Читаем без скачивания Роман с Постскриптумом - Нина Васильевна Пушкова

— Что — классику забыла? Это же Лермонтов — «Маскарад», монолог Арбенина. Я был лучшим князем Арбениным в школе!

«Я сердцем слишком стар, ты слишком молода.

Но чувствовать могли б мы ровно.

И помнится, в твои года

Всему я верил безусловно», — декламирует он с чувством.

— Михаил Сергеевич, а Раисе Максимовне вы стихи читали?

— Нет, она любила, когда я пел.

Михаил Сергеевич Горбачев был первым президентом, вошедшим в нашу семью. Когда я так говорю, я имею в виду личное присутствие. Все известные люди, так или иначе, входят в нашу с вами жизнь — в первую очередь, конечно, через ТВ. Точно так же, через телевизор, в 1986 году в нашу размеренную, спокойную пражскую жизнь вошла семейная пара, где муж стал главой огромной страны, теперь уже далекой от нас, со своей вечной нехваткой то стирального порошка, то мягкой туалетной бумаги, да и вообще — с дефицитом всего.

И вдруг — такая перемена! Не в смысле исчезновения дефицита, а в том смысле, что с экрана телевизора, оттуда, «ze Svazu» («из Союза»), как говорили чехи, вдруг зазвучал совсем другой язык. Заговорили о свободе, заговорили о перестройке всего государства, заговорили без заготовленного текста, что само по себе было удивительно.

И самым удивительным было то, что рядом с главой государства появилась Женщина, жена. И эта жена была приятна, изящна и элегантна. К ней удивительно подходило определение «первая леди». Таких жен у глав нашей страны не было ни до нее, ни после нее.

Телевидение в Чехословакии давало больше «личных представлений», чем в Советском Союзе. И мы с удовольствием стали смотреть новости с Горбачевыми.

Раиса Максимовна была с ним повсюду. На всех его выступлениях она присутствовала так, как присутствуют любящие родители на первых публичных выступлениях своих чад. Она слушала его, как слушают первое выступление собственного ребенка на публике: волнуясь, сопереживая, взаимодействуя. А потом хлопала, не аплодировала, а именно хлопала в ладоши — складывала их лодочкой, близко подносила к лицу и тихо ударяла друг о друга.

Когда мы увидели это по ТВ, я, скажу честно, растрогалась до слез, так это было впервые и так волнующе! Была видна Любовь. И все ее увидели. И все вдруг стали свидетелями дотоле незнакомого человеческого переживания у первых лиц государства.

Потом мы узнали, что в Союзе это вызывало в основном неприязнь и кривотолки: «Вот, лезет всюду!», «Как нескромно!», «Ну чего ж он Райку-то не одернет?!»

Для нас же, слегка оторвавшихся от родной почвы, это было ошеломительным триумфом любви и живым свидетельством перемен. Мы гордились не только перед чехами. В редакции международного журнала «Проблемы мира и социализма», где мы работали с мужем, был представлен весь мир. И этот мир — от США до Японии — удивленно твердил: «Перестройка!», «Гласность!». И часто добавляли: «Такой могущественный человек и так любит свою жену!»

Впервые советский лидер проявлял на публике понятные всем чувства. В нем ощущалось не только человеческое, но и мужское обаяние. Говорили, что на него «запала» Маргарет Тэтчер и что Раиса Максимовна иногда даже подпускала ревнивые замечания по этому поводу.

Мне, часто слышащей и тогда, и потом уже в Москве, что, мол, в этой паре жена — лидер, а он — так себе, при ней, — мне, извините, было всегда на это наплевать.

Да, было видно — и было правдой, — что она сформировала его. Она — режиссер, из зала отсматривающий созданный материал и любующийся рожденной ею звездой. Когда люди так долго вместе, тогда успех одного является мерилом совместного успеха.

Да, я слышала от многих людей, позже, когда Алексей уже работал спичрайтером Горбачева, что он не принимал ни одного решения, не посоветовавшись с Раисой Максимовной. Да, часто он давал окончательный ответ через двадцать пять минут после окончания рабочего дня. Эти двадцать пять минут были тем временем, за которое он доезжал до своей дачи, где на улице его ожидала жена. И они вдвоем уходили по дорожкам без охраны, без помощников и советчиков, советоваться и выбирать правильное действие. У них было все: и любовь, и надежды, и планы, и драмы, — и вся страна была тому свидетелем. Иногда свидетелем злопыхающим, ревнивым, нетерпимым.

Мой муж всегда видел в Горбачеве только политика. Я же видела и человека

Сентябрь 1999 года все расставил на свои места. Измученная страшной болезнью, обессиленная, умирала привыкшая быть сильной и стойкой Раиса Максимовна в маленьком немецком городке Мюнстере.

Они уехали туда, где любовь и взволнованное внимание ощущались ею очень остро. Ее там любили все: от мороженщиков с улицы до медсестер. «Единственная из кремлевских жен», которая весила меньше своего мужа, «коммунистическая леди с парижским шиком», как называли ее в зарубежной прессе, горько сокрушалась перед смертью: «Миша, ну скажи, ну неужели я должна была умереть, чтобы заслужить их любовь?» Она имела в виду любовь своих соотечественников.

Георгий Хосроевич Шахназаров, до самой своей смерти проработавший с Михаилом Сергеевичем, рассказывал нам с Алексеем, что Горбачев-Фонд тогда был просто завален, забит до предела письмами, стихами, покаяниями, словами поддержки Раисе Максимовне. Эта запоздалая любовь по-русски была ей погребальным венком.

А для Михаила Сергеевича она не умерла. Однажды я спустя много лет спросила у него, правда ли, что он женится. Тогда много