Читаем без скачивания Феллах - Абд ар-Рахман аш-Шаркави

Я недоуменно смотрел на Бараи, не зная, как реагировать на его слова. Да, он защищал Ризка не из дружеских побуждений. Вполне возможно, что они не больше чем простые знакомые. У Ризка, конечно, здесь, в уезде, есть немало друзей. Но среди них Бараи может и не числиться. Очевидно, их связывают с Ризком не дружеские чувства, а общность взглядов и интересов. И вот такой человек, как Бараи, является одним из руководителей уездного комитета АСС. Попробуй найди с ним взаимопонимание. Еще более наивно было бы ожидать, чтобы он поддержал в чем-то феллахов. Его взгляды и поступки всецело отражают интересы таких людей, как Ризк. Как же он попал в руководство уездного комитета АСС? Разве ему здесь место? Подобных ему и на пушечный выстрел нельзя подпускать к АСС. Гнать его надо отсюда в три шеи, а на его место посадить человека, которому действительно были бы близки интересы феллахов и который мог бы за них постоять.

— Ну что ж, у меня все, — сказал я поднимаясь. — Ваша оценка событий мне ясна. Судя по всему, менять ее вы не собираетесь.

— Во всяком случае, — ответил Бараи, — я пытаюсь оценивать события объективно. Уж поверьте мне, на этом месте я больше, чем кто-либо другой, имею возможность составить объективное мнение обо всем, что происходит в нашем уезде. В борьбе за осуществление идеалов социализма главное — уметь заглядывать вперед, рассматривать события в их перспективном развитии, судить четко, мыслить широко. Что касается затронутого вами вопроса, то им занимаются судебные, а не политические органы. Обвинения, выдвинутые против ваших земляков, подпадают под действие определенного закона, который никто из нас отменить или изменить не может. Даже если бы я и захотел поинтересоваться ходом следствия по их делу, то смог бы это сделать только как адвокат, а не как представитель руководства АСС. Всякое проявление интереса с моей стороны может быть расценено как вмешательство в деятельность судебных органов. Ведь для всех теперь я не столько адвокат, сколько руководитель АСС. Я служу теперь не своим клиентам, а всему народу. У меня нет ни личного времени, ни личной жизни. Я день и ночь на посту. Все свое время, все силы отдаю людям, трудовым феллахам. Но я не жалуюсь на свою судьбу, нет, и не Требую никаких наград. Я сознаю, что это моя обязанность. Я выполняю долг революционера.

А вас я хочу заверить, что дело ваших земляков передано в надежные руки. Готов поклясться аллахом, что, если в ходе следствия выяснится их невиновность, они ни одного лишнего дня не останутся в тюрьме. Ну, а если выдвинутые обвинения подтвердятся, тогда к ним будут применены соответствующие санкции. Во всяком случае, по нашей линии они будут освобождены от занимаемых ими постов. Уже сам по себе факт, что их перевели в Каир, говорит о том, какое серьезное значение придается этому делу. В конечном счете решение по нему примут в высших сферах, поскольку оно носит юридический, а не политический характер…

— А по-моему, устаз, дело это чисто политическое! — раздался вдруг чей-то голос в дверях.

В кабинет неслышно вошел человек среднего роста, лет тридцати, с осунувшимся, усталым лицом и воспаленными, скорее всего от постоянного недосыпания, глазами, которые пристально смотрели из-под густых бровей. Этот строгий взгляд никак не вязался с мягкими чертами чуть одутловатого лица и по-детски пухлыми губами, над которыми чернели небольшие, аккуратно подстриженные усики.

Его приход явился, очевидно, неприятным сюрпризом для Бараи, который нервно заерзал в своем кресле, утратив вдруг свой апломб и уверенность.

Некоторое время они молча вглядывались друг в друга, словно прикидывая, какую лучше применить тактику в сложившейся ситуации. Бараи попытался было уклониться от предложенного ему боя и, натянуто улыбнувшись, с наигранным удивлением воскликнул:

— О, кого я вижу! Аллах, аллах, хоть бы предупредили меня о вашем приходе, уста[15]!

— Зачем? Не обязательно!.. Насколько я понимаю, вы говорите о деле, которое носит отнюдь не юридический, а политический характер, устаз. Конечно, лично вам выгодно его замолчать. Но это вам не удастся. Дело, по-моему, приняло уже слишком широкую огласку. Не пора ли внести в него ясность? Не понимаю, при чем здесь высшие сферы, о которых вы разглагольствуете? Не лучше ли нам опуститься на землю?

Бараи совсем неуместно и как-то неестественно громко засмеялся. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Поднявшись из-за стола, он подошел к нежданному визитеру и, обняв его за плечи, представил мне:

— Прошу, знакомьтесь — инженер Омар Шабини, начальник цеха ткацкой фабрики. Член нашего уездного комитета АСС. Видите, какие у нас люди! Сила нашего Арабского социалистического союза именно в том, что он объединяет рабочих и крестьян. Это нечто совершенно новое в политической жизни нашей страны. Разве раньше можно было встретить таких людей в организации освобождения или, скажем, в Национальном союзе? Не так ли, сеид инженер?..

Омар, с усмешкой выслушав речь Бараи, приветствовал меня кивком головы.

— Должен уточнить, я не инженер, а мастер на ткацкой фабрике. А то, что я член комитета, — это верно. Даже двух комитетов — фабричного и уездного… Извините, что я вклинился в вашу беседу. Да, устаз Бараи прав в том отношении, что сейчас мы сталкиваемся с некоторыми совершенно новыми явлениями в политической жизни страны. И явления эти вызваны прежде всего тем, что борьба в нашей стране между старым и новым становится все более острой и трудной. Нам приходится бороться не только против феодальных пережитков и капиталистических элементов, но и давать решительный отпор правым и левым оппортунистам. Правые оппортунисты разоблачили сами себя. Их подлинное лицо теперь ясно всем. Они почти обезврежены. Так что опасность справа, можно сказать, ликвидирована. А вот левые оппортунисты представляют сейчас, по моему мнению, серьезную опасность, потому что многие из них, прикрываясь революционными фразами, сумели закрепиться на руководящих постах и вносят разлад в наши ряды. Это наш скрытый враг, и поэтому он вдвойне опасен. Взяв на вооружение социалистические лозунги, они действуют сообща с правыми. Наглядным примером этому может служить как раз то дело, о котором вы говорите. Для обсуждения создавшегося положения я требую созвать экстренное заседание уездного комитета, который должен выявить лиц, виновных в аресте устаза Абдель-Максуда, Абдель-Азима, Салема и Хиляля. Я считаю, что их арестом брошен вызов всем поборникам революции, и требую строгого наказания каждого, кто причастен к этому позорному делу…

— Браво, уста Омар, браво! — все с той же деланной улыбкой воскликнул Бараи. — Ты, я вижу, даже знаешь их имена! Похоже, ты действительно в курсе дела. И пришел, наверное, сюда прямо с работы — без отдыха, — чтобы обсудить эту жгучую проблему, которая касается живых людей. Ты настоящий социалист, настоящий революционер! Единственно, что тебе мешает, — это излишняя горячность. Я бы сказал, твой крайний экстремизм. Истинный революционер должен быть выдержанным, хладнокровным. Прежде чем судить о чем-то, он все должен продумать, все взвесить. Иначе он способен причинить только вред социализму. Да, мы строим социализм и не потерпим отклонений. Социализму чужды перегибы и крайности!

— Где это вы нахватались таких слов? — перебил его Омар. — Ведь это не ваши мысли. Вам они нужны только для того, чтобы замаскировать свою ненависть к социализму!

— Ну, этого я не потерплю! Не позволю! — взорвался Бараи. — Вы не имеете права бросаться подобными обвинениями! Вы должны извиниться передо мной! Или вы ответите за них! Это не просто оскорбление, это — враждебный выпад!..

Атмосфера явно накалялась. Но чем больше выходил из себя и терял самообладание Бараи, тем спокойнее и увереннее становилось у меня на душе, я чувствовал, как постепенно, словно сам по себе начал исчезать тот неприятный осадок, который накопился от бесполезной и тягостной беседы с этим псевдосоциалистом.

— Я требую, чтобы ты немедленно извинился! — продолжал наскакивать адвокат на Омара, умерив, правда, несколько свой пыл и переходя снова на «ты». — Твой экстремизм становится уже истеричным. У тебя появляются опасные тенденции, навеянные, очевидно, какими-то ветрами из-за рубежа. Я не могу мириться с подобными оскорблениями!

— А с несправедливостью, подрывающей у людей веру в социализм, ты можешь мириться? — парировал Омар. — Ты понимаешь, что значит в наше время арестовывать ни в чем не виновных, честных борцов за социализм и бросать их без суда и следствия в тюрьму? Это, каждому понятно, делается специально для того, чтобы опорочить идеи социализма. Лишить человека в наше время свободы — значит убить в нем веру в социализм. Для народа социализм — это прежде всего свобода. Эти два понятия для него как одно целое, они взаимно связаны. А вы своими полицейскими методами хотите переубедить людей, запугав произволом и террором. Тем самым вы надеетесь оттолкнуть их от социализма, создать обстановку страха, посеять в людских сердцах неверие, очернить идеалы социализма и лишить человека самого дорогого, что у него есть, — надежды и цели. Вы ратуете на словах за увеличение национального богатства, за рост производительных сил, за повышение производительности труда. Но этого невозможно добиться, если человек не знает, во имя чего, ради какой конечной цели он должен трудиться.