Читаем без скачивания Взять измором или наказать сказочника (СИ) - Благосклонная Ядвига "Bambie"

Глава 17

Варя

— Так что, тебя можно поздравить? — поиграла бровями Сонька.

— С чем? — отрешенно обронила, наблюдая за тем, как Улька, божий одуванчик, что-то заливала Синицыну.

Неужели ее план сработал?! Ульяна при желании могла бы и мертвого вылечить, а уж Синицу захомутать и подавно. Впрочем, все мы, за исключением Дуньки, святой простоты, преуспели в «игре».

Сонька, пчелка-труженица, вкалывала на работе и уже вчера получила первые, как она выразилась, «копейки».

«Да, мои труселя больше стоят!» — заявила капризно девчушка, когда посчитала свои чаевые. Коих, к слову, было не так уж и мало, как для простых смертных. Что ни говори, а «Шафран» все же был местом не для голодранцев. Для орков скорее, но с кошельком.

Ульяша вышла на контакт с Синицыным, тот, безусловно, еще не был в той кондиции, дабы целовать ее следы, но и хмуро исподлобья не зыркал, как на врага народа.

Ну, а я…

— Как с чем?! Попался в твои амурные сети Морозов?! Раз уж к родителям намылился.

— Это он просто, — пожала неопределенно плечами, — родители предложили, а ты ж папку знаешь, если сказал — закон! Вот и не отвертелся, — на ходу придумывала. Язык у меня, что помело, а еще на Морозова грешила. — А вообще, думаю, он отмажется и никуда не поедет. Сонь, это ж Морозов, — наигранно закатила глаза.

— Ну-ну, — хмыкнув, не поверила мне подруга, а я потупила свои лживые зеньки в пол.

Отчего-то я не стала трепаться. И не рассказала девонькам про цветы, что красовались у меня в самой красивой вазе на столе, про извинения, которые из уст самого большого брехуна звучали искренне. Да и про поездку все перекрутила-перевертела так, дабы никто и не подумал, что Морозов и добровольно собрался ехать к моим родителям на торжество.

Игра уже не приносила острых ощущений, как это бывало раньше. Нынче она служила обузой на плечах. Казалось, я утопала во вранье.

Одна Дунька, словно и не участвовала в «игре». Только что-то постоянно невнятно бормотала себе под нос, придумывала нелепые отмазки, и, стоило нам только заговорить о Белове, как ее и след простыл. Дела у барышни, видите ли, срочные! На самом же деле, полагаю, Бобрич просто-напросто была умнее всех нас вместе взятых.

— Ладушки, — хлопнула ладошками по коленям, спрыгивая с подоконника, на котором сидела доселе, — поскакала я. А то кирдык мне будет от Прокофьева! Он меня и так, как ясное солнышко у себя на парах видит.

И ускакала уже по своим срочным делам. Вслед же мне донеслось тихое Сонечкино:

«От точно Варвара! Втюрилась опять малахольная…»

К счастью, времени устраивать дебаты не было. А то я бы рассказала нашей плаксене, что почем… Дабы не переливала из пустого в порожнее. Скажет тоже! Я-то и втрескалась?! Да в кого?! Ежели почудилось чего, пусть при себе держит! Нечего небылицы всякие по миру пускать!

— Цветкова, — дернул меня за волосы Леха. — Цветкова!

— Чего тебе, Кузнецов? — устало вздохнув, повернулась к нему, закидывая сумку на плечо.

— Ну погнали со мной, а? — состроив жалобную рожицу, произнес этот подхалим. — Я ж с тобой как войду, так все от зависти подохнут!

Закатила глаза, скрывая улыбку, что норовила предательски растечься по губам, и поковыляла к выходу, а Леха тащился хвостиком за мной.

Э, какой прыткий юноша, однако… А все дело в том, что бал у нас ежегодный в универе во время зимней сессии проходил. По парочкам принято приходить. Так-с, сказать, традиция, что брала еще начало с тех времен, о которых и не вспомнить.

Универу нашему сто лет в обед, а до этого усадьбой слался, вот и было принято балы проводить.

Эх, славные времена были. Гусары, кадриль, мазурка, да барышни с высокими прическами и пышными платьями. Нынче все было проще, но на бал принято было приходить парами. Бывали конечно лузеры-одиночки, но там и делать-то нечего, ежели без пары припереться. Потому и увязался за мной Леха прохвост. Целый день покоя не давал. Хоть убейся об стену, а на бал с ним извольте пойти!

— Лешка, что тебе не с кем пойти? Че ты привязался-то ко мне?! — выйдя из аудитории, раздраженно прозвучал мой голос.

Паренек недурный. Однако с ним пойти — себе дороже. Уж больно, болтливый, зараза! Все ему шутки-прибаутки. Как ротяку свою откроет, все, пиши пропало! Сплетник жуткий! Вот он уж точно любил «приукрашивать».

Я, конечно, тоже тетеря была, что нос свой воротила. До бала месяц-то остался. Нынче на дворе середина ноября. Многие уже сыскали себе партию, а мне, в общем-то, и дома неплохо сиделось. Ну это я, разумеется, себя так утешала.

— Ну, Варька, кого? — оглянулся и почесал затылок. — Петрова занята, Новикова тоже, а у нас из свободных барышень только ты и Краснова остались.

Про Краснову и спрашивать нечего. Девушка ботаник до мозга костей. Та покуда все рефераты не сдаст, так и будет в библиотеке штаны просиживать.

— Цветкова, давай же, соглашайся, — толкнул меня локтем в бок, пока я кривила недовольно губы. — Мы с тобой такой парочкой будем, как Бонни и Клайд, — подмигнул.

—  Бонни и Клайд плохо закончили,

Кузнецов! Господи, за какие грехи?! — посмотрев в потолок, обреченно проскулила, и уже была готова сдаться этому антихристу, как…

— Слышь, Клайд, — пихнул отнюдь не по-дружески парня, непонятно откуда взявшийся, Морозов, — давай теряйся!

— Мороз, тебе что больше всех надо? — не растерялся Кузнецов и выпрямился. — Я тут с девушкой вообще-то беседую.

— Иди, ищи себе другую подружаню, — гаркнул Илья, а глаза угрожающе стрельнули.

— А то что?

— Нарываешься? — наклонив голову, криво усмехнулся Морозов.

Его поза не сулила ничего хорошего. Ноги на ширине плеч, руки напряжены, желваки на скулах ходили ходуном. Леха играл с огнем.

— Хрен с тобой, Мороз, — плюнул Леха, не выдержав сверлящий властный взгляд. — Варька, жду твоего ответа до пятницы, — сказал мне и, дерзко показав фак Илье, отчалил.

Морозов не спустил такую выходку на самотек и дернулся. Однако я встала перед ним, уперев руки парню в грудь. Ему ничего не оставалось сделать, как повиноваться и убийственно смотреть вслед Лехе.

— Ты с катушек слетел, Морозов? — шикнула, толкнув этого безумца.

Он не сдвинулся с места, но его глаза опустились и захватили мои в плен. Внимательно, изучающе, с примесью ярости.

— Ты с ним пойдешь? — в голосе сталь. По коже пробежали мурашки, а в животе бабочки всколыхнулись.

— Я… — запнулась, робко прикусив губу. На мою запинку он приподнял бровь в вопросе, и мне ничего не оставалось сделать, как пискнуть, — нет.

Лицо смягчилось и больше там не было жесткости. Затем Илья невозмутимо взял меня за руку, переплел наши пальцы и потащил на выход со словами:

— У нас не так много времени, малая. Некрасиво опаздывать на День Рождение.

Дальше мы поехали домой, где Морозов выделил мне полчаса, за которые я едва ли успела собраться.

— Может это? Или это? — показывала парню, платья на вешалках.

Это два моих новых платья, которые я еще ни разу не надела. Повода как-то не довелось. Поэтому выбор был для меня довольно сложный. Они оба вязаные. Одно в пол горчичного цвета, с ремешком на талии, а второе короткое и бежевое.

— По мне так лучше без него, — хмыкнул этот пошляк, продолжая щелкать пультом от телевизора.

После весьма странного эпизода в университете Морозов был сам не свой. Я то и дело ловила на себе его задумчивые и изучающие взгляды. Сам же он оставался незаинтересованным во всем процессе. Словно я его силком тащила к своим родителям, ей богу! Больно надо! Тоже мне барин!

Фыркнув, развернулась и потопала в комнату, но вслед услышала:

— Длинное!

Потому из вредности и напялила бежевое, что покороче будет.

Прежде чем отправится в долгую дорогу мы заехали за цветами, а Морозов за подарком. Папе мы купили набор инструментов.

Дорога была долгая, преимущественно молчаливая. Морозов за весь путь лишь задал два скупых вопроса. Много ли будет народу и спросил адрес, который вбил в навигатор.