Читаем без скачивания Три побоища – от Калки до Куликовской битвы (сборник) - Виктор Поротников

Яков был нечист на руку, поэтому Иван Мелентьевич с ним не знался и никаких дел не вел. Они были давними знакомцами, поскольку когда-то жили на одной улице.

Иван Мелентьевич очень удивился, когда Яков после обмена приветствиями завел с ним речь о Василисе, сетуя на то, что та вот-вот овдовеет в неполные двадцать пять лет.

– Что ты мелешь, пустомеля! – рассердился Иван Мелентьевич. – Супруг Василисы жив-здоров! Терентий в Пскове пребывает, дела у него там.

– Ты что же, ничего не знаешь?! – Яков изумленно приподнял свои густые брови, чуть вытаращив круглые бледно-голубые глазки. – Так я тебе сейчас все поведаю, приятель.

Вцепившись в локоть Ивана Мелентьевича, Яков чуть ли не взахлеб принялся рассказывать ему о намерении Терентия жениться на некоей знатной псковитянке. Мол, уже и помолвка состоялась.

– Кто тебе наплел об этом? – спросил Иван Мелентьевич, высвободив свою руку из цепких пальцев Якова. – Где ты наслушался таких бредней?

– Слухом земля полнится, – с таинственной полуулыбочкой ответил Яков. – Я же не из злорадства говорю об этом, Иван. Пес с ним, с этим Терентием! Он никогда мне не нравился. Оставит Терентий Василису, ей токмо лучше будет. Выйдет Василиса замуж за такого человека, который по-настоящему ее любить будет.

– Ты к чему это клонишь? – насторожился Иван Мелентьевич.

– А к тому, что намерен я посвататься к Василисе, – проговорил Яков, чуть приосанившись. – Ты же знаешь, что я вдовствую уже второй год. Со мной Василиса будет счастлива. Терем у меня добротный, земля есть по реке Мсте, где я выращиваю лен и овес. Добра всякого у меня полны сундуки…

– Ты скажи, какая ворона тебе такое накаркала? – потребовал Иван Мелентьевич, нависая над коротконогим Яковом. – Почто я об этом ничего не знаю?

– На торгу об этом люди говорили, а я подслушал, – пожал плечами Яков. – Люди зря трепаться не станут. Иван, ты скажи Василисе, что я готов взять ее вместе с дочкой. С моей стороны ей ни в чем отказу не будет.

Повернувшись к Якову спиной, Иван Мелентьевич решительно зашагал к улице Славной, самой длинной улице на Торговой стороне.

На этой улице проживал старший брат Терентия – Михей Власич.

– Иван, я готов взять Василису и без приданого, – бросил Яков вослед брату Василисы.

Но Иван Мелентьевич даже не оглянулся, быстро затерявшись в многолюдной толпе.

Михей Власич был мужчина крупный и громкоголосый, нрав имел прямой и несдержанный. Самым любимым его занятием была соколиная охота. Весь Новгород знал, что самые быстрые и ловкие ловчие птицы не у кого-нибудь, но у Михея Власича. Однако в последнее время выяснилось, что у новгородского князя Александра Ярославича соколы и кречеты ничуть не хуже, а может, даже и лучше, чем у купца Михея. Это обстоятельство сильно беспокоило спесивого Михея Власича. Он был готов выкупить у князя его лучших птиц за любые деньги, но на все подобные предложения получал неизменный отрицательный ответ.

Молодой князь Александр, победив этим летом шведов на реке Неве, получил прозвище Невский. Громкая ратная слава, свалившаяся на плечи двадцатилетнего Александра, расположила к нему простой новгородский люд и породила немало завистников в среде местных бояр. Боярской верхушке казалось, что Александр забрал себе слишком много власти в Новгороде, часто принимая решения, не советуясь ни с посадником, ни с тысяцким.

Увидев перед собой Ивана Мелентьевича, который потребовал разъяснений по поводу всего услышанного им от Якова Катыря, Михей Власич сморщился как от зубной боли.

– Чего ты раскричался, как торговка на базаре! – недовольно промолвил Михей Власич, отшвырнув деревянную ложку, которой он пробовал разные сорта меда из стоящих перед ним на столе нескольких глиняных мисках. – Ведомо ли мне, что Терентий намерен взять себе другую жену, а Василисе дать развод? Да, ведомо. Почто я тебя не известил об этом? Ну, брат, кто ты такой, чтобы я отчитывался перед тобой за поступки брата своего! Не много ли ты на себя берешь, Ивашка? По сравнению со мной и Терентием ты же мелкая рыбешка! Сколько у тебя лабазов на торгу, три? А у меня семь. Сколько ладей ты имеешь, две? А у меня пять ладей на плаву и три в достройке. Вот так-то! А посему голосок свой умерь, Иван. Не на того нарвался!

Сестра твоя хоть и красива, да блудлива, поэтому Терентий и надумал выставить Василису за порог. Скажешь, у него права такого нету? Молчишь. То-то! Скоро Терентий сам в Новгороде объявится. Тогда он и разъяснит тебе, Иван, что, как и почему. А теперь проваливай отсель, дознаватель хренов!

Из хоромов Михея Власича вышел Иван Мелентьевич как оплеванный. Ругаясь сквозь зубы, направился он прямиком к дому Василисы.

Ворота оказались на запоре изнутри, на стук никто не отозвался. Заподозрив неладное, Иван Мелентьевич перелез через частокол. В тереме оказались лишь две служанки. Одна спала крепким сном, упившись хмельного меду, другая убаюкивала пятилетнюю дочь Василисы после прогулки на свежем воздухе.

– Где хозяйка? – вперив в служанку злые очи, прошипел Иван Мелентьевич. – И не вздумай мне лгать!

– В бане она, но… не ходил бы ты туда, господине, – испуганно пролепетала челядинка, вжимаясь в спинку стула. – Госпожа там не одна!

– Тем лучше! – проворчал Иван Мелентьевич, бесшумно отступая к двери, дабы не разбудить спящую племянницу.

Обходя гряды с огурцами и тыквами, Иван Мелентьевич прокрался к бане, сложенной из толстых сосновых бревен, потемневших от времени. Единственное окошко было завешано плотной тканью изнутри. Сквозь зеленоватое стекло и ткань из парильни доносились смутные звуки, там негромко стонала и вскрикивала женщина, хотя эти неясные стоны вполне можно было принять и за женский плач.

Иван Мелентьевич проник в предбанник, стараясь не скрипнуть дверью. В полумраке на скамье он разглядел небрежно брошенную мужскую одежду, рядом с которой лежала женская исподняя сорочица, цветастый сарафан и белый плат. Под скамьей стояли рядышком стоптанные мужские сапоги и пара изящных женских сафьянных башмачков. Эти желтые чувяки были подарены Василисе супругом на прошлогоднюю Пасху.

«Вот я вас и застукал, голубки! – злорадно подумал Иван Мелентьевич, берясь за медную ручку на двери, ведущей в парильное помещение. – Права оказалась Лукерья!»

Он невольно замер, услышав за дверью протяжные сладострастные стоны Василисы и ее умоляющий голос, скороговоркой просивший о чем-то. Сердце бешено застучало в груди у Ивана Мелентьевича, кровь зашумела у него в голове. Потянув дверь на себя, он заглянул в теплый сумрак парильни, пропитанный густым духом березовых и дубовых веников, а также сладким дымком можжевельника и настоянным на мяте квасом.

Зрелище, открывшееся Ивану Мелентьевичу, внезапно лишило его дара речи. Весь его гневный пыл куда-то вдруг улетучился, когда он узрел свою белокожую нагую сестру, полулежащую на полоке и опирающуюся согнутыми в коленях ногами на вкопанную рядом с полоком широкую деревянную ступеньку. Прогнув свою гибкую спину, Василиса ритмично и сильно насаживалась своим чревом на огромный вздыбленный жезл загорелого мускулистого молодца, пристроившегося к ней сзади. Иван Мелентьевич не сразу узнал Бедослава, поскольку впервые увидел его обнаженного, к тому же спутанные волосы закрывали тому лицо.

Иван Мелентьевич, как завороженный, глядел на белые округлые ягодицы Василисы и на детородную дубину Бедослава, которую тот раз за разом вгонял меж этих роскошных нежных ягодиц, издавая шумные вздохи и блаженные стоны. Увлеченные своим неистовым соитием, Бедослав и Василиса даже не заметили появления постороннего лица, подглядывающего за ними.

«Этот Бедослав воистину настоящий жеребец! – промелькнуло в голове у Ивана Мелентьевича. – Не зря он так приглянулся развратнице Лукерье. Коротышке Терентию до него далеко! Да и мне, пожалуй, тоже».

С чувством не то зависти, не то уязвленного самолюбия Иван Мелентьевич осторожно прикрыл дверь и удалился из бани. Пробираясь по тропинке между густыми зарослями смородины, он производил мысленное сравнение соблазнительных прелестей своей сестры с телесными формами Лукерьи. И сравнение это было явно не в пользу последней.

«Каким образом Михей Соколятник прознал, что Василиса неверна своему мужу? – размышлял Иван Мелентьевич, присев на ступеньку теремного крыльца. – Ох, и натворила Василиса делов, связавшись с этим плотником Бедославом! Теперь слух этот пройдет по всему Новгороду! А может, это козни Лукерьи, которая таким образом мстит Василисе за то, что та сманила у нее Бедослава?»

Иван Мелентьевич решил дождаться, когда любовники намилуются в бане, чтобы затем открыть Василисе глаза на всю неприглядность ее положения, ибо ей грозит не просто развод, а еще и клеймо неверной жены.

В ожидании сестры и ее любовника Иван Мелентьевич ушел с крыльца, спасаясь от палящих лучей солнца, и принялся бродить по широкому двору, держась в тени высокого тына, за которым находился соседний дом и двор. Там жил торговец мясом Свирята Резник. За Свирятой ходила слава похабника и греховодника. Еще Свирята был падок на хмельное питье.