Читаем без скачивания Хэда - Николай Задорнов

Недаром, как сказал Тамея-сама, очень устают наши агенты, которым поручается слежка за американцами. Иногда эти янки с «Кароляйн» бьют по лицам следящих за ними.

– Прошу разрешить разгрузиться шхуне «Пилигрим», – сказал Рид.

– Мы не даем права открыть грогхауз в городе. Это у нас запрещено. Ввоз виски по трактату не разрешается.

– Они ждут военный флот, – сказал переводчик.

– Из-за виски флот не объявит войну, – ответил Исава-чин.

Рид еще что-то хотел сказать, но тут Эйноске перебил его.

– Где же ваши верительные грамоты президента и секретаря государства? – опять спросил он, совершенно как западный человек.

– Пока еще нет. Я иду в Хакодате и там буду консулом.

– Консулом или торговать?

– В Америке это одно и то же. Каждый торговец может быть консулом.

«И наоборот!» – подумал Кавадзи. Путятин в таком случае сказал бы: «Америка остается Америкой». Говорят, что в Америке смолоду учат красноречию, как у нас сабельному бою. Главные у них не земледельцы и не воины, а торговцы, адвокаты, ходатаи по делам.

– Шхуна по контракту идет отвозить русских, – сказал Рид.

– На Камчатку или в Хакодате? – спросил губернатор Исава.

– Сначала зайдем в Хакодате. Пока товары оставляем здесь на складе.

– По какому праву? Кто разрешил?

– Президент подтвердит мои права. Не могу уклониться.

Губернаторы поблагодарили. Мариама Эйноске пояснил, что они согласия еще не дают, такой просьбы к ним ни от кого не поступало.

Ясно – Рид врет. Очень смело изворачивается. Что же будет, когда они все хлынут к нам! И при этом жалуются на нашу тайную полицию. Может быть, сюда идут те, кому нет места в Америке, как сказал Шиллинг? Иное дело русские. Оттуда все идут с именем императора, на смерть отправляют из своей страны на войну самых лучших, как говорят американцы, а самых плохих оставляют у себя.

– Мы все же просим разъяснить, – заговорил Накамура, – почему прибыли без бумаг?

Американец ответил, что в Америке мало значения придают бумагам и бюрократии. Важна суть дела. Торговцы – проводники культуры и цивилизации.

– Для Японии мое назначение консулом удобно и выгодно. Буду исполнять обязанности консула пока без бумаг, а утверждение придет после. К этому времени японцы ознакомятся и также узнают и увидят, как ведутся дела.

Рид и сегодня с похмелья, ужасная мерзость во рту и голова трещит. Японцы так и говорят – вся Америка с похмелья, как погибает. Рид пожалел, что не зашел вчера к Посьету и не посоветовался. Точнее – хотел зайти, но сказали, что капитана нет.

Кавадзи свернул бумагу и спрятал в рукав. Он понимал, что теперь ему придется брать кнут в свои руки.

– Пожалуйста, просим исполнить наше приказание, нужно разрешение из Эдо, чтобы ехать на Камчатку, – сказал Исава. – Благодарим мистера Рида. Пожелаем счастливого возвращения на корабль.

– Передайте капитану, – добавил Накамура, – пусть немедленно погрузит все товары на шхуну. Сразу же возьмет на борт женщин и детей.

– Скажите так, – пояснил Эйноске, – четырех женщин, четырех детей и собак ни в коем случае вам не разрешается оставлять на берегу.

– Но товары не мои, а мистера Доти и мистера Дотери. Шхуна не моя, а мистера Варда. Говорите с ними.

А мистер Вард вчера и разговаривать не пожелал с Мариама. «Объяснитесь с консулом», – заявил он, кивая на Рида, и вышел из комнаты.

Ни он, ни Доти, ни Дотери не пришли сегодня по требованию губернаторов. Один лишь Пибоди, с выкаченным, висящим на веке глазом, немой как рыба, простоял всю беседу подле консула.

– Придется опять идти к Путятину? – спросил Накамура, отпустив американцев.

– Нельзя унизиться, – ответил Кавадзи.

Послы «надели сандалии» и в сопровождении губернаторов, чиновников и воинов разошлись по своим квартирам.

– Какие женщины приехали, Кавадзи-сама! – воскликнул Посьет, войдя в храм к Саэмону. – Прелесть! Едемте знакомиться!

– Что? – Кавадзи растерялся. – Но... но...

Мысль, конечно, недурна. Посьет знал слабости своего высокого друга.

Константин Николаевич тут же высыпал как из мешка поздравления с прибытием, пожелания здоровья от адмирала и себя, выказал все знаки глубочайшего уважения.

«Ну, ну, и что еще?» – спрашивал обиженный взор выпуклых глаз Кавадзи.

– Встреча с адмиралом не состоится, Кавадзи-сама, – говорил Посьет, сидя с Саэмоном за маленьким столиком на террасе. – Путятин прислал меня с нижайшим поклоном. Он уходит на шхуне в деревню Хэда. Очень занят.

– Прошу передать адмиралу и послу Путятину, что американцы должны взять с собой женщин.

– Об этом мы ответили его превосходительству Накамура-сама, – сказал Посьет. – Идет война. Поступить иначе не можем. Это исключение, так не будет повторяться, адмирал нижайше просит спасти семьи американцев.

Посьет очень приятный собеседник. Он заговаривает зубы Саэмону и тянет время, но в главном – твердо исполняет волю адмирала. Саэмон также помнит долг. Он сам хотел бы поехать к Путятину. Но Посьет уже сказал, что адмирал не может встретиться. Пока еще не уходит совсем из Японии, долго пробудет в Хэда, ничто не меняется, время для разговора не упущено. Путятин всегда очень рад встрече с Кавадзи-сама!

Может быть, так лучше? Правительство строгое, но уж все разваливается, по китайскому выражению: «евнухи и женщины в почете!» Плохой признак. Теперь можно свободно клеветать на любого. Все воруют и все берут взятки. Так что же требовать соблюдения наших законов от Путятина! Мы требуем, но не верим сами, что наши требования исполнятся. Япония унижена. Но душа ее жива, а унижение и поражение – залоги побед. Однако вежливость должна соблюдаться Путятиным. Скажем себе, что у нас путаница. Но за всеми смотрится строго. С горькой насмешкой Кавадзи подумал: даже за Кавадзи Саэмоном но джо!

– Еще одна повторная просьба, Посьет-сама. Наше правительство обеспокоено богослужением русских в Хэда...

– Об этом мы дали объяснения губернаторам, и я охотно подтверждаю вам, Саэмон-сама... Все как было условлено, совершенно сохраняется...

Кавадзи слушал понуро. Русские очень часто совершают торжественные богослужения, при этом не выходят из лагеря. Как было оговорено. А доносы в столицу идут непрерывно.

– Как можно, Кавадзи-сама, не заметить, когда такие роскошные дамы пришли в Японию. Грех вам не видеть! Они сделали бы честь самому высокому аристократическому собранию в Европе! Представляется случай изучить женское общество... Сиритай-дэс[43]! Влияние женщин в западном обществе очень велико...

– Это плохо! – сказал Кавадзи.

– Вы только посмотрите на них. Приезжайте ко мне в гости... У нас был бал. Одна из американок прекрасно поет...

– Да, я уже слышал. Все японцы говорят о ней, -‹ как-то покорно ответил Кавадзи.

– Она испанка. Очень молодая.

– Испанка?

– Да. Она была артисткой кабаре. С успехом выступала на сценах. Вышла замуж за мистера Доти...

– Все население Симода твердит об американской красавице, – сказал Кавадзи.

– А как же вы поступаете с дамами? Да войдите в положение адмирала! Что бы вы делали на его месте? Если семьи торговцев были бы взяты в плаванье и – не дай бог – погибли, то какой позор вы навлекли бы на свое правительство. Хотя этого, конечно, не случится никогда... «Кароляйн» повезет только часть наших людей. Пойдет капитан Лесовский и офицеры с письмами и бумагами. Адмиралу очень важно встретиться с вами. У меня также есть что сказать князю Мидзуно Чикугу но об англичанах, стало известно недавно. Теперь адмирал готовит бумаги и рапорты для отправки с Лесовским в Петербург на высочайшее имя... Шхуна, которую мы строим, близка к окончанию. Как же брать с собой семьи в опасное плавание! Американцы не согласятся, и мы не можем послать бумаги нашему императору... Путятин не совсем уходит, он еще встретится с вами. Рад будет видеть вас... в Хэда...

Когда Посьет ушел, Кавадзи послал письмо Накамура, приглашая его к себе.

Приказал: завтра же отправляться в Хэда к Путятину, говорить с ним до отхода американской шхуны в Россию, предъявить снова наши требования, повторить, не уступать, держаться твердо.

«Как и здесь», – добавил он.

И почувствовал, что стало легче. Это так! Сегодня, в то время, когда столько неприятностей и кто-то из темноты государственных недр угрожает, я все отмел и так обрадовался втайне, когда Посьет мне рассказал про испанскую артистку из Калифорнии, ставшую женой американца.

Кажется, по привычке, слыша про хорошенькую женщину и забывая возраст, я готов увлечься? Признак большой душевной и мужской силы; конечно, так. Признак презрения Саэмона к тайным врагам, хотя бы и убить могли. Или это что-то еще небывалое в моей жизни и в вознаграждение за небывалые неприятности судьба посылает мне такое же таинственное, но прекрасное и загадочное знакомство, которого я жду. Ничего не бывает зря, высшие силы берегут Кавадзи и посылают ему заманчивый мираж невозможного счастья? Что-то еще неизведанное и прекрасное, что должно же прийти наконец в Японию следом за всеми пугающими нас неравноправными трактатами, которые, едва подписав, мы стараемся уже по привычке изменить в пользу наших владык и предрассудков.