Читаем без скачивания Грехи отцов - Джеффри Арчер

Когда учитель спросил пожилого мужчину в переднем ряду прочесть тот же отрывок вторично, Мэйзи сумела опознать некоторые слова, но мысленно умоляла Арнольда не вызывать ее следующей. Она не сдержала вздоха облегчения, когда на третье чтение подняли кого-то другого. И вот чтец сел, и Мэйзи пригнула голову, но это ее не спасло.

– И наконец, я прошу миссис Клифтон встать и еще раз прочитать отрывок.

Мэйзи неуверенно поднялась и попыталась сосредоточиться. Она пересказала текст почти слово в слово, даже не взглянув на страницу, благо ей много лет приходилось запоминать длинные, сложные заказы.

Мистер Холкомб тепло улыбнулся ей, когда она села на место.

– Какая замечательная у вас память, миссис Клифтон! – Никто другой, казалось, не понял смысла его слов. – А сейчас давайте обсудим некоторые выражения из этого отрывка. Во второй строке, например, вы видите слово «betrothal»,[27] слово устаревшее. Кто назовет современный синоним?

Взметнулось несколько рук, и Мэйзи была бы среди готовых ответить, не услышь она знакомые тяжелые шаги, приближавшиеся к аудитории.

– Мисс Уилсон?

– Свадьба, – сказала мисс Уилсон.

В этот момент дверь резко распахнулась и вошел брат Мэйзи. Он остановился перед доской, сверля глазами всех подряд.

– Могу я чем-нибудь помочь вам? – учтиво спросил мистер Холкомб.

– Нет, – ответил Стэн. – Я пришел забрать то, что по праву принадлежит мне, так что держите язык за зубами, учитель, от греха подальше, и занимайтесь своим делом. – Его глаза отыскали Мэйзи.

Мэйзи собиралась сказать ему за завтраком, что впереди еще неделя, пока мистер Прендергаст выяснит, принял ли ценный клиент ее встречное предложение. Но Стэн целенаправленно устремился к ней, и Мэйзи поняла, что ей не удастся убедить брата в том, что денег у нее нет.

– Где мои деньги? – спросил он еще издалека.

– Я пока не получила, – ответила Мэйзи. – Тебе придется подождать еще неделю.

– Черта с два, – возразил Стэн, схватил ее за волосы и потянул, закричавшую, из-за парты. Пока он тащил ее к двери, весь класс сидел как завороженный. На пути у него встал только один человек.

– Прочь с дороги, учитель.

– Отпустите сестру, мистер Танкок, если не хотите бо́льших неприятностей, чем уже заработали.

– От тебя? Где твоя армия? – рассмеялся Стэн. – Если не отвянешь, дружище, я вобью тебе зубы в глотку, и видок, обещаю, будет еще тот.

Стэн не заметил движения и, когда получил удар в солнечное сплетение, сломался пополам, а потому ему было простительно пропустить и второй, в подбородок. От третьего он рухнул, как подрубленный дуб.

Стэн лежал на полу, прижав руки к животу в ожидании пинка. Учитель навис над ним и ждал, когда он придет в себя. Наконец это произошло, и Стэн, шатаясь, поднялся на ноги. Не сводя глаз с учителя, он медленно попятился к двери. Решив, что отошел на безопасное расстояние, он оглянулся на Мэйзи, все еще лежавшую на полу калачиком и тихо всхлипывавшую.

– Без денег, крошка, домой лучше не приходи, если жизнь дорога, – прорычал он и, не говоря больше ни слова, выскочил в коридор.

Дверь хлопнула, но Мэйзи все еще боялась пошевелиться. Остальные собрали свои учебники и потихоньку выскользнули из класса. Паб на сегодня отменялся.

Мистер Холкомб быстро пересек помещение, опустился на колени перед Мэйзи и заключил ее дрожавшее тело в объятия. Прошло какое-то время, прежде чем он сказал:

– Сегодня вам лучше пойти ко мне, Мэйзи. Я постелю в свободной комнате. Оставайтесь, сколько понадобится.

Эмма Баррингтон

1941–1942

31

– Угол Шестьдесят четвертой и Парковой, – сказала Эмма, остановив такси возле конторы Сефтона Джелкса на Уолл-стрит.

Она села на заднее сиденье и принялась думать, что скажет двоюродной бабушке Филлис, когда или если переступит ее порог, но радио так орало, что сосредоточиться не удавалось. Она хотела попросить водителя убавить звук, но уже усвоила, что нью-йоркские таксисты глухи, когда им нужно, хотя редко бывают немыми и никогда – молчаливыми.

Слушая, как диктор возбужденно расписывает события в каком-то Перл-Харборе, Эмма предположила, что бабушка для начала спросит, что привело ее, юную леди, в Нью-Йорк, а после поинтересуется, почему она так долго не показывалась. У Эммы не было подходящих ответов – разве что выложить бабушке Филлис всю правду, чего она как раз хотела избежать, ибо даже родной матери не рассказала всего.

«Может, она и вовсе не знает, что у нее есть внучатая племянница», – подумала Эмма. Или существует многолетняя семейная вражда, о которой эта племянница не подозревает. А может статься, бабушка затворница, или развелась, или повторно вышла замуж, или вообще выжила из ума?

Все, что помнила Эмма, это однажды промелькнувшую рождественскую открытку, подписанную «Филлис, Гордон и Алистер». Кто они – первый муж и сын? Хуже того, Эмма ничем не могла подтвердить свою личность.

Когда такси подъехало к парадному входу и Эмма рассталась с очередным четвертаком, от ее боевого настроя почти ничего не оставалось.

Эмма вышла из машины и запрокинула голову, разглядывая внушительный четырехэтажный особняк. Она несколько раз переменила решение, постучаться ей или нет. В итоге решила прогуляться вокруг квартала, чтобы набраться храбрости. На Шестьдесят четвертой улице ей бросилось в глаза, что горожане пребывали в необычной суете и были чем-то озабочены, а то и расстроены. Некоторые поглядывали на небо, словно боялись, что следующей целью японской авиации будет Манхэттен.

На углу Парковой мальчик-газетчик выкрикивал заголовки:

– Америка объявляет войну! Читайте последние новости!

К тому времени, как Эмма вернулась к особняку, она решила, что выбрала неудачный день для визита. Наверное, лучше отложить его до завтра. Но чем таким особенным будет отличаться завтрашний день? Деньги почти закончились, и если Америка вступила в войну, то как она вернется в Англию к сыну, с которым не мыслила расставаться дольше чем на несколько недель?

Неожиданно для себя она преодолела пять ступеней и оказалась перед блестящей черной дверью с большим молотком из начищенной меди. Может быть, бабушки Филлис нет дома. Может, она переехала. Эмма уже собралась постучать, когда заметила кнопку звонка с надписью «Для торговцев». Она утопила ее, отступила на шаг и стала ждать, радуясь возможности сперва предстать перед тем, кто имеет дело с торговцами.

Через несколько секунд ей отворил высокий, элегантный мужчина в черном пиджаке, полосатых брюках, белой рубашке и сером галстуке.

– Чем могу помочь, мэм? – поинтересовался он, мгновенно определив, что к розничной торговле Эмма отношения не имеет.

– Меня зовут Эмма Баррингтон. Я хотела узнать, дома ли моя двоюродная бабушка Филлис.

– Она дома, мисс Баррингтон, по понедельникам она играет в бридж. Входите, пожалуйста, я сообщу миссис Стюарт о вашем приходе.

– Если это неудобно, я могу и завтра зайти, – запинаясь, проговорила Эмма, но тот уже закрыл дверь и успел удалиться на полкоридора.

Ожидая в прихожей, Эмма наглядно узрела, откуда прибыли Стюарты: на это указывали портрет Красавца принца Чарли[28] над скрещенными мечами и щит клана Стюартов на стене в дальнем конце коридора. Эмма принялась медленно расхаживать взад и вперед, любуясь картинами Пепло, Фергюссона, Мактаггарта и Реберна. Она вспомнила, что у ее деда, лорда Харви, было полотно Лоуренса, которое висело в гостиной в замке Малджелри. Она понятия не имела, на какие средства жила двоюродная бабушка, но то, что их хватало, было очевидно.

Дворецкий вернулся через несколько минут с тем же невозмутимым выражением лица. Наверное, он ничего не слышал про Перл-Харбор.

– Госпожа примет вас в гостиной, – доложил он.

Он сильно напоминал Дженкинса: ни одного лишнего слова и ровный, размеренный шаг; каким-то образом ему удавалось выражать почтение, не будучи почтительным. Эмме хотелось спросить, из какой части Англии он родом, но она знала, что он сочтет такой вопрос бесцеремонным, и следовала за ним молча.

Эмма собралась подняться по лестнице, но дворецкий остановился, отворил решетку лифта и посторонился. Лифт в частном доме? Может быть, бабушка Филлис – инвалид? Лифт дрогнул, достигнув третьего этажа, и она вышла в красиво обставленную гостиную. Чисто Эдинбург, если бы не шум уличного движения, кряканье клаксонов и вой полицейских сирен.

– Будьте добры, мадам, подождите, пожалуйста, здесь.

Эмма осталась у двери, а дворецкий пересек комнату и подошел к четырем пожилым дамам, сидевшим у дровяного камина за чаем с крампетами и напряженно внимавшим приглушенному радио.