Читаем без скачивания Воля императора 3. Дебют - Евгений Васильевич Шалашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сказал это и тут же сам себя отругал. Нельзя идти на поводу противника, нельзя выдвигать эмоциональные решения.
— Нет, не так. Что касается турок, укрепляем границу по максимуму. С расчётом на то, что вся турецкая армия пойдёт на нас войной и захочет стереть Армению с лица земли. Это первое. Корабли отправляем обратно, как можно ближе подводим к Стамбулу, с приказом по первому требованию открыть массированный огонь по столице. Прямо так и укажите в приказе: сравнять Стамбул с землёй! И раструбите этот приказ так, чтобы даже в Японии об этом узнали. А турки и подавно, чтобы не то, что узнали, а чтобы спать ложились и поглядывали в окно, не пошли ли в наступление русские войска. Ясно вам? Чтобы знали, чем эти игры для них пахнут! Они так заиграются и превратятся в пепел.
— Что делать западными границами? — осторожно спросил Шапошников. — Мы оттуда солдат не будем перемещать, верно ведь?
— Ни в коем случае, — качнул головой я. — Угроза Запада никуда не девалась. Напротив, ненавязчиво усиливайте рубежи, ройте окопы, стройте укрепления.
— Господин Карбышев, — Шапошников кивнул на генерала, — уже занимается этим вопросом.
— Причём, работы ведутся активно, — согласно кивнул генерал. — Есть вопрос, ваше императорское величество, — спросил Карбышев.
— Задавайте, Дмитрий Михайлович — кивнул я.
— Где лучше провести линию обороны. Есть два варианта. Более очевидная: по линии границ с Австро-Венгрией, но мы бы ещё предложили продолжить строительство укрепрайонов на линии границы с Польшей.
У меня даже мысль не возникла задать вопрос «почему». Всё просто. Вся Россия знает, что Польша сейчас неспокойна, и что в любой момент там может вспыхнуть пожар революции. Об антироссийских настроениях поляков наслышаны уже все от мала до велика. И строить укрепрайоны, прекрасно понимая, что в любой момент в спину защитника могут ударить формирования поляков, это, как минимум, глупо и наивно. Да, если мы будем строить укрепления на территории с Польшей, есть угроза, что те же самые формирования революционеров могут присоединиться к нападающим, но это меньшее из зол. Если они к ним присоединятся, сами об этом и пожалеют. Уж мы об этом позаботимся.
Карбышев раскрыл папку и вытащил оттуда сложенную вчетверо карту. На ней было указано красными линиями размещения уже готовых укреплений, видимо Николай Алекандрович тоже смотрел в будущее, а так же предположительное расположение новых сооружений.
Я аж усмехнулся про себя. Эта линия в точности напоминала укрепрайоны, сделанные по линии Молотова, прямо как в моём мире перед Второй мировой войной.
— Да, делаем перед Польшей первую линию, — подтвердил я. — Потом, когда закончим, уже можно будет и на территории Польши сделать заграждения, но сильно там не усердствуйте. Всё-таки зона не совсем мирная и нестабильная, в любой момент может что-то произойти.
Генералы переглянулись и согласно покивали.
— Всё, господа, работайте, — и я повернулся к секретарю, которого также подорвали по тревоге. — До Пылаева так и не дозвонились? — спросил я.
— Никак нет, ваше императорское величество, — покачал головой секретарь.
— Дозванивайтесь. Как только очнётся, первым делом его ко мне. И чувствую я, ему, как минимум, придётся сменить помощника, который не следит за телефоном министра иностранных дел. — Иосиф Виссарионович, — повернулся я к Джугашвили, — думаю, нам необходимо найти нового министра иностранных дел. Срок месяц. — Присутствующие переглянулись, но никто не стал возражать или как-то защищать Пылаева. Я повернулся к присутствующим. — Благодарю вас, господа, за оперативность, — выдержав короткую паузу, произнёс я. — Видя такую слаженную работу, я уверен, что Россия, как минимум, не ударит грязь лицом. Я очень рад тому, что могу положиться на любого в этом помещении.
Сказал это, а про себя подумал: может у нас и нет тех двух-трёх лет на то, чтобы увеличить собственную армию и как следует подготовиться. Много я времени потерял. Едва не удержался, чтобы не обругать себя последними словами. А ведь предполагал, было же предчувствие, что всё не так просто, что что-то готовится. Да и глупо предполагать, что история не повторится.
Забавно будет, если всё самое неприятное начнётся аккурат 22 июня. Уж не знаю почему, но во мне будто дар предвиденья открылся. Только подумаю об этой дате, и холодный пот прошибает. И ведь воспринимаю её как нечто неминуемое, будто поход к стоматологу, от которого не скрыться. Быть может, это простое предчувствие. К тому же тут осталось-то совсем чуть-чуть времени, меньше года. Может конечно паранойя и стремительно разворачивающаяся не в нашу пользу ситуация, не даёт расслабиться.
Чувствую я ещё не раз обругаю себя последними словами за то, что предыдущие четыре месяца занимался, чем угодно, но не военной подготовкой. Возможно, это мне ещё серьёзно аукнется в будущем, но время покажет. А пока что надо работать здесь и сейчас. Работать так, как никогда не работал, чтобы быть готовым к любому исходу.
Глава 22. Фёдор Иванович Замятин
Сегодня настал тот самый день, которого я, признаюсь, уже заждался. Наконец-то группа Судоплатова прибыла в столицу, а это значит, что скоро я лично познакомлюсь с господином Фёдором Ивановичем Замятиным, тем самым магнатом, который вздумал очернять монархию и власть императора. Причём, мастерски это делал, стоит признаться. Думаю, если бы не удача и стечение обстоятельств, оказался бы я в очень сложном положении. И всё благодаря каким-то жёлтым газетёнкам. Смешно подумать, на самом-то деле. Правильно говорят, что СМИ — четвертая власть.
Я, хоть это мне и не по чину, и как бы меня не отговаривали министры и генералы, снова настоял на том, чтобы лично присутствовать на допросе. При условии, конечно же, что сменю личину, и никто не узнает, кто именно проводил этот самый допрос. Ну, мне-то по большему счету всё равно. Мне главное правду узнать, и желательно как можно скорее. А ещё лучше своими ушами услышать, а не из отчёта. Я же себе все ногти изгрызу, аж до локтей от нетерпения.
Замятин был невысок и очень худ, с запавшими щеками и тёмными кругами под глазами. Его сухопарость вызывала заблуждение, будто он высокий, но это было далеко не так, от силы метр шестьдесят. Смотрел он на меня мефистофелевским взглядом с противоположной стороны стола, наблюдал, что-то думал себе и молчал. Я смотрел на него в ответ.
— Что же вы молчите? — спросил он меня.
Притом ещё так уверенно спросил, будто бы это он ведёт допрос. А я хотел собраться с мыслями. Если честно, я был немного удивлён. Замятин явно не выглядел как человек, облеченный властью. Напротив, как нищий, из тех, что обычно просят милости на паперти, хоть и сидел, горделиво вздёрнув нос. Видимо, его так потрепала непростая доставка до столицы. Всё-таки его почти месяц везли в непростых условиях, может это как-то сыграло?
Передо мной на столе лежала целая стопка из донесений, отчётов и протоколов допросов. И во всех из них значилось то, что основным зачинщиком был Замятин, хоть это и было совершенно не логично.
— Так я жду, что вы сами говорить начнёте, — ответил я. Внутренне я ощутил, как между нами начала натягиваться струна. — Слишком много чего на вас висит. Вы ведь уже успели ознакомиться со всеми теми обвинениями, что выдвинуты против вас. Так вот и я не совсем понимаю, что же это вы молчите, чего вы ждёте? Или так не терпится вам испытать на себе весь гнев императорского двора и поскорее отправиться навстречу той судьбе, что суждена вам. Я вот думаю, что вам давно уже пора было начать говорить. Глядишь и может, не такая страшная участь вас постигнет. А может и вовсе удастся договориться о самом гуманном исходе. Вы ведь подрывали власть императора, а это страшное преступление.
Я перелистнул один из протоколов допросов. Струна продолжала натягиваться и звенеть, правда этот звон слышал лишь я. Краем глаза я наблюдал за Замятиным. Он поёрзал на стуле, при этом побледнел и слегка ссутулился.
— Вот вас в клевете обвиняют. И в работе на иностранные спецслужбы, которые, судя по всему, вполне враждебны нашей стране. И даже в попытке организовать переворот. Знаете ли, тут не на одну сотню лет приговоров может набраться. И это ведь станет достоянием общественности. Да что общественности?
