Читаем без скачивания Певец Преданий - Миллер Лау
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Это действительно может стать серьезной проблемой», — думал он, глядя на далекие огни. Показывать людям Малки было то же, что раскрывать им душу. Талискер не сомневался в существовании Малки, как и в существовании Сутры, однако все, что касалось этих вещей, было для него глубоко личным. Единственным человеком, способным его понять, остался Сандро. И вот первый раз в жизни (хотя, возможно, не последний) Талискер жалел, что попросил его пойти с ними… Он вздохнул. Уязвленная гордость — ужасная вещь. А уж уязвленная гордость Сандро — одна из самых худших.
Лэйк оглянулся на притихших ребятишек, увязавшихся за ним. Их глаза были круглыми от любопытства. «Как мило — обрести собственных фанатов», — насмешливо подумал он.
Детей было пятеро, в возрасте около десяти лет, за исключением, пожалуй, самого старшего из них — подростка. Несколько минут назад они встретили Лэйка на обочине дороги и последовали за ним. Никто из детишек не пытался завести беседу, но самая маленькая девочка беспрерывно хихикала, и постепенно Лэйк начал звереть. Он никогда не умел обращаться с детьми, и они здорово действовали ему на нервы.
Лэйк остановился — ребятишки остановились тоже, пытаясь сохранить безопасную дистанцию. Неторопливо повернувшись, он сдвинул солнечные очки на нос и посмотрел поверх детей, чуть прищурив глаза, — профессиональным «голливудским» взглядом.
— Эй, детвора, кто из вас быстро бегает? По-настоящему быстро? Они нервно переглянулись, затем старший мальчик ответил:
— Мы все быстро бегаем, мистер.
— Хорошо. — Мальчик с нетерпением ожидал продолжения. Но Лэйк медлил. — Ну вот что. Я думаю, сегодня моя мама готовит жаркое из кролика. Только она не знает, что я приехал. Это сюрприз…
Лэйк поставил на землю рюкзак и откинул клапан; младшие дети вытянули шеи, с любопытством заглядывая внутрь.
— Так-так… кажется, где-то здесь… Ага! — С торжествующей улыбкой Лэйк извлек пакетик конфет «Хершис» в разноцветных блестящих обертках. Малышня дружно ахнула. — Хотите по такой штучке?
— Да-а-а.
— Ну, тогда дуйте вперед и скажите моей маме, что я иду. А не то она съест все жаркое сама.
Дети вихрем пронеслись мимо него по тропе и остановились лишь через несколько шагов, когда им в голову пришла одна и та же мысль.
— Мистер? А кто ваша мама? — спросил старший мальчик.
— Рене Йаззи. Знаете ее?
— Да. Хотя не слышали, что у нее есть сын… «Ну, это и неудивительно», — подумал он.
— Меня зовут Лэйк Маккиннон.
— Лэйк Маккиннон? — Мальчик смерил его взглядом, точно припоминая, где он мог слышать это имя.
— Я актер, — подсказал Лэйк.
— О. Ладно… — Мальчик пожал плечами, и вся стайка припустила вниз по тропе.
Ни тени узнавания… Ладно, мальчик не обязан смотреть фильмы с его участием, однако дело не только в этом. Похоже, мать вообще никогда не упоминала здесь его имени. Лэйк вздохнул, смахнул снег со своих щегольских сапог из крокодиловой кожи и вскинул рюкзак на плечи. Боже ж ты мой! Прошло четыре года…
К тому времени, когда Лэйк добрался до конца тропы, на земле уже лежал слой снега. Большие, похожие на конфетти хлопья укутали фургоны и палатки белым покрывалом. И это было лишь начало. Прежде чем радио перестало работать, Лэйк услышал прогноз погоды на ближайшие дни. Приближался холодный фронт, синоптики обещали бури и обильные снегопады. Лэйк не понимал, зачем нужно собираться в каньоне именно в это время. Двоюродный брат написал по электронной почте, сообщая, что будут проводить церемонию Пути Врага. Глядя на окружающую действительность, Лэйк все более убеждался в том, что брат что-то напутал.
На миг Лэйк испытал странное чувство нереальности происходящего. Он будто был один во всем лагере. Снегопад загнал людей в дома и палатки. Лишь где-то в отдалении лаяла собака, и звук эхом отдавался от стен каньона. Затем Лэйк услышал шум, исходящий из пещеры Мумии, — размеренные гулкие удары барабана и человеческие голоса. Определенно, там происходило что-то необычное.
Он взглянул в сторону пещеры и заметил одинокую фигуру, стоявшую посреди тропы. Плечи укрыты тяжелым одеялом, руки скрещены на груди, на лице — странная смесь недоверия и беспокойства.
— Мама!
Лэйк отшвырнул рюкзак, подбежал и стиснул Рене Йаззи в крепких объятиях. Он сделал это отчасти и для того, чтобы не видеть строгого, невеселого лица матери.
— Пойдем внутрь, ма. По-моему, снег еще не скоро перестанет… — Лэйк начал подталкивать Рене обратно к палатке.
— Лэйк? — сказала она, кипя от негодования. — Это еще что за имечко такое?
— Мой актерский псевдоним, ма.
— Стало быть, имя в честь святого недостаточно для тебя хорошо?
— Конечно же, хорошо. Просто… Есть еще люди с таким же именем, а в Голливуде так не принято.
Рене насмешливо фыркнула.
— И что? Голливудские нравы запрещают писать письма родной матери? Велят годами не приезжать? А?
— Мне было трудно приехать, ма. Я снимался на Карибах.
Рене смотрела ему прямо в глаза, и Лэйк, хотя и находился под защитой зеркальных очков, не сумел выдержать этого взгляда. «Знает ли она, что я был в клинике? Нет, не может быть». На миг Лэйк подумал, что правильнее будет рассказать всю правду. Но затем он просто широко улыбнулся.
— Я не мог, мам, честное слово. Был очень занят… и все такое. Они нырнули в оранжевую палатку Рене. Внутри сидела Милли Таллоак, попивая кофе и глядя на снегопад за окошком.
— Дэвид? — сказала она. — Рада тебя видеть.
Неуловимые интонации в ее голосе давали понять, что Милли знает о его новом имени — как и о том, что прежним он давно не пользуется. И еще Милли Таллоак — самая старшая его тетя — ни за что бы не стала называть его голливудской кличкой.
— Надолго останешься, сын? — спросила Рене. — Ты слышал, что у нас произошло?
«Ровно столько, сколько нужно, чтобы попросить у тебя взаймы, мама. Ровно столько, сколько нужно, чтобы получить деньги, которые избавят меня наконец от плохих парней. Достаточно долго, чтобы успеть снова разбить тебе сердце».
— Пока не знаю. Да, я слышал. Впрочем, слухи могут быть и малость невероятны.
Милли допила кофе и посмотрела в сторону пещеры Мумии.
— Придется поверить, Дэвид, — сказала она.
— … а когда гражданская война закончилась, нас изгнали с нашей родины, потому что мы выглядели иначе, нежели другие шореты. Считалось, что боги «пометили» нас. Мы были париями, выродками. Мой отец говорит, что мы стали завоевателями не по доброй воле, а по необходимости. — Фереби рассказывала вполголоса, то и дело кидая быстрые, настороженные взгляды в сторону реки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});