Читаем без скачивания Волшебный туман - Роланд Грин

Гирумги были всегда готовы попытаться помериться силами с Тураном, и суждения Дойрана нисколько не улучшились от того, что он прислушивался к речам горячих голов племени, младшим воинам. Однако он был слишком хитер, чтобы уповать только на силы двух великих племен.

Хауран давно враждовал с Тураном, если про лисицу можно сказать, что она враждует со слоном. За последний век Туран в любое время мог завоевать Хауран или превратить его в пустыню, стоило только пожелать. Чтобы сохранить независимость Хаурана, пришлось заплатить немалую цену и кровью, и сокровищами, собирая под свои знамена врагов Турана.

Правивший железной рукой молодой Ездигерд казался более воинственным, чем его родитель, и жители Хаурана искали союзников. Они плели интриги с племенами пустыни, и нашли среди экинари и гирумги немало чутких слушателей (протянувших руки в ожидании подачек), в основном среди приближенных Дойрана и его сторонников.

Вот тут Бетина заговорила от своего имени, перейдя на ломаный туранский:

— Многие экинари… друзья Турану. Но даже если не друзья… честные люди. Думать, что Хауран… использовать нас, как… как игрушки. Я, Бетина… я говорить от их имени.

Среди слушателей, похоже, никто не спешил поверить, что какие-то дикари пустыни могут быть настоящими друзьями кому бы то ни было, не говоря уж о Туране. Но было не трудно поверить в союз дикарей и Хаурана. Хитрость и честность этих дикарей вошла в Туране в пословицу очень давно.

— Эти кочевники не дураки, — признал Милгун. — Госпожа, возможно, я набросился на вас, не подумав.

Так как чуть ли не все считали Милгуна неспособным одновременно что-то делать и думать, это вызвало смех. Но это был здоровый смех, и воины вскоре разошлись осмотреть своих скакунов и снаряжение, чтобы быть готовыми ехать дальше, когда стихнет буря.

Бетина, Фарад, Хезаль и Конан остались одни. Хезаль все смотрел на равнину, словно ожидая, что из песка в любой момент вырастет сплошная стена свирепых воинов.

— Нам лучше быть готовыми сражаться или бежать, если за этой дамой явятся ее друзья, — сказал он.

— О, я думаю, этого не произойдет или, во всяком случае, если и произойдет, то не скоро, — неожиданно заговорила Бетина на безупречном туранском.

Трое мужчин посмотрели на девушку так, словно у нее только что вырос длинный пурпурный хвост. А затем переглянулись.

Бетина рассмеялась:

— По правде говоря, сопровождавшие меня воины, — и я благодарна, что их не убили, — были там только для того, чтобы помочь мне попасть в плен и вырваться из лап Дойрана. Когда их найдут люди моего брата, они покажут, где я упала в расселину. Меня сочтут погибшей, по крайней мере, на достаточно длительный срок, чтобы мы могли спокойно ускакать на север.

Конан кивнул. Это казалось разумно, если она хочет освободиться от власти брата. Конану также пришло в голову, что подмога со стороны Бетины даже больший подарок судьбы, чем кажется на первый взгляд. Если он правильно помнил, то земли экинари располагались далеко на севере — ближе к Кезанкийским горам, если вообще не граничили с их предгорьями.

Уж точно воины этого племени знают о тайнах гор побольше, чем известно остальным.

Бетина степенно кивнула, как могла бы кивнуть наследница какого-то знатного дома трем старшим слугам:

— Я с радостью отправлюсь в путь вместе с вами, господа, так как вижу, что у вас есть мудрость и сила. Но вначале мне нужно переговорить со своими людьми.

И с этими словами она исчезла во мраке столь быстро и бесшумно, что Конан какой-то миг гадал, уж не дух ли она. Но затем он увидел следы, пусть даже заносимые теперь песком, и услышал донесшийся из-за камня смех, похожий на перезвон храмовых колокольчиков.

Трое мужчин снова переглянулись и одновременно произнесли одну и ту же фразу, каждый на своем родном языке:

— Ах, эти женщины!

Люди Хезаля и Конана выехали, как только песчаная буря поутихла настолько, чтобы позволить путешествовать, но до того, как стих ветер, который должен был замести их следы, и осела песчаная пыль, скрывавшая их от посторонних глаз. Они оставили между собой и гирумги несколько часов пути, а затем нашли участок неровной, заросшей кустарником местности и остановились, ожидая Бетину.

Когда свет дня потух, и его место заняло усеянное звездами покрывало, и девушка присоединилась к туранцам, отряд отправился дальше.

Двигаясь ночью и отдыхая днем, им потребовалось пять дней, чтобы добраться до земель экинари. Или, во всяком случае, до земель, находившихся там, где существовала большая вероятность встретить воинов племени экинари, чем воинов любого иного племени.

Экинари едва ли были мирными людьми — в пустыне, как и в Афгулистане, никакой миротворец не прожил бы достаточно долго для того, чтобы родить сыновей. Но, как сказала Бетина, в этих землях было много хороших колодцев и безопасных мест, где можно укрыть женщин и детей.

— Нашим воинам не нужно постоянно объезжать свои земли и очищать их от врагов, чтобы поддерживать жизнь племени, — объяснила Бетина. — Мы можем даже иногда отказаться от кровной вражды. Вот потому-то мне кажется, что народ не пойдет за Дойраном.

— Возможно, и так, — согласился Конан. — Но, имея за спиной воинов и золото гирумги, он сочтет, что может поступать, как ему заблагорассудится. И, возможно, даже будет прав.

— Я не люблю своего брата, — сказала Бетина. — Он ведь готов обратить в рабство Хаурана свой собственный народ и племя союзников.

— Многие хорошие люди совершали и худшие вещи, когда их опьяняло честолюбие, — резко ответил Конан. — Кроме того, не так уж трудно найти в племенах пустыни людей, готовых следовать за тобой, если ты скажешь, что стремишься досадить Турану. Воины Турана, имея дело с народами пустынь, действовали несправедливо, а у кочевников долгая память на обиды.

Бетина подарила Конану лучезарную улыбку, а Хезаль бросил на киммерийца кислый взгляд. Фарад же старательно разглядывал пустыню, но Конан заметил, как губы воина изогнулись в улыбке.

Под звездным покрывалом они направились к Кезанкийским горам.

Кезанкийские горы вздымались не так высоко, как Ильбарс в Туране, не говоря уж о Гимелии — северной Вендии. Уж там-то казалось, что горы поддерживают само небо, пронзают его, вознося свои одетые снегами пики на запредельную высоту.

Однако для Конана и его спутников Кезанкийские горы показались неприступными. Гнездившиеся на полпути к вершинам гор орлы выглядели крошечными, словно голуби, даже для острых глаз киммерийца. А птицы, летавшие выше, оставались невидимыми, словно заколдованные.

Между тем ветер пустыни стал холоднее, и его свист и пение в скалах вызывали дрожь у людей.