Читаем без скачивания Ветер перемен - Андрей Колганов

Когда после учений наша команда плелась к себе в казарму по обочине (строем, в колонну по три – а то как же!), мимо нас поротно, бодрым шагом, с песней топали молодые красноармейцы. До нас доносилось энергичное:

С отрядом флотскимТоварищ ТроцкийНас поведет в последний бой!

Следующая рота пела другое, распевное, показавшееся мне до боли знакомым:

Да здравствует Ленин, вождь пролетарский,Троцкий, Калинин и Луначарский!

Тут у меня все поплыло перед глазами. Как я мог забыть! Июнь двадцатого года, станция Себеж. Это пели красноармейцы отдельного батальона ВОХР, маршировавшие со станции после выгрузки из теплушек, доставивших их, почитай, от самой линии перемирия с латышами…

Воспоминания, до того прятавшиеся в каких-то дальних уголках памяти Осецкого, вдруг хлынули неудержимой волной.

Глава 12

Станция Себеж

Да, двадцатый год прочно засел в памяти Осецкого. Лихое было времечко, и воспоминания о нем были у него не самые радостные. Однако же стыдиться ему было нечего, и память охотно выпускала все накопившееся в ней на свободу, позволяя мне приобщиться к этому опыту. Воспоминания Осецкого вливались в память моей собственной личности, становились ее частью и воспринимались уже как свои собственные…

Партийная мобилизация в марте двадцатого года стала для меня неожиданностью. Разумеется, в годы Гражданской войны такие мобилизации проводились не один раз, и некоторые мои сослуживцы по Наркомату торговли и промышленности оказались посланы городским партийным комитетом на фронт. Но, закрутившись с делами по организации выезда в Германию для работы торгпредом и переживая срыв этой работы из-за капповского путча, я совершенно не задумывался о том, что партийная мобилизация может затронуть и меня.

«Раз у тебя военного опыта никакого нет, то как партиец со стажем будешь комиссаром. Как раз требуется укрепить войска внутренней охраны Республики», – напутствовали меня в Московском горкоме РКП(б). Решение партии оспаривать не приходится, и вот, получив предписание в Московском военном комиссариате, после долгих мытарств в холодных переполненных эшелонах добираюсь наконец до Смоленска и прибываю в штаб Западного сектора войск ВОХР. Однако комиссарствовать мне не пришлось.

Встретивший меня в штабе начальник Западного сектора ВОХР Касьян Александрович Чайковский оказался членом РКП(б), а потому, в соответствии с приказом Военного совета войск ВОХР от 28 февраля сего года о введении единоначалия в войсках ВОХР, комиссар ему был не положен. Это вовсе не значит, что меня оставили без дела. Безо всякой волокиты в тот же день превращаюсь из несостоявшегося комиссара в помощника начальника Западного сектора войск ВОХР по политической работе.

– Дел тебе хватит, – втолковывал мне Касьян Александрович. – Первым делом – это работа с пополнением. Бойцов не хватает. В батальонах всего по четыреста – пятьсот человек. Одно название, что батальон. В обожд вообще человек по триста.

– Извините, товарищ Чайковский, – вынужден прервать его. – Я ведь еще ни часу в войсках не служил. Поясните, пожалуйста, что это за зверь такой – обожд?

Начальник сектора ВОХР ухмыльнулся с выражением снисходительности:

– Обожд – это отдельный батальон охраны железных дорог. Ладно, не смущайся, осилишь, невелика наука. – Он еще раз улыбнулся, на этот раз скорее ободряюще, и продолжил: – Людей до штатов большая нехватка, да вот не присылают нам пополнения из центра, так что вся надежда – только на мобилизацию местного населения. Но вся штука в том, что ведь Запфронт в том же положении, что и мы, и они, конечно, все, что можно, подгребают под себя. А к нам попадает такой кадр… – Он махнул рукой. – Половина вовсе неграмотные, политическая сознательность на самом низком уровне, далеко не все готовы защищать Советскую власть, а крестьянство очень недовольно продотрядами. По лесам банды дезертиров прячутся, да и настоящие белобандиты есть, хотя всяких батьков у нас не так богато, как на Украине. Да, надо сказать, и среди старожилов наших тоже народ попадается всякий. Нас ведь в девятнадцатом году собирали с бору по сосенке – тут тебе и отряды Продармии, и охрана Главсоли, и железнодорожная охрана, и отряды ВЧК, и из чоновцов кое-кого подкинули. Разный народ, – повторил он, качая головой. – В общем, – закончил начзапсектора краткое посвящение меня в местные обстоятельства, – не откладывая бери все в свои руки. А то запустили мы это направление. Нажми на ликвидацию безграмотности среди бойцов, подтяни кадры политработников, поставь агитацию и пропаганду на должный уровень. Ну разберешься, что к чему. Сегодня устроишься на квартире, тебе в штабе подскажут, куда обратиться, а с завтрева и приступай.

Так начались мои вохровские будни. Штаты политотдела Западного сектора точно так же не радовали своей полнотой, как и штаты боевых подразделений ВОХР. Пришлось мотаться по всему сектору, охватывавшему Смоленскую, Минскую, Витебскую, Могилевскую губернии, выявлять в подразделениях грамотных, политически подкованных красноармейцев и сколачивать из них актив, на который можно было опереться и в политработе, да и просто в ликвидации безграмотности.

Вживаясь в работу Западного сектора войск ВОХР, я так и не разобрался до конца в системе подчиненности. С одной стороны, войска ВОХР подчинялись Наркомату внутренних дел, однако в оперативном отношении они подчинялись также и коллегии ВЧК, которая сама входила в состав НКВД. Но в составе войск ВОХР находились особые отряды, подчинявшиеся местным органам ВЧК непосредственно, хотя особые войска ВЧК формально вроде бы были ликвидированы и влились в восемнадцатом – девятнадцатом годах в состав войск ВОХР. Кроме того, наш Западный сектор войск ВОХР являлся кадровым резервом войск Западного фронта и в оперативном отношении подчинялся также и командзап.

Немалое время пришлось мне уделять подбору кадров для школы младшего комсостава нашего сектора, да и занятия в этой школе время от времени надо было проводить самому. Проведение политдокладов в подразделениях было постоянной составляющей моей работы. Хотя я очень плохо схожусь с людьми, и контакты с теми, кто еще не был знаком мне прежде, из-за этого крайне затруднены, партийный долг заставлял вести и индивидуальные беседы с красноармейцами. Без этого трудно было прочувствовать, чем дышит солдатская масса, и правильно построить политическую агитацию.

В этих хлопотах пролетел март, а в апреле двадцатого года поляки, нарушив перемирие, перешли в наступление против нашего Юго-Западного фронта, захватив Киев. В ответ командзап Гиттис, в соответствии с директивой РВС, нанес удар по полякам правым крылом своего фронта и Мозырской группой. В отсутствие серьезных пополнений удар был не слишком удачный. Немного продвинувшись вперед, наши войска под нажимом поляков попятились назад и даже сдали Минск. Поэтому теперь из тылов выскребалось все, что можно. В том числе и из войск ВОХР. Но что мы могли дать? На момент польского наступления в составе войск ВОХР Западного сектора осталось всего две отдельные стрелковые бригады двухбатальонного состава – 31-я и 41-я, несколько отдельных батальонов охраны железных дорог да несколько отдельных стрелковых батальонов, подчинявшихся местным органам ВЧК. Ну и отряды ЧОН, которые вообще не пойми кому подчинялись – то ли нам (в оперативном отношении), то ли партийным комитетам, то ли ВЧК…

В штабе сектора в Смоленске я столкнулся с командиром 31-й осбр Михаилом Ивановичем Смоленцевым. Батальоны его бригады – 128-й и 129-й осб – после взятия Минска поляками несли охранную службу в районе Борисова и Бобруйска. Его зычный голос, вещавший что-то с немалым темпераментом, был слышен издалека. Вхожу и тут же попадаю под прицел его быстрых глаз.

– А, комиссар! – Как-то не желал он выговаривать «заместитель начальника Западного сектора войск ВОХР по политической части». – Вот ты скажи, дело ли это – оголять тылы фронта?

– Не дело, – отвечаю. – Да что случилось-то?

– Еще не случилось. Но может случиться! – Михаил Иванович бьет кулаком по столу, от души, но соблюдая меру. – Гиттис хочет забрать у меня батальон для пополнения войск фронта. Мало ему, что Вторую осбр уже фактически отдали Четырнадцатой армии. Теперь и до моей бригады добрался, как есть раскассировать хочет! – На этот раз он уже не бьет кулаком по столу, а потрясает им перед собой.

– Угомонись, Миша! – прикрикнул на него Чайковский. – Надо будет фронту – так всю твою бригаду отдадим.

– Да? – запальчиво восклицает Смоленцев. – А что у него в тылах будет твориться, Гиттис подумал?

– Ладно, остынь, – продолжал нажимать на него начальник сектора. – Я тебя понял. Переговорю с командзап, попробую утрясти вопрос.

– Товарищ Смоленцев прав, – влезаю в спор, – у нас и так людей не хватает прикрыть все, что нужно. По сути, и брать-то у нас особо нечего. И так, сами ведь знаете, в конце девятнадцатого года отдали целую бригаду. А если еще возьмут, так тут такая анархия начнется, что Гиттис сам за голову схватится. Надо ему объяснить.