Читаем без скачивания Сквозь игольное ушко (сборник) - Ольга Литаврина

Со смерти мужа времени у Анны Ивановны высвободилось много – обслуживать дома было некого, дочь так и осталась жить у бабушки, с дачей тоже вроде бы размахиваться было ни к чему. И она настроилась передавать молодой учительнице свой богатый педагогический опыт и обширные знания, а для начала попросила у администрации путевку на ее уроки.

Звали молодую Ольга Львовна. Ребята между собой класса звали ее Ольгой. Как называли ее самое, Анна Ивановна не хотела и знать – прочла как-то раз на подоконнике «Нюра-дура», но разбираться не стала, сочла, что писано в озлоблении неисправимым двоечником.

Помощь Анны Ивановны Ольга, не подозревая о ее официальной миссии, приняла охотно, пригласила бывать на уроках. И вот как-то Анна Ивановна, ощущая свою бодрость и нужность, поднялась пораньше и привычной дорогой заспешила в школу…

Продлевать путевку на посещения не пришлось. И одного раза оказалось для Анны Ивановны вполне достаточно, чтобы оформить крайне отрицательный отзыв.

Все началось еще до урока… У самой-то Анны Ивановны ребята до звонка в класс входить не смели, а выстраивались в линеечку перед дверью, впускала она их по одному, строго проверяя наличие необходимой «сменки».

Здесь же – на перемене никто и вовсе не выходил из класса. Ольга Львовна с кем-то увлеченно спорила за учительским столом, а остальные были заняты играми, извлеченными из тех самых запертых шкафов, где, как Анна Ивановна думала, хранились лишь конспекты уроков и карточки с заданиями для нерадивых. Естественно, что со звонком никто уже не выстраивался, хотя места свои ребята заняли, как с неудовольствием отметила Анна Ивановна, четко и быстро. Что же касалось урока… Анна Ивановна специально пришла на русский, перед литературой она в последнее время чувствовала какую-то, даже себе не открываемую растерянность, и тему специально выбрала самую серьезную – «Морфологический разбор причастия».

Анна Ивановна полностью поняла претензии администрации, когда после повторения основных пунктов разбора ребята достали… вырезанных из картона кукол и вместо привычного заучивания признаков причастия принялись наряжать игрушки в причудливые костюмы с ярко выписанными морфологическими признаками. И все-таки больше всего вывело Анну Ивановну из себя именно то, что все эти признаки, усердно заученные, ребята правильно повторили в конце урока.

«Поймите, – почти кричала она на Ольгу за закрытыми дверьми, – нельзя смешивать серьезные и несерьезные вещи! Учащимся следует приобрести навык усидчивого труда, а у вас они только веселятся! Где у них собранность, где непререкаемый авторитет учителя? Этак вы совсем с ними на одну доску встанете!»

Ольга слушала внимательно, это-то и подтолкнуло Анну Ивановну все-таки поделиться своим немалым опытом. Она снисходительно вспомнила о том, как однажды целых два года, получив самый трудный класс, не хуже инспектора милиции обходила кварталы, выискивая «своих», как весь день висела на телефоне, звоня каждому, проверяя, на месте или нет, учит или не учит? За это время ее учеников не только перестали встречать в злачных местах, но и их общественное поведение, если можно так выразиться, доведено было самой Анной Ивановной до полного совершенства. Как-то она сама не смогла пойти с ними на экскурсию и попросила помочь активную родительницу. И приятно же было услышать, что и в музее, а особенно в метро, они, как в классе, четко выстраивались в одну линию, а в метро даже на строго одинаковом расстоянии от края платформы! Анна Ивановна замолчала и вдруг заметила, что хоть и слушает ее Ольга Львовна внимательно, но смотрит как-то… непонятно. И ей почему-то расхотелось рассказывать, как она полностью переучила двух самых упрямых левшей в своем классе, привязывая их левые руки во время контрольных к парте…

Больше Анна Ивановна на уроки молодой не ходила. А раздражалась только неожиданными находками в их общем классе. То на краю стола, куда она привыкла складывать проверенные тетради, угнездится выставка пластилиновых поделок к сказкам. То на стене, между висящими годами стендами «К уроку» и «Уголок класса», прилепится ярчайший ватман «Страна Знания», где на крутые «Пик Истории» и «Хребет Математических Наук» взбираются алые флажки с вырезанными из маленьких фотографий лицами учеников Ольгиного класса…

Но докладную директору школы Анна Ивановна подала лишь тогда, когда на окне появились клетка с хомячком и аквариум с маленькой черепахой. Тогда, помнится, нашли какой-то компромисс…

А этот день… Вроде бы обычный день проверочной годовой работы, так сказать, подведение итогов. Но, оставшись одна в классе, Анна Ивановна, не стала, как обычно, проверять тетради. С утра у нее болела голова и давило над глазами, позавтракать сегодня она, как в былые времена, живя с мужем, не успела. Днем наспех перехватила бутерброд в буфете, и вот уже горько было во рту, и давил неотвязный тяжкий ком в желудке, и тетради вдруг показались тоже неотвязным серым грузом, который тащит она впустую через всю свою жизнь, а менять что-либо уже не на что, да и незачем…

Анна Ивановна решительно встряхнулась, отложила тетради и стала собираться, – нужно еще было навестить свекровь с дочерью, старуха после Алексея совсем сдала…

За окном душного класса шел на убыль великолепный весенний день, с пением птиц, с чистой зеленью молодой, свежей листвы. И впервые бог знает с каких пор Анна Ивановна засмотрелась на стоявшее над домами облако – все розово-торжественное, вкусное и пышное, словно взбитое из румяных сливок, – и вспомнила детскую игру, в которую они давно-давно играли с дочерью, кажется, игра называлась «Что на что похоже?». Анна Ивановна привычно одернула саму себя, понуждая к делу, взяла портфель с тетрадями и вышла из школы.

В метро она ездила теперь редко, чаще по выходным, направляясь на дачу, и сейчас, войдя туда, рассчитывала сесть и спокойно просмотреть газету. Но было тесно и душно, люди стискивали друг друга, на каждой остановке просили «потесниться еще», а с теми, кто не желал тесниться, завязывали озлобленные перепалки. Анне Ивановне становилось все хуже. Голова болела по-прежнему и как-то слегка кружилась, к горлу подкатывала тошнота вместе с привычным комом, ноги отекли, и тяжело было стоять, но самое странное и неудобное было в том, что Анну Ивановну опять одолели мысли, именно неудобные, как одежда неподходящего размера.

А ведь как ясно и четко было все и всегда в аккуратном мире Анны Ивановны!

Дочь окончила институт, к пенсии обзавелись подержанной машиной, была своя дача, муж никакими пороками не страдал, впитывал каждое ее слово, и в любой ситуации Анна Ивановна точно знала «как надо». Надо было верить руководству – и она верила. Надо было ученикам заучивать схемы и цитаты – и она добросовестно «обеспечивала их прочное усвоение». И вдруг, как куклы на уроках Ольги Львовны, потеряли свои привычные одежды и канонический Фадеев, и Твардовский, и даже – страшно сказать! – сам Горький. Все поплыло, смазалось, расплылось… О муже вспоминать не хотелось. Дочь, еще не выйдя замуж, ушла жить к бабушке и четко оговорила, что «учить ее больше не надо».

Зарплаты и пенсии, которых раньше вполне хватало, вдруг оказалось недостаточно даже для самого скромного безмужнего существования, как будто Государство, добросовестных граждан которого Анна Ивановна растила всю жизнь, тоже обмануло ее, оставив без поддержки и защиты. Вчера «давали» одних писателей, а сегодня спрашивают других, и как угадаешь, если и в самом РУНО ничего толком не знают. И есть ли в памяти хоть один ученик, который обратился бы к ней за советом по собственной инициативе, не говоря уже о самом близком человеке – дочери? И почему она и ее ученики все время, как ярые враги, обретались по разные стороны баррикад, она – стремясь любой ценой вдолбить рекомендованные сверху знания, они – стремясь избежать неизбежного? И как обходится без такой войны эта молодая Ольга Львовна?

В середине пути Анне Ивановне стало так плохо, что она испугалась – вдруг упадет. Она решила выйти на «Театральной», пройти до «Лубянки» пешком, подышать немного. Народу в центре было, как всегда, полно. Вокруг Большого театра тучей клубились перекупщики билетов, и Анна Ивановна привычно возмутилась – почему все-таки не отведут этим спекулянтам специальные места, а еще бы лучше – гнать всех в шею и взять наконец-то власть в твердые руки…

«Взять власть в твердые руки!» – над самым ухом услышала Анна Ивановна и удивленно огляделась. Задумавшись, она прошла на Кузнецкий и у входа в магазин «Букинист» попала в самую гущу митинга. Над довольно солидной и решительно настроенной толпой реяло бахромчатое знамя с неразборчивыми буквами. Анна Ивановна подошла поближе к оратору, лицо которого показалось странно знакомым.

Боже, да не Володя ли Калиновский? Был такой, помнится, в выпускном классе. Строился всегда первым, писал аккуратно и четко, а как-то по ее указке целый месяц подстерегал в углах двоечника Комлева, пока тот не перестал огрызаться на замечания…