуждение своего старого именитого соперника. Делал он это по собственному разумению, поскольку над ним уже не довлело высочайшее присутствие, как это было в ходе Русско-австро-французской войны 1805 года, которая завершилась Аустерлицем. И исполнителей в лице конницы «степных ос» полководец имел вполне достаточно.

Когда русская армия перешла на Старую Калужскую дорогу, на столбовых Рязанской, Каширской и Тульской дорогах уже стояли оставленные там казачьи полки полковника Ефремова, подполковника Харитонова и майора Лачинова. Им ставилась одна и та же боевая задача: при появлении французского авангарда отступать по «своим» дорогам, а не к армейскому арьергарду, маскируя истинное положение главных сил кутузовской армии.

При таком отступлении скорость отхода не должна была превышать скорость наступательного движения преследователей. Схватки на дорогах разрешались только в исключительных случаях, чтобы не демаскировать собственную малочисленность и отсутствие за спиной подкреплений, прежде всего пехоты и артиллерии. То есть, говоря иначе, противник хитроумно заманивался как можно дальше в «никуда». Во всех трех случаях это делалось на удивление умело и тактически грамотно, хотя рязанские, каширские и тульские земли назвать Задонскими и Кубанскими степями было никак нельзя.

Военная хитрость удалась на славу. 6 сентября авангард Великой армии под начальством маршала Иоахима Мюрата перешел реку Москву у Боровского перевоза. Стоявшая здесь казачья бригада полковника И. Е. Ефремова была принята неприятелем за русский арьергард. Когда казачьи полки стали на глазах наполеоновских войск отступать, те последовали за ними, играя роль настойчивых, но уже обманутых преследователей. В те первые дни «преследования» отступавшей кутузовской армии генералы Мюрата не торопились: они в тот теплый сентябрьский день уверовали в то, что «точно сели противнику на хвост».

На аванпостах начались схватки, как правило, скоротечные, кавалерийские. Казакам приказывалось не упорствовать, а завлекать врага как можно дальше и от Москвы, и от действительного маршрута движения русской армии. При этом не забывалось вести войну «по-скифски».

В составе кавалерии Мюрата находился пехотный Легион Вислы (Легион герцогства Варшавского), действовавший в наполеоновском Русском походе совместно с пехотой Императорской гвардии. Легионом командовал французский дивизионный генерал М. М. Клаперед. Поляки-легионеры в образе преследователей оказались в числе тех, кто первыми столкнулись с казаками на дорогах южнее Москвы.

Мемуарист капитан 2-го пехотного полка Легиона Вислы капитан Г. Брандт писал, что им долго не удавалось увидеть больших сил русских. По дороге перед ними далеко маячили только небольшие партии казаков, наблюдавших за движением авангардных войск корпуса короля Неаполитанского. Они то исчезали в перелесках, то появлялись вновь.

Легионеры продвигались с известной на войне осторожностью. После дела у Мира поляки императора Наполеона осознали, сколь опасны для них казаки. И не зря: под вечер 13 сентября, как писал Брандт, «приблизились неприятельские конные отряды, имевшие при себе батарею. Открылась живая канонада, в которой приняла участие и наша полковая артиллерия».

В тот сентябрьский день Наполеон Бонапарт, превративший Московский Кремль в свою штаб-квартиру, наконец-то узнал, что «пропавшая» кутузовская армия находится на Старой Калужской дороге. И он понял, что именно казаки, которых он перед вторжением в Россию называл «жалкими арабами Севера», все эти дни тревожного ожидания «водили за нос» его блистательных маршалов Франции на дорогах Подмосковья.

Полководец М. И. Голенищев-Кутузов тщательно хранил свой план дальнейшего ведения войны в тайне. Даже ближайшему окружению, не говоря уже о неприятеле, о его замыслах приходилось только догадываться. Увлекаемые искусно действовавшими по приказу полководца казачьими разъездами и отдельными полками, французы достигли города Покрова на Владимирской дороге и города Бронницы по Рязанской дороге и только там сообразили, что русская армия ими упущена и соприкосновение с ней опасно утрачено. И что они попались на военную хитрость русских.

Михаил Илларионович не забыл отметить роль легкой (иррегулярной, казачьей) конницы в донесении императору Александру I о сути совершаемого армией флангового марш-маневра. Он докладывал государю:

«Армия, делая фланговое движение… по переправе через Москву-реку для скрытности сего направления вводила неприятеля во всяком марше в недоумение, направляясь сама к известному пункту; маскировалась между тем фальшивыми движениями легких войск… неприятель потерял из виду нашу армию, оставаясь в недоумении, посылает сильные отряды на разные пункты для открытия нас».

…Когда стороны ожидали действий друг друга большими силами, казаки вели «малую» войну с вражескими конными пикетами, тоже исполнявшими задачи боевого охранения. Их неутомимость в таких действиях, напористость и дерзость заставляли французскую кавалерию, как говорится, «держать ухо востро» и днем, и ночью. Дело порой доходило до рукопашных схваток, не ограничиваясь только перестрелкой конников и угрозой обходов.

В серьезном бою у деревни Чириково один полк донских казаков совместно с Литовским уланским и Елисаветградским гусарским полком участвовал в атаке вставшей на позиции неприятельской батареи. Дело дошло до столкновения с французской кавалерией, а батарейцам, поспешая, пришлось «свезти» с позиции свои пушки.

О том, как казачьи полки умело прикрывали фланговый маневр Главной русской армии, вышедшей из Москвы и приведенной генерал-фельдмаршалом М. И. Голенищевым-Кутузовым в Тарутинский лагерь, написано действительно много. В том числе и французскими историками и мемуаристами. Оставил такую запись в своем походном «Дневнике» и офицер-адъютант де Кастеллан. Он пишет, что один из ближайших помощников маршала Мюрата – генерал Тибурций Себастиани «со времени взятия Москвы находится в дружеских отношениях с казаками». Что Себастиани перед каждым продвижением авангарда Великой армии предупреждает о том казачьих начальников, и они договариваются между собой о том, кто и где будет под вечер занимать новые позиции.

При этом противники договариваются, что конные дозоры должны отстоять друг от друга не ближе пистолетного выстрела, а походные станы – не ближе выстрела ружейного. Кастеллан записал в «Дневнике» и такое: генерал Себастиани посылает вино казачьему генералу, благодаря чему было достигнуто соглашение не драться без предупреждения, то есть не делать внезапных нападений на противную сторону. Мемуарист заключает вышесказанное: «Казаки продолжали жить в согласии с нашими кавалеристами; наши гусары делятся с ними вином».

Погоня авангарда Великой армии за вышедшей из Москвы русской, многодневный поиск ее следов – одна из самых поразительнызх страниц в истории Отечественной войны 1812 года. Это был урок по военной хитрости и искусству маневрирования, который полководец М. И. Голенищев-Кутузов преподал полководцу Наполеону. И главным инструментом исполнения урока стали казачьи полки.

«Бесследно пропавшая» после выхода из Москвы кутузовская армия и действия при этом казаков оставила свой «след» в мемуарах наполеоновских военачальников. Они были очевидцами этих событий, но каждый из них на свой лад описывал поиски русской армии, прежде всего маршалом империи Иоахимом Мюратом. Не остался в стороне и мемуарист Арман де Коленкур, который весь Русский поход 1812 года вел во всех подробностях дневниковые записи: