Читаем без скачивания Люди в сером 2: Наваждение - Кирилл Юрченко

Он пытливо взглянул на замолчавшего Вольфрама.

— Если уж ты про огонь упомянул, так не забывай: даже если он и благо — то далеко не для всех. Знаешь, как пользовались им австралийские аборигены?

— Да, знаю я, — проворчал Вольфрам. — Выжигали леса, чтобы больше нарастало травы для кенгуру. А если вместе с лесом сами кенгуру или попугаи сгорят — так это еще даже лучше. Даровое жареное мясо. Так в пустыню половину континента и превратили… Знаете, историю рода человеческого нам вбивали на курсах в течение почти месяца. Я только не понимаю, с какой целью — чтобы ощущать себя ущербными ни на что не годными созданиями, или как?

— Не ущербными, дружок мой. Я, лично, себя таковым не считаю. А вот гордыню свою поумерить иногда полезно. И понимать, что не одна Земля на всю Вселенную. И что, если мы чего-то хотим, это еще не значит, что мы это получим.

В ответ на неожиданно красноречивую речь шефа Вольфрам только молчаливо поджал губы.

— Кстати, насчет жареного мяса… — как-то неуверенно начал шеф. — Придется нам сегодня попоститься.

Вольфрам оценил его грустную мину и не стал уточнять причину. Быть может, оттого шеф и был таким многословным, что не знал, как оправдаться в неудаче с готовкой. Какой из него, к черту, повар.

От машины ползла к ним последняя партия «жучков». Медленно передвигаясь, они походили на тянущуюся по полу черную вуаль, которую вдруг захотелось разорвать и размести одним резким дуновением.

— Это нормальные мысли, — сказал Анисимов (Вольфрам даже вздрогнул).

Он вдруг понял, что шеф вовсе не прочел его мысли: просто у него самого, видно, возникло дерзкое желание устроить «жучкам» какую-нибудь каверзу. Но Анисимов, заметив его внимательный взгляд, тут же напустил на себя невозмутимый вид.

Вольфрам, как положено, подставил крышку со встроенным в нее специальным улавливателем, и «жучки», все до единого, заползли внутрь.

— Ты закончил? — спросил Анисимов.

— Да. Хочу проехаться.

— На сегодня хватит. Завтра. Все завтра, — шеф вздохнул. — Завтра нас ждут великие дела. А сейчас отдыхать. Если хочешь, я еще сварю суп из пакетиков.

«Нет, только не это!..» — подумал Вольфрам, а вслух произнес:

— Да я, собственно, не очень-то и проголодался. Обед был сытным.

Назавтра, в «четверг четвертого числа» еще до рассвета Вольфрам выгнал машину на улицу и совершил короткую пробную поездку. Дряхлую «Волжанку» было не узнать. Автомобиль с неслыханной легкостью проглатывал любые ямы и дорожные неровности. Вольфрам опробовал, как машина входит в поворот, сделал это несколько раз, желая понять, каков предел безопасной скорости, и убедился в том, что за эту старую «Волгу» продал бы душу любой гонщик — в кривые она вписывалась легко и без воя покрышек. Благо и покрышки теперь стояли специальные, с какой-то особой резиновой смесью, с которой казалось, что тяжелая машина при случае может и по стенам бегать, как муха. Доработанный движок тянул отменно, а доносившийся из-под капота рокот был всего лишь имитацией, не позволявшей усомниться в том, что машина чем-то отличается от других. Рискуя попасться на глаза гаишникам, Вольфрам лихо пролетал ночные перекрестки, горящие мигающими светофорами. Удостоверившись, что все отлично, он вернулся на базу, где его уже поджидал Анисимов.

Получив от заботливого ГРОБа порцию инструкций, агенты приступили к работе, с надеждой, что хотя бы этот день принесет в копилку расследования хоть какие-нибудь зацепки.

Собственно, у агентов оставался только один человек в списке. Некто Мясоедов. Химик. В общем-то он значился в списке первым, но агенты, составляя маршрут, просто не успели до него дойти, отвлекшись на охоту за метускаторами.

По правде говоря, химиком Мясоедов был отнюдь не гениальным. Обычный среднестатистический ученый. Однако сам по себе он был человеком очень общительным, у него имелись обширные связи во многих ведомствах. Потому он и попал в свое время в поле зрения «Консультации», что, благодаря этим связям, его частенько привлекали к разным научным проектам в качестве дешевой и трудолюбивой умственной силы. Мясоедов исправно и довольно быстро выполнял какие-то поручения, небольшие задания. Бывало, работал над несколькими проектами кряду. Служил и вашим и нашим, то есть мог работать сразу на несколько учреждений. Но и мальчиком на побегушках его назвать было нельзя. Можно сказать, благодаря желанию работать и не слишком требовательному характеру, был нарасхват. Пока не погиб. При таких же странных и невыясненных обстоятельствах, как остальные ученые из списка.

Мясоедов был так же сравнительно молод, как Кулагин, и такой же завзятый холостяк, однако, у него все же водились друзья и знакомые. Судя по информации из официального источника (запись протокола в милиции), в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое мая произошло следующее.

Приятель Мясоедова по фамилии Грушин, поздно вечером возвращаясь из гостей и уже достаточно (скорее, недостаточно) разгоряченный спиртным, решил заглянуть к другу, а если получится, то и заночевать. Дверь оказалась запертой, но никто не торопился открывать, что было совершенно нехарактерно для гостеприимного и неженатого Мясоедова. Тогда этот приятель надумал залезть в квартиру через окно (а Мясоедов жил на втором этаже). С оттягивающей карман поллитровкой он вскарабкался сначала по решетке на подъездный козырек, затем, схватившись за водосточную трубу, перелез на каменный выступ, а с него — на карниз окна. Будучи нехилым в комплекции, он вряд ли сумел бы пролезть внутрь (пьяным хоть и море по колено, законы физики еще никто не отменял), но в тот момент, когда он все же попытался это сделать, произошло нечто, что в умно́ составленном в ту же ночь милицейском протоколе фигурировало в качестве «сопутствующего явления значительной разрушительной силы». Говоря проще, внутри квартиры произошел взрыв, от которого не то, что вылетели стекла, а вывалилась наружу целиком оконная рама, за которую держался ночной визитер. Сам он рухнул на кусты и почти не пострадал. От осколков стекла защитил костюм, пошитый из кондовой отечественной ткани, он оказался настолько крепким, что осколки не смогли толком пробить его. От взрыва проснулись соседи, сразу вызвали милицию и скорую. Приятель Мясоедова кричал как сумасшедший и требовал скорее вскрыть квартиру, что поспешили исполнить еще до приезда экипажей. Мясоедова обнаружили на кухне: он лежал на полу и нес какой-то бред. Не приходя в сознание, умер.

С точки зрения милиции все объяснялось легко и просто — ученый делал опыты в собственной квартире, опыт оказался неудачным, отчего ученый сам же и погиб. И действительно, в похожей на лабораторию квартире Мясоедова обнаружили массу химических приборов и веществ. Правда, при этом никто не удосужился проверить, насколько эти приборы и вещества сами по себе способны были привести к взрыву. Ни у кого из вызванной бригады скорой помощи не возникло сомнений в том, что повреждения на теле Мясоедова похожи на следы химических ожогов. Был сильный резкий запах в квартире, был взрыв, шум, гам, тарарам — и потому случившееся объяснялось легко и просто. Никто не захотел прислушаться к показаниям пьяного товарища Мясоедова — что взять с забулдыги, пусть даже дипломированного. Меж тем, у агентов «Консультации» имелись его нелепые свидетельства, насчет которых в милиции долго чесали головы и думали, подшивать их или не подшивать к делу, раскрытому так быстро и благополучно. Оно и понятно — это написанное, очевидно на фоне белой горячки, свидетельство, сообразно каламбуру, не свидетельствовало о благоразумии человека его написавшего.