Читаем без скачивания Истребитель скавенов - Уильям Кинг

Центральный зал дома Бога Смерти был уставлен мраморными плитами. На каждой плите лежал труп. Феликс отвёл взгляд. Тела принадлежали людям, которые умерли при необычных обстоятельствах, и над ними требовалось провести особые обряды, дабы обеспечить их душам лёгкий переход в загробную жизнь. Многие из них выглядели неважно. На одной плите возлежал посиневший и раздувшийся труп рыбака, который совсем недавно выловили из Рейка. На другой лежало тело женщины, которая была ужасно изрезана и покалечена каким–то безумцем. Они прошли мимо тела ребёнка, у которого, как вблизи заметил Феликс, голова была отделена от тела. Он резко отвернулся.

Здесь вонь перебивала запах ладана и мазей. Феликс начал понимать, зачем их капюшоны имеют специальные полосы ткани, которыми можно накрыть рот и ноздри. Он подогнал их, чтобы отсечь вонь, и направился в секцию, где лежали жертвы чумы. Неподалёку стояли два жреца; глаза закрыты, в руках зажаты кадила. Они бормотали молитвы за усопших, не выказывая страха по поводу того, что тех убило.

Феликс подумал, что, возможно, они попросту привыкли к страху за свою долгую близость к смерти. А может быть, они просто не боятся умереть? В конце концов, они — жрецы Бога Смерти, и им гарантировано привилегированное отношение в загробном мире. Он решил спросить об этом одного из жрецов, если они когда–нибудь потом встретятся. Стоицизм жрецов заинтересовал Феликса.

Дрекслер осторожно приблизился к плитам и обменялся парой слов и монет со жрецами. Те кивнули, прекратили своё бормотание и удалились. Без суеты Дрекслер откинул простыню с ближайшего тела. Это было тело невысокого торговца, одетого празднично. К вороту его рубахи была прикреплена чёрная роза. В смерти он выглядел необычно уязвимым и беззащитным. С момента смерти его уже обмыли.

— Несколько синяков на руках и коленях, а также на подбородке, — отметил Дрекслер. — Скорее всего оттого, что мужчина на последнем этапе своих страданий упал.

Феликс вспомнил о конвульсиях мужчины, виденного им на улице, и понял, каким образом это могло произойти.

— Замечены вздувшиеся участки на груди и горле, и слабый налёт зеленоватой субстанции на верхней губе и ноздрях.

Дрекслер оттянул веки своими пальцами, вокруг глазниц также были слабые следы зелени.

— Уверен, что если бы я провёл вскрытие, против которого возражают наши друзья–жрецы, мы бы обнаружили лёгкие, заполненные зелёной вязкой жидкостью. Вот что, в конечном итоге, убило жертву. Он, образно говоря, захлебнулся в ней.

— Ужасный способ умереть, — произнёс Феликс.

— По моему опыту, немногие болезни убивают безболезненно, господин Ягер, — сказал Дрекслер.

Он подошёл к следующему телу и откинул простыню. Это был труп женщины среднего возраста, одетой в чёрное. Её глаза были раскрыты и с выражением ужаса уставились в потолок. На её щеках были следы румян и краска для век вокруг глаз. Феликс нашёл нечто трогательное в этих попытках улучшить внешний вид того, кто уже мёртв.

— По крайней мере, она хоть одета в правильные цвета, — несколько бестактно, на взгляд Феликса, произнёс Готрек.

Дрекслер пожал плечами.

— Одеяние вдовы. Должно быть, её муж скончался не позднее года назад. Теперь она присоединилась к нему.

Он перешёл к следующей плите и изучил тело маленького ребёнка. Налицо было фамильное сходство с умершей вдовой. Дрекслер посмотрел на кусок пергамента, закреплённого у шеи.

— Дочь. Да уж, невезучая семья.

Он повернулся и взглянул на Феликса.

— К сожалению, ничего необычного. Для чумы и других болезней весьма характерно распространение среди членов семей и вообще тех, кто проживает вместе. Похоже, эта чума может переноситься подобно сенной лихорадке.

Феликс фыркнул.

— Что конкретно мы тут ищем, господин Дрекслер?

— Зацепку. Что–нибудь необычное. Что–то, что подскажет нам, имеет ли тут место какой–нибудь общий фактор, объединяющий все эти несчастные жертвы.

— И как это нам поможет? — спросил Готрек.

Феликс уже знал ответ.

— Если мы сможем это обнаружить, возможно, мы поймём, как распространяется болезнь. Возможно, нам удастся предпринять действия для её изоляции. Либо, если это действительно исходит от скавенов, возможно, нам удастся определить её источник.

— Замечательно, господин Ягер. Это, в своём роде, как расследование убийства или тайны. Вам нужно обнаружить улики, и это выведет вас на преступника.

— И обнаружили ли вы какие–либо улики? — поинтересовался Готрек.

Дрекслер убрал простыню с последнего тела. Это был молодой мужчина, чуть старше двадцати лет. Феликс внезапно почувствовал шокирующее ощущение собственной смертности. Жертвы чумы были ненамного старше его самого.

— Есть что–нибудь? — спросил Феликс внезапно пересохшим ртом.

— К сожалению, нет, — сказал Дрекслер и развернулся, чтобы уйти.

После полумрака покойницкой дневной свет показался невероятно ярким. После тишины залов мёртвых какофония на улице казалась невероятно громкой. После ароматизированного запаха склепов уличная вонь была почти непереносима. У Феликса потекло из носа, а в суставах ощущалась лёгкая боль. «Это не чума, — говорил он про себя, перебирая пальцами ароматную ладанку, — всего лишь сенная лихорадка». Ему вспомнились ранее не прояснённые вопросы.

— Почему жрецов Морра не берёт вся эта чума и прочие болезни, от которых погибают их … клиенты? Или их бог предоставляет им какую–то особенную защиту?

— Я не знаю. Их мавзолей чист и хорошо вымыт, а по моему опыту, это помогает сдержать распространение заболеваний. Они — жрецы, а потому хорошо питаются и отдыхают, что тоже помогает.

— В самом деле?

— О, да. Горе, стресс, плохие условия обитания, грязь, плохое питание — всё это вносит вклад в распространение заболевания, а иногда и определяет того, кто сможет выжить.

— Отчего так?

— Я не знаю. Могу только сказать, что заметил истинность этого.

— Итак, вы думаете, что потому–то жрецы Морра и приобретают иммунитет к болезни?

— Я не утверждал, что у них иммунитет, господин Ягер. И сейчас, и ранее, кто–то из них заболевает.

— И что потом?

— Он отправляется к своему богу, не имея сомнений об особом отношении к себе в загробной жизни, ибо такова сила его веры.

— Это не очень–то утешает, — сказал Феликс.

— Если вам требуется утешение, господин Ягер, — поговорите со жрецом. Я — медик и, к сожалению, должен теперь вернуться к своему образу жизни. Мне жаль, что я ничем более не могу вам помочь.

Феликс ответил ему поклоном.

— Вы уже оказали огромную помощь, господин доктор. Спасибо, что уделили нам время.

Дрекслер также поклонился и развернулся, чтобы уйти. В последнюю секунду он повернулся и заговорил.

— Дайте мне знать, если произойдёт что–нибудь новенькое, — сказал он. — Ищите зацепку.

— Хорошо, — ответил Феликс.

— А я пойду поищу пива, — сказал Готрек.

— Я полагаю, что это хорошая мысль, — сказал Феликс, которому внезапно сильно захотелось очистить рот от привкуса покойницкой.

Феликс уставился внутрь третьей кружки пива и обдумывал то, что недавно увидел. Его голова немного болела от того, что он про себя продолжал считать сенной лихорадкой, но пиво помогло снять эту боль.

Готрек, развалившись, сидел у огня, уставившись на пламя. Хайнц стоял у бара, подготавливая утварь к вечерней суете. Другие вышибалы сжимали свою выпивку и играли с ножом за соседним столом.

Феликс был обеспокоен. Он ощущал себя сбитым с толку и отупевшим. Он знал, что тут должна быть какая–то зацепка, но он её попросту не замечает. Похоже, нечто невидимое и смертоносное убивает жителей Нульна, и он ничего не может сделать, чтобы прекратить это. Это расстраивало. Феликс почти желал ещё одного набега диверсантов или нападения бойцов–скавенов. Что можно увидеть, с тем можно бороться. Или, если выразиться абсолютно точно — с тем, что он видит, Истребитель может сразиться и, вероятнее всего, победить. Размышления, как обнаружил Феликс, не были его сильной стороной.

Когда–то он гордился тем, что считал себя сообразительным и хорошо образованным человеком, учёным и поэтом. Но бесконечные странствия изменили его. Феликс не мог вспомнить, когда в последний раз опускал перо на бумагу, и вчерашняя ночь была первой за долгое, долгое время, когда он открыл книгу с целью получения знаний. Он опустился до роли странствующего искателя приключений, и его мозг, похоже, впал в спячку.

Феликс сознавал, что это выше его возможностей. Он не был таким проницательным детективом, которые действуют в драмах Детлефа Зирка. Честно говоря, он не верил, что в реальной жизни всё складывается таким образом, как в театральной постановке; улики укладываются в чёткую логическую цепочку, неизбежно указывая решение. Жизнь гораздо беспорядочнее. Обстоятельства редко бывают простыми, и даже если имеются настоящие улики, то они сомнительно далеки от того, чтобы иметь одно чёткое и логическое объяснение.