Читаем без скачивания Мастер Страшного суда. Иуда «Тайной вечери» - Лео Перуц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помню, что в общем я сделал пять затяжек из трубки. Потом посреди комнаты появился гибисковый куст.
Я вполне сознавал, что это галлюцинация, возникший в памяти образ, но исполненный такой непередаваемой жизненности и пластичности, что я невольно шагнул в его сторону. Я пересчитал лилово-красные цветы на кусту, их было, насколько я мог видеть, восемь, а девятый, темно-красный, распустился в тот миг, когда я взглянул на него.
Внезапно гибисковый куст исчез, и на его месте я увидел темно-зеленые листья пальмы и прислонившегося к ее стволу китайца в серебристо-серой шелковой одежде. Прежде всего мне бросилось в глаза его несуразное уродство, у него было лицо новорожденного младенца, но я не испугался, я отлично знал, что мое непомерно возбужденное снадобьем воображение создает образ, который где-то в чужих краях запечатлелся однажды в моей памяти. Но это воспоминание предстало передо мною в необъяснимом и чудовищном искажении. В этой стадии эксперимента я все еще был хладнокровным и спокойным наблюдателем весьма странного оптического явления. Стол, и диван, и контуры комнаты я видел еще и теперь, но они казались мне призрачными и ненастоящими, как смутное и сбивчивое воспоминание о чем-то, бывшем давно.
Потом этот образ был вытеснен видением кирпичной стены и открытого сарая. Оно несколько минут неподвижно стояло у меня перед глазами и пробудило во мне неописуемо безутешное чувство. Изнутри сарай был озарен отблесками кузнечного горна, и я увидел двух обнаженных до пояса мужчин с бритыми головами. Их внешность сразу вызвала во мне смутное чувство страха, обострившегося до безумного ужаса.
Вдруг один из мужчин повернулся, вышел из сарая и направился ко мне характерной волочащейся походкой. Голову и плечи он наклонил вперед, руки у него свисали, как плети. Остановившись передо мной, он поднял своей правой рукой левую, пальцы его левой руки искали меня ощупью, я почувствовал их у себя на запястье, попятился, крикнул, услышал свой крик, смертельный страх потрясал меня… Глаза, губы… лицо изъедено… «Проказа! – завопил я, – проказа, проказа!» – и на протяжении дробной доли секунды в отчаянии старался ухватиться за какую-нибудь мысль: безумие… наваждение… сон – и больше ничего… Но мысль ускользала, я остался наедине со страшным видением, море ужаса и отчаяния захлестнуло меня…
Я не знаю, что потом произошло. Я потерял сознание и затем пришел в себя. Первое, что я увидел, было заставленное решеткой окно, высоко в стене, так высоко, что я до него не мог достать. Потом, в полумраке, меня окружавшем, я различил стол и два стула, привинченных к полу. Вдоль узкой стороны комнаты стояла тяжелая железная кровать.
Я лежал на полу. У меня было такое представление, словно я долгое время переживал страшные вещи в этой комнате, но какие – этого я вспомнить не мог. Неясно мерещилось мне широкое, очень красное лицо с круглым подбородком и маленькими каплями пота на лбу, будившее во мне сильное отвращение.
Я чувствовал жажду, знал, хотя и не видел, что рядом с кроватью прикреплена к стене металлическая кружка с водою. Я подполз к ней по полу и стал пить. Потом на меня нашло непреодолимое желание разбить вдребезги жестяную кружку, но она не поддавалась моим усилиям.
Вдруг открылась дверь, и в комнату хлынул свет. Вошли двое мужчин. Один из них был высокого роста, широк в плечах, гладко выбрит и носил роговые очки, его лицо было мне знакомо, я часто видел его. Другой был ростом невелик и худ, с седоватой бородкой и живыми глазами. Руки он засунул в карманы пиджака. Я смотрел на него, но это лицо не вызвало у меня никаких воспоминаний.
– Dementia[11], перемежающийся тип, припадки происходят сериями, – сказал широкоплечий на чужом языке, но я тем не менее понимал каждое слово. – Четвертый год находится под наблюдением, бывший офицер Генерального штаба, кавалерист, наследственное предрасположение со стороны как отца, так и матери.
Я лежал на полу и не спускал с него глаз.
– Рефлекторная неподвижность зрачков, повышенный мышечный тонус, повышенное давление спинно-мозговой жидкости… Нет, нет, не закрывайте двери, коллега… Сторож… Берегитесь!
Я уже повалил его на землю, налег ему на грудь и душил его. Потом вскочил, выбежал в коридор, кто-то ринулся на меня, я вырвался и два раза хватил кулаком по какому-то широкому красному лицу с округлым подбородком, помчался дальше, слышал крики, свистки за собою и вдруг очутился на свободе.
Деревья, кусты, бесконечная равнина. Я стоял один, вокруг меня была неописуемая тишина. Природа словно оцепенела, ничто не шевелилось, ни трава, ни листья, только маленькие белые перистые облака плыли по лазурному небу.
Внезапно я осознал, что жил в той комнате, как зверь, целые годы между столом и железной кроватью, ползая по полу, по-звериному воя, не переставая бросаться на дверь, и вот они опять пришли за мною – обступили меня, я видел их, и несказанный страх охватил меня перед человеком с широким красным лицом.
– Вот он, – услышал я его голос, и он стоял передо мною и пристально глядел на меня. Его широкий рот расплылся в усмешке, маленькие поблескивающие капли пота выступили у него на лбу, руки он прятал за спиною… Я знал, что прячет он от меня, я закричал, хотел бежать… Они бежали со всех сторон… Спасения нет…
Тут в моей руке внезапно оказался револьвер. Я не знал, откуда он у меня, но я держал его, я ощущал смертельно-холодный металл ствола.
И в тот миг, когда я приставил револьвер к виску, в этот миг невероятное море пламени залило небосвод, оно бушевало и пылало краскою, какой я не видел раньше никогда, и я знал ее название, пурпуром трубного гласа называлась она, глаза мои были ослеплены ураганом ужасной краски, пурпур трубного гласа было имя ее, и она озаряла гибель вселенной…
– Живо! Его руку! – раздался голос около меня, и я почувствовал, что рука у меня отяжелела, как свинец, но я ее высвободил и не хотел больше жить. – Так нельзя! Пустите меня! – крикнул тот же голос, и потом я услышал гром и пение, страшный свет на небе погас, надвинулся мрак, на протяжении секунды я видел как во сне давно прошедшие, давно забытые вещи, стол, диван, синие обои, белые занавески, колыхавшиеся от ветра, и потом уже я не видел больше ничего.
Глава 22
Я очнулся от обморока, как от глубокого сна. Некоторое время я лежал с закрытыми глазами и не мог собраться с мыслями, сообразить, где я
