Читаем без скачивания Французский палач - Крис Хамфрис

А потом его спутник сказал:

— Тебе надо бы водички.

Он встал, снял цепь со щиколотки и прошел дюжину шагов к бочонку с водой, установленному у мачты. Когда он вернулся, Жан выпил воды, справившись с позывами на рвоту. Потянув свою цепь, он обнаружил, что она не поддается.

— А как ты смог освободиться? — прохрипел он.

— Наш, добровольчев, не жапирают. Ну… только в некоторых портах, где велик шоблажн оштатьшя. Как будет в Валетте, ешли бы я шмог вштретитьшя шо швоей милой Панчей. Вшего на четверть чаша, учти. Может, я и штарый, но вше у меня работает.

Старик захохотал.

— Добровольцев? Ты пошел на это добровольно?

— Конечно. Дешятая чашть ждесь по доброй воле.

— Почему? — едва смог выдавить Жан.

— Штоит тебе пошидеть жа вешлом, и на что еще ты годен? Я был рабом, прештупником и швободным, я греб у мушульман и хриштиан, но даже когда я был рабом, мне не приходилошь ешть траву, как было у наш в деревне, или лежать зимой в канаве, мечтая помереть — не только от холода, но и потому, что поговорить было не ш кем. Любая жижнь хороша, ешли понял, что лучшей нет. Вот что бы я на твоем меште шделал, шынок: шмирился ш вешлом и продолжал жить.

Пока они плыли к Мальте, у Жана было достаточно времени, чтобы обдумывать этот добрый совет и усваивать корабельные правила. Он понимал, что от этого будут зависеть их с Хаконом жизни и надежда на вызволение из ада. Его беззубого соседа звали Да Коста. Он родился в Португалии, но уже двадцать лет как его родиной стали галеры, и он был рад поделиться своими опытом и знаниями. Чем дольше Жан слушал его беззубое шамканье, тем легче ему было понимать его речь. А слушать приходилось много: едва старик успел научить нового соседа матросской премудрости, как начал рассказывать о своих похождениях на море. И Джануку, молодому смуглому гребцу с внутреннего конца их скамьи, тоже нашлось о чем рассказать. Как и положено в таком возрасте, его истории в основном касались женщин. Он утверждал, что имел одновременно трех жен и жил с ними на берегу Средиземного моря в вилле, выложенной голубыми керамическими плитками. Однако когда его спрашивали о том, как же он поменял такую роскошь на тяготы весла, он только пожимал плечами и заводил очередной рассказ о благоухающих жасмином нимфах.

Но больше всего этими рассказами наслаждался Хакон. Да Косте удалось устроить так, что Хакона пересадили на одно весло с ним, Джануком и Жаном, заменив могучим скандинавом сразу двух гребцов. Да Коста сказал Корбо, что тем самым тот сможет не надрываться на порках, потому что маленький новичок управляет большим. Для Да Косты соседство с таким силачом означало возможность больше отдыхать, потому что северянин действительно греб за двоих. Временами даже казалось, что он гребет за всех, ибо, несмотря на явный ужас их положения, Хакон был счастлив снова оказаться на море и работать веслом — как много лет назад у себя на родине. Морской воздух бодрил его, тело, которое во время пресной жизни в Туре начало заплывать жирком, снова стало сильным, а стрижка, которую сделал ему Жан, срезавший длинные золотые волосы и густую бороду и оставивший одну прядь, обозначавшую статус преступника, сильно его омолодила. Поскольку Хакон был родом из страны саг и эпосов, то повествования Да Косты об опасной жизни моряка пробудили в нем дух викингов. Истории Джанука о лени, сладком шербете и обитательницах гарема вызывали совсем иные чувства. Жан улыбался, глядя, как скандинав подается вперед, словно он сидит в кресле в пропахшем дымом домике где-то у себя на родине, а не прикован к скамье на каторжном корабле по щиколотку в мерзкой жиже.

Когда ветер стихал, гребцам приходилось усердно трудиться. Гребля продолжалась по трети часа, после чего все они начинали задыхаться. Большенос, как все называли капитана Лавальера, любил скорость и маневренность, и тех, кто «прохлаждался», как тут говорили, безжалостно наказывали Корбо и его подручные. Кругом постоянно ворчали и чертыхались, вонь, исходившая от тел, постоянно находящихся в собственных испражнениях, была нестерпимой, порций воды и пищи едва хватало. Тем не менее среди гребцов, несмотря на все их различия, царил дух товарищества, потому что, если кто-то не работал, другим приходилось тяжелее, и более опытные убеждали новичков, что скорость и незамедлительное повиновение — это единственное, что спасет их от морского дна, если они будут участвовать в сражении. А в сражении они будут участвовать обязательно.

— Ах, какие шражения я видел! — объявил Да Коста, выплевывая самых крупных червяков, которыми изобиловали поданные на завтрак сухари.

Это было утро их пятого дня, и ветер наконец-то стал дуть постоянно. Вокруг них гребцы упали на свои весла и захрапели.

— В шешнадчатом я вышадился ш Кортешом в Веракруше, — начал португалец. — Я впервые увидел Новую Ишпанию…

— Погоди, старик, — со смехом прервал его Джанук. — Мне казалось, вчера ты рассказывал, что в девяносто втором плавал с этим сумасшедшим генуэзцем Колумбом. Ты уж выбери что-то одно!

— Я был ш Криштофом (так я его нажывал тогда — и нажвал бы шейчаш, шиди он рядом шо мной), — с достоинством ответил старик. — Но я ведь, кажется, шкажал, что добралшя только до оштровов. Там на меня напала желеная хворь, и Криштоф мне шкажал: «Пауло, ты мне нужен, но Португалии ты нужен больше» — и отправил меня нажад. Так што я континента не видел.

— А! — проговорил Джанук, не переставая улыбаться. — А мне казалось, будто несколько недель назад ты сказал мне, что первым ступил на землю Нового Света.

— Так оно и было. Я довез Криштофа на шлюпке до берега и выпрыгнул на берег, чтобы привяжать шлюпку.

Это утверждение вызвало возгласы недоверия со всех сторон, потому что рассказы старика с удовольствием слушали все окружающие. Шум был настолько громким, что привлек внимание Корбо. Он быстро подошел к ним, щелкая плетью.

— Опять ты взялся за свои враки, Да Коста! — закричал он, но Хакону удалось принять на себя почти все удары, предназначавшиеся щуплым плечам старика, и бородач быстро утомился.

Когда надсмотрщик удалился по проходу, недовольно ворча, Хакон проводил его взглядом, не сулившим ничего хорошего. А потом повернулся к португальцу:

— Расскажи мне одному. Шепотом. Что было в Веракрусе?

Они начали тихо переговариваться, а Жан повернулся к своему другому соседу, Джануку. Он его совсем не знал: истории этого молодого человека были забавными, но ничего не говорили о нем самом. Однако Жан подозревал, что в этом человеке прячется многое, что за сдержанными серыми глазами и лицом с римским профилем скрывается некая сила. А еще он знал, что, когда придет время наносить удар, бежать и продолжать свой путь (а такое время обязательно должно было прийти), полезно было бы доверять человеку, который прикован рядом.