Читаем без скачивания Мечи с севера - Генри Триз

Мария вдруг перестала плакать и гневно сказала:

– Ну что же, тетя Зоя, раз у тебя не хватает христианского милосердия, чтобы пожалеть меня, я обращусь к императору. Пусть рассудит. Посмотрим, есть ли еще в Византии правосудие.

Императрица медленно поднялась с дивана и подошла к девушке. Ее обильно напудренное отяжелевшее лицо источало злобу. Не доходя до Марии на длину вытянутой руки, она остановилась.

– Так ты обратишься к Михаилу Каталакту? И что это тебе даст? Бедняга Михаил – не жилец на этом свете, уж поверь мне. Ты заметила, как он исхудал, какой у него стал пустой, остановившийся взгляд? А как у него трясутся руки, когда он держит чашу со святыми дарами в Святой Софии? Нет, ты этого, конечно, не заметила, потому что ты – круглая дура. Вбила себе в голову всякие глупости, и при этом не можешь разглядеть, что происходит прямо под твоим носом.

Она отвернулась было от перепуганной девушки, потом вдруг обернулась к ней вновь.

– Почему ты думаешь он так спешит отстроить вновь эту святыню в Иерусалиме? Потому что знает, что скоро предстанет перед Творцом, и тогда ему надо будет дать отчет в том, как он управлял христианским миром. Ему нужно успеть к этому времени сделать хотя бы одно доброе дело, которое перевесило бы все его злые дела, и тем самым избежать вечных мук. Ты что же, надеешься, что этот замученный жизнью царек поможет тебе? Он бывает вне себя от страха, стоит ночной птице крикнуть в темноте у его окна. Ты что же, рассчитываешь получить сочувствие от болящего дурака, который только и думает, что о собственной скорой смерти? Что же, Мария Анастасия Аргира, я дозволяю тебе испросить аудиенцию у императора. Проси у него, что хочешь. Но знай, что после разговора с тобой он тут же придет ко мне, сопя и трясясь в лихорадке, и спросит совета по этому поводу. Так что же ты стоишь? Отправляйся к Его Величеству.

Мария упала тетке в ноги и схватила ее за край одежды.

– Прости меня, императрица, прости. Молю тебя, не отсылай меня к калифу. Позволь мне остаться здесь, хоть бы и в каменоломне!

Зоя снова принялась обмахиваться веером и улыбнулась.

– Да ты, похоже, не слышишь, что тебе говорят! Ты желаешь продолжить работать среди рабов и каторжников в надежде на возвращение своего верзилы-норвежца. Позволь мне еще раз заметить тебе, что в этой далекой от совершенства жизни все мы должны мириться с реальностью, поскольку наши мечты – это лишь мечты, как бы нам ни хотелось, чтобы они стали явью. Реальность, с которой тебе придется примириться, состоит в том, что ты скоро отправишься в Египет, дабы скрепить договор между нашей Священной Империей и калифом. Так будет, и ничто не сможет этому помешать. Начинай привыкать к этой мысли. Что же до твоих мечтаний о Харальде сыне Сигурда, о них тебе разумнее всего будет немедля забыть, поскольку, встречая на своем жизненном пути множество других людей, ты никогда больше не увидишь этого норвежца.

Императрица вернулась к своему дивану и позвонила в стоящий подле него серебряный колокольчик. Портнихи вбежали в палату, по-прежнему держа во рту множество булавок, и, как ни в чем не бывало, продолжили примерку.

ОЛАВОВ СОВЕТ

Харальдовы корабли достигли Крита в разгар зимы. В тех местах это сезон порывистых ветров и проливных дождей. Три драккара затонули во время плавания с Сицилии, да и те, что вошли в старинный порт Сидония, так раскачивались, что, казалось, тоже были готовы вот-вот пойти ко дну.

Зато (о чудо из чудес!) Харальд Суровый сам лично руководил швартовкой «Жеребца», стоя на носу судна, а когда на пристань была перекинута сходня, он первый из команды сошел с корабля, хоть и опирался на палку, и то и дело останавливаясь передохнуть.

Не дожидаясь, пока за ним последуют прочие варяги, он заговорил с вышедшим поприветствовать его начальником порта.

– Мне нужен Маниак. Проводи меня к нему.

Чиновник затрясся и долго не мог вымолвить ни слова. Огромный Харальд был в тот миг просто страшен, да и вид собиравшихся вокруг него варягов испугал бы любого: они были больше похожи на восставших из гроба мертвецов, чем на живых мореходов. Самое жуткое зрелище являл собой, конечно же, Халльдор. Даже скандинавские мастера, украшавшие носы драккаров резными драконовыми головами, и в страшном сне не смогли бы вообразить себе подобной физиономии.

– Ты слышал вопрос командира? – сурово проговорил Эйстейн. – Где Маниак?

– Государи мои, нет его здесь! – вскричал насмерть перепуганный начальник порта. – Его уже почти месяц как вызвали в Византию держать ответ перед императором за какую-то провинность. Я ничего не знаю. Я ни в чем не виноват.

Харальд ухватил его за бороду и рывком поставил на колени. При этом глаза норвежца светились каким-то красноватым огнем, как будто он собирался разделаться с бедным начальником порта тут же, на его собственной пристани.

– Государь мой, все знают, что ты справедлив, хоть и суров, – завопил бедняга. – Я всего лишь чиновник, ведаю портом. Я никогда не вмешивался в распри военачальников. Послушай, Маниак уже наказан. Говорят, по приказу императора его лишили всех титулов и имущества и сослали в какую-то населенную варварами местность за Дунаем. Он – пропащий человек. Молю тебя, не карай меня за то, что я не совершал!

– Пропащий человек? – переспросил Харальд. – Сослан к варварам? Ну что же, это тоже месть, хоть и не такая сладкая, как та, которую вершишь своими руками.

Он выпустил бороду несчастного чиновника, и тот свалился на вымощенную камнем пристань. Подумав немного, Харальд сказал:

– Кое-что в твоих словах заинтересовало меня. Говоришь, все знают, что я справедлив, хоть и суров?

Чиновник молитвенно сложил руки, но Харальд проговорил с улыбкой:

– Не бойся, эта палка у меня только затем, чтобы опираться при ходьбе. Скажи мне правду.

– Государь мой, я был до того напуган, что сам не знал, что плел, – ответил тот. – Я хотел сказать, что все знают, что ты справедлив и милостив.

Харальд отвернулся от него и сказал Ульву:

– Этот парень – жалкий трус. Если бы у него хватило мужества повторить то, что он сказал вначале, я дал бы ему мешок золота величиной с его пустую башку. Но теперь мы будем распоряжаться Критом как своей собственностью, как наши предки распоряжались Аахеном. А то, что нам не понадобится, сожжем. Терпеть не могу трусов.

Но прежде, чем Харальд успел взойти в приготовленные для него носилки, к нему приблизился, протиснувшись через перепуганную толпу, красивый молодой человек в латах византийской гвардии. Почтительно поклонившись викингу, он заговорил:

– Государь мой, я – посланец императора. Могу ли я передать его послание, не страшась твоего гнева?