Читаем без скачивания Сожжение Просперо - Дэн Абнетт

Столкновение вызвало вспышку смертельного инфракрасного излучения. Извержение выбросило в атмосферу огромные тучи темной пыли и серной кислоты. Полыхающие обломки, извергнутые при мощнейшем ударе, обрушились на землю, усиливая огненную бурю.

Тра собралась на посадочной палубе корабля, чтобы на нескольких огромных экранах, обычно использующихся для инструктажей, посмотреть на смертельный удар. Здесь были также трэллы и палубная команда. Некоторые все еще держали инструменты, тряпки или даже оружие, которое они чинили или чистили.

Во время неторопливого спуска на палубе царило молчание, которое временами нарушалось нетерпеливым бормотанием или шепотом. Когда же столкновение наконец произошло, Волки будто взорвались. Бронированные ботинки загрохотали по палубе в унисон с рукоятями молотов и секир. Мечи застучали о штормовые щиты. Некоторые откинули головы и завыли.

Шум стоял оглушительный. Сквозь Хавсера словно прошла ударная волна. Вокруг него ревели бронированные гиганты. В их оскаленных ртах сверкали клыки и плотоядные зубы, меж которых брызгала слюна. Удлиненная, похожая на морду, форма лиц фенриссцев никогда не была для Хавсера более очевидной.

Но в действительности он понял это позже. Там, на посадочной палубе в пылу момента, его будто захлестнуло звериными звуками. Яростное ликование Волков разрывало барабанные перепонки. Крики словно вошли в грудь Хавсера когтистыми пальцами. Закутанные в балахоны фенрисские трэллы и даже некоторые члены команды также начали выть и кричать, потрясая кулаками. То был воистину варварский и первобытный рев.

Когда Хавсер понял, что больше не выдержит, он запрокинул голову, закрыл глаза и завыл вместе с остальными.

Под конец планету оросил кислотный дождь, а затем начала разрушаться стратосфера. «Грозовые птицы» Тра направлялись прямиком в ядовитую пыль, в обесцвеченное дымное море, внутри которого то и дело вспыхивали молнии.

Темные корабли с широкими крыльями напомнили Хавсеру их тезок — черных, как грозовые облака, воронов, которые спускались в сожженное сердце разрушенных древних городов Тишины.

Когда он сказал об этом Волкам, те спросили, что такое «вороны».

На усмирение у них ушло три недели по корабельному времени. «Времени, чтобы узнать кое-что», — решил Хавсер. И что-то из этого будет о нем.

Сказаний становилось все больше. Одни приносили с собой отряды, которые охотились в подземельях, другие рассказывали воины из резерва, которые они узнавали из уст пересказчиков.

Некоторые были героическими сказаниями о сражениях. Иные же казались Хавсеру чрезмерно приукрашенными и преувеличенными. Истории мёда — так называл их Эска Разбитая Губа. Сказания, раздутые смертоносной силой фенрисского топлива.

Хотя вряд ли это были истории мёда, как объяснил ему Эска, ни один уважающий себя член Стаи, и Тра в особенности, не опустится до бахвальства. Хвастуны в Влка Фенрика почитались не лучше червей. О воине судили по его историям, а их истинность определяла его славу. Поле битвы быстро разоблачит хвастуна: испытает силу, храбрость, воинское мастерство.

И, добавил Эска, это была еще одна причина существования скальдов. Они оценивали истинность, были нейтральными посредниками, которые не позволяли погрешностям вроде гордости, предвзятости или мёда влиять на ценность рассказа.

— Значит, скальды рассказывают сказания, чтобы вас развлекать, заставлять быть честными и хранить историю? — уточнил Хавсер.

Эска ухмыльнулся.

— Да, но в основном, чтобы развлекать.

— И что же развлекает Волков Фенриса? — спросил Хавсер. — Что веселит их больше всего?

Эска задумался.

— Нам нравятся истории о том, что нас пугает, — наконец ответил он.

Кроме историй, которые казались преувеличенными, были и другие, озадачившие Хавсера.

Судя по всему, сражение походило на апокалипсис. Ледяной щит исчез, подобно разрытым охотником барсучьим норам открыв расположенные под ним города Тишины. Там было словно в аду. Постоянно лил кислотный дождь, клубились ядовитые облака, бил град. Радиоактивные склоны кратера от удара продолжали разрушаться, сползая в дыру размером с целый континент. Города, теряющие жизнь, тепло и энергию, были искорежены, сокрушены и раздавлены, словно пассажиры разбившейся машины.

Войскам Тишины некуда было отступать, поэтому они сражались до последнего.

Тра двигалась на острие удара. Следом за ними продвигались имперские силы, теперь оснащенные для ведения химической войны и действий в агрессивной окружающей среде.

Озадачившие Хавсера сказания представляли собою странные обрывки, в которых говорилось о едва ли не звериной жестокости. Волки совершенно не желали, чтобы о них говорили как о героях, храбрецах или любимцах удачи. Вовсе нет. Казалось, их несказанно радовали бессвязные истории, в которых чувствовался лишь ужас.

Это были не-истории, без смысла, начала, середины и конца. Без причины и следствия. Просто описания убийств и расчленений воинов Тишины.

Хавсер размышлял, требовалось ли от него сплести эти истории в единую нить и создать общий фон, который мог сделать их героическими и впечатляющими. Возможно, он что-то неправильно понял, некую культурную особенность, которую не могли воспринять даже обрабатывающие устройства, нанотичным путем вживленные ему в мозг.

Затем он вспомнил штурм ремонтного дока и момент, когда Медведь с Орсиром уничтожили расчет силовиков, ранее убивших Хьяда. Хавсер вряд ли сможет когда-нибудь забыть ту ритуальную резню.

Они изгоняют малефик, сказал Огвай. Они выгоняют зло. Все эти мучения лишь для того, чтобы он уже никогда не вернулся сюда. Испытав боль, малефик не захочет возвращаться, чтобы потревожить нас вновь.

Эти сказания, понял Хавсер, были по сути тем же самым — символами-оберегами, облеченными в словесную плоть. Они предназначались для того, чтобы устрашить малефик.

«Но что же вызывает страх у Волков?» — задался он вопросом.

— Ты кажешься задумчивым, — заметил Улвурул Хеорот. Хеорот, прозванный Длинным Клыком, был руническим жрецом Тра, куда старше Охтхере Творца Вюрда. Как и у Огвая и многих из Тра, его кожа походила на лед, но, в отличие от плоти ярла, она не сияла внутренним светом, подобно леднику. Она была темной и похожей на стекло, словно полупрозрачная корка льда на озере.

Но не только кожа указывала на возраст. Воин был худощавым и костистым, а его длинные волосы истончились и побелели. В рунических доспехах он походил на сгорбленного склеротичного старика. Возраст сказался на нем иначе, нежели на других старших Волках. Годы высушили и выбелили жреца, у него выросли огромные клыки, благодаря которым он и получил прозвище. Поговаривали, если Стая просуществует достаточно долго, появятся и другие «длинные клыки». Лишь вюрд сохранял нить Хеорота. Он был настолько стар, насколько может быть стар Волк, старший из горстки уцелевших астартес Шестого легиона, которых создали на Терре и отправили на Фенрис для Волчьего Короля.

Над огромной посадочной палубой висели ряды готовых к запуску «Грозовых птиц». Сейчас здесь было куда тише, чем во время удара рукотворного метеорита. Жрец преклонил колени, подобно крестоносцу Древней Терры в крестовой святыне, пристально вглядываясь в экраны передатчиков. Неподалеку готовились две стаи, которые ему предстояло повести на планету в помощь Огваю. До Хавсера доносился пронзительный гул подгоняющих доспехи инструментов, шипение гидравлики и треск подъемных механизмов. В пятидесяти метрах от него, на главном переходе палубы, вокруг командира отделения, принося обеты, преклонили колени Волки. В других легионах астартес этот ритуал был известен какособый обет.

— Что ты делаешь? — спросил Хавсер рунического жреца. Вопрос был грубым, тем не менее он задал его. Хотя скальд провел с Тра больше времени, чем с любой другой ротой Шестого легиона, он почти не общался с мрачным жрецом. Длинный Клык никогда не рассказывал ему истории и не обсуждал сложенных сказаний. К Длинному Клыку подступиться было куда тяжелее, нежели к Творцу Вюрда, хотя даже и с ним Хавсер боялся разговаривать.

Увидев Длинного Клыка одного, Хавсер решил попытать удачи. Старому астартес не пришлось озираться, чтобы увидеть приближение Хавсера и, судя по всему, о выражении его лица.

Экран показывал мир Тишины с высоты, резкую контрастность космоса и прямые лучи солнечного света. Мир походил на апельсин, которому прижгли верхнее полушарие.

Нет, скорее на яблоко позднего урожая, крупное, наливное, но запятнанное огромным ржавым пятном гнильцы.

Длинный Клык продолжал смотреть на экран.