Читаем без скачивания Нерешенные проблемы теории эволюции - В. Красилов

Позиция профессора в этом споре в сущности не имеет преимуществ перед позицией студента-креациониста. Может быть, вместо апелляции к аохаичному дуализму души и тела следовало бы сказать о возможности духовного раскрепощения, определения смысла жизни с помощью разума, а не внешних предписаний, о мировоззренческом значении идеи эволюционного прогресса.

С самых общих позиций, прогресс заключается в сохранении живого, сокращении смертности и, в конечном счете, достижении какой-то формы бессмертия. Можно разграничить, хотя бы условно, две эволюционные стратегии: 1) сохранение определенной формы организации за счет массового ее копирования на фоне высокой смертности и 2) сохранение каждого индивида, предохранение его от безвременной смерти (теория эволюции долгое время принимала во внимание только первую, тогда как птицы, например, уменьшающие размер кладки в неблагоприятных условиях, демонстрируют вторую; такого рода примеры не были известны ранним эволюционистам).

Успех (в терминах численности, распространения), в зависимости от обстоятельств, сопутствует как первой, так и второй стратегии, но только вторая может быть признана прогрессивной — она уменьшает дань смерти. Прогрессивны все приспособления (подвижность, гомеостаз, органы чувств, забота о потомстве, внутренние механизмы регуляции численности, обучаемость, ин-. теллект), способствующие выживанию индивида в непредсказуемых условиях. Их накопление означает увеличение общей приспособленности. И наоборот, утрата подобных приспособлений, ставка на репродуктивный потенциал могут рассматриваться как снижение приспособленности безотносительно к численности. Широкое распространение подобной стратегии характеризует регрессивные эпизоды в истории жизни, связанные с периодическими биосферными кризисами.

В прошлом регрессивные эпизоды играли важную роль как необходимое условие обновления биоты. Большое значение имел естественный отбор, обрекающий те или иные индивиды на физическое уничтожение или «генетическую смерть». Однако в ходе прогрессивной эволюции, по-видимому, происходило диалектическое преодоление, изживание регрессивных форм развития, в том числе естественного отбора — общая тенденция, особенно отчетливо проявившаяся в эволюции человека.

Уже среди высших животных наблюдается смещение приспособлений из области морфологии и физиологии в область поведения, связанное с этим накопление коллективного опыта и его передача средствами обучения. Элементы протокультуры — брачное и развившееся на его основе игровое поведение, иерархическая структура дема, протоэстетическое и протоморальное чувства, также порожденные половым поведением и заботой о потомстве — возникли на дочеловеческом эволюционном уровне. С появлением человека произошел резкий сдвиг эволюции а область культуры. Культура представляет собой продукт интеллектуальной жизни людей, организованную в систему совокупность их личных интеллектуальных вкладов, продолжительность существования которых ограничена лишь существованием самой культуры. С ее возникновением появляется потенциальная возможность интеллектуального бессмертия, которое по мере развития разума приобретает большее значение, чем бессмертие физическое, а также возможность эволюции без изменения морфологии, отбора и генетических смертей.

Физический облик человека, подвергшись эстетизации, стал элементом культуры и попал под ее стабилизирующее воздействие. В столкновениях этнических группировок, особенно на ранних стадиях развития цивилизации, происходил естественный отбор культур (попутно в какой-то мере и отбор морфологических типов человека как элементов культуры). Однако атавистический механизм естественного отбора, перенесенный из области морфологической эволюции, чужд эволюции культуры — в громадном большинстве случаев происходило не вытеснение, вымирание, а ассимиляция культур, новая культура возникала путем органического слияния противоборствующих элементов — и в современном мире, кажется, окончательно атрофировался. В то же время биологическому процветанию может сопутствовать как культурная экспансия, так и утрата оригинальной культуры (хотя численность некоторых племен амазонских индейцев резко возросла за последние десятилетия, вторжение миссионеров привело к быстрой и, очевидно, безвозвратной утрате культурных традиций).

Замедленное развитие человека — продленное детство — способствовало укреплению семейных уз, на почве которых выросли любовь, моральное чувство, стремление к совершенствованию, представление о назначении (смысле) жизни. Одновременно те же факторы поддерживали иерархическую структуру человеческого сообщества, в которой потусторонний мир образовал высший уровень, питали религиозное чувство, моральный экстернализм — глубоко укоренившуюся привычку получать ценностные ориентиры и определения смысла жизни в виде предписаний, спускаемых «сверху», — все то, что можно обобщенно назвать типолого-иерархическим мироощущением. У древних народов оно персонифицировалось в верховном божестве или, более осязаемо, в фигуре вождя, служение которому принималось в качестве единственно возможного смысла жизни, И какие мощные рецидивы этого архаичного мироощущения мы наблюдаем в регрессивные периоды, каковыми являются в первую очередь войны! (Л. Н. Толстой не сразу нашел удовлетворившее его начало описания военных действий 1812 г. После долгих раздумий он остановился на эпизоде переправы через Неман улан, которые без особой нужды тонули в холодной воде, счастливые тем, что гибнут на глазах Наполеона; этот эпизод, кажется, не имеет отношения к авторской концепции истории, но выбор на него пал не случайно: без психического комплекса таких улан война была бы невозможна).

Жесткая иерархическая структура несет в себе угрозу деградации личности (подавляемой сознанием собственного ничтожества перед лицом всесильной системы или расходующей силы на бесплодную борьбу за власть) и, следовательно, окостенения культуры, оторванной от питательной среды личных творческих вкладов. В этом, очевидно, основная причина упадка некогда процветавших культур.

Для западной цивилизации характерна установка на служение человека богу (или адекватной трансцендентной идее), в то время как остальной материальный мир предназначен для служения человеку. Вся эта система служении, очевидно, унаследована от иерархической структуры дочел овеческих и ранних человеческих сообществ. Серия научных революций (от Коперника до Дарвина) шаг за шагом разрушала мифические представления о месте человека в системе мироздания и смысле жизни. Сейчас мы переживаем очередную революцию — экологическую. Человеку придется расстаться со своими амбициями в отношении безраздельного господства над остальной биосферой. Новое мироощущение выражают идеи ноосферы, биофилии, «глубокой экологии», биосферизма, параллели которым можно найти в некоторых философских системах древнего Востока. Состояние биосферы таково, что любовь ко всему живому превращается в насущную необходимость. Однако любовь — не то чувство, которое можно пробудить логическими доводами. Для воплощения идеи биосферизма в жизнь необходимы: а) способность отождествления себя со всем живым, распространение категорического императива на всю биосферу и б) восприятие любого живого существа как элемента культуры, эстетизация всей биосферы и включение ее в область культуры, необходимость сохранения которой уже привычно воспринимается как условие интеллектуального бессмертия. И то, и другое требует преодоления типолого-иерархического мироощущения в науке, искусстве, семейных отношениях — всех областях культуры.

Дарвин писал, что «поскольку все живые существа происходят по прямой линии от тех, что жили задолго до кембрийской эпохи, то обычная смена поколений, очевидно, никогда не прерывалась, не было катастроф, которые опустошили бы весь мир. Значит, можно смотреть в будущее с некоторой надеждой на длительную безопасность». Да, но все виды, господствовавшие до нас, вымерли. Это еще не основание для мрачных пророчеств, потому что эволюция человека качественно отличается от эволюции животных, но серьезное предупреждение, поскольку та и другая имеют немало общего. Средняя длительность существования вида высших животных 1–2 млн. лет, наш вид существует около 0,2 млн. лет. У нас еще есть время, но его не так уж много.