Читаем без скачивания Конфиденциально. Ближний Восток на сцене и за кулисами - Евгений Примаков

Мост заработал лишь 12 октября. С этого момента Соединенные Штаты стали на путь безоговорочной поддержки Израиля, но не забывая при этом делать отдельные жесты в сторону Египта, призванные продемонстрировать заинтересованность Вашингтона в том, чтобы война не нанесла ущерба престижу Садата.

Приводимые аргументы в пользу того, что Киссинджер помышлял решить свою политико-дипломатическую задачу с помощью «садатовской небольшой военной победы», подкрепляются и его телефонным разговором с послом СССР в Вашингтоне А.Ф. Добрыниным в полдень 6 октября. В связи с предлагаемым созывом Совета Безопасности госсекретарь просил дать срочные указания представителю СССР занять пока сдержанную позицию, не становясь целиком, как обычно, на сторону «своего клиента». «США, — заверил Киссинджер, — поступят таким же образом. Со ссылкой на президента Никсона он просил это срочно довести до советского руководства»[32].

7 октября Л.И. Брежнев, уходя от вопроса о созыве Совета Безопасности ООН, передал по конфиденциальному каналу следующее послание Никсону: «Было бы весьма важно, если бы со стороны Израиля последовало ясное, без всяких оговорок, заявление о его готовности уйти с оккупированных арабских территорий, имея в виду, что одновременно гарантировалась бы безопасность Израиля, как и других стран региона. Что здесь может быть неприемлемым для Израиля?» Из этого ответа видно: СССР считал, что успехи арабов в первые дни войны должны создать условия для всестороннего урегулирования на Ближнем Востоке.

Не изменилась позиция СССР и после того, когда произошел перелом в военных действиях в пользу Израиля. Брежнев выступил за прекращение огня, но опять подчеркнул в своем послании Никсону необходимость добиться общего урегулирования.

А Садат верил в продолжение «игры» с Киссинджером и тогда, когда уже захлебнулся наступательный порыв арабских войск. Иначе трудно объяснить, почему во время нахождения госсекретаря в Москве Садат передал ему по секретному каналу через X. Исмаила, что он готов «отделить прекращение огня от всеобщего урегулирования». Киссинджер, ничего не сказав об этом советским руководителям, так объясняет в своих мемуарах «инициативу Садата»: «…Предложение о прекращении огня Москва сопроводила для Садата аргументом, что советская роль в конференции (созываемой для поисков общего урегулирования. — Е. П.) будет соответствующей гарантией давления на Соединенные Штаты и Израиль. Но Египет уже сместил акцент в своей политике, переориентируясь на Соединенные Штаты, и соответственно переключился от всеобъемлющего подхода к подходу „шаг за шагом“. В таких условиях большая советская роль явно выглядела как менее желательная, может быть, даже опасная, так как Москва могла стать защитником радикальных решений и таким образом сыграть против того, что задумал достичь для себя Садат»[33].

СССР и США в тисках арабо-израильского кризиса

Обычно говорят, что две сверхдержавы зажали в свои тиски две стороны ближневосточного конфликта. Однако в жизни произошло обратное. И Соединенные Штаты, и Советский Союз, не обладая решающей возможностью направлять ход развития событий, оказались в зависимости от обострившегося кризиса на Ближнем Востоке.

Необходимо напомнить, что это обострение в виде октябрьской войны совпало с усилиями двух сверхдержав найти путь к разрядке отношений между ними. Объективно мир оказался на пороге срыва процесса разрядки. 14 октября, после окончания церемонии провозглашения Форда вице-президентом США, Никсон отвел в сторону посла Добрынина и попросил его передать Брежневу, что его, Никсона, «провоцируют в США, чтобы сорвать разрядку». В тот момент, несомненно, присутствовало стремление американского руководства предпринять шаги в поддержку разрядки. Информируя о переброске американского оружия Израилю (было поставлено вооружений на 2,2 миллиарда долларов), Белый дом предложил Москве обоюдно прекратить поставки вооружений после прекращения огня. Но Москва в это время оказалась в плену своих отношений главным образом с Египтом. Это был тот случай, когда «хвост вилял собакой».

20 октября Киссинджер вылетел в Москву. Была достигнута договоренность совместно выступить с проектом резолюции Совета Безопасности, которая призвала бы не только к немедленному прекращению огня, но и (по настоянию советской стороны) к выполнению резолюции 242 от 1967 года. Однако время было потеряно, и Израиль, переломивший ход военных действий в свою пользу, отнюдь не торопился прекращать огонь. На базе договоренности, достигнутой с США, Совет Безопасности 22 октября все-таки принял резолюцию 338, но израильские войска уже после ее принятия вышли к Суэцкому каналу и, окружив третий египетский корпус, готовились к его уничтожению.

Судя по всему, Киссинджер и в этих условиях продолжал свою «игру». Правда, события внесли в нее определенную модификацию. Теперь он сделал акцент на «спасение Садата». При этом следовало убедить президента Египта, что только США способны остановить израильтян и оказывали на них нажим с целью не допустить ликвидации третьего корпуса.

Между тем все в большей степени на позициях двух сверхдержав начала сказываться внутренняя ситуация и в СССР, и в США. В советском руководстве росло возмущение, что Израиль игнорирует решение Совета Безопасности, согласованное Москвой и Вашингтоном. Обычно спокойный и не предрасположенный к крутым действиям, Брежнев был вынужден 23 октября по «горячей линии» передать Никсону отнюдь не дипломатическое послание. В нем говорилось: «Почему Израилем допущено вероломство — Вам виднее. Мы видим единственную возможность исправить положение и выполнить договоренность — заставить Израиль немедленно подчиниться решению Совета Безопасности». В послании содержался намек на то, что бездействие США приведет к краху разрядки: «Слишком многое поставлено на карту — не только на Ближнем Востоке, но и в наших отношениях».

В США поняли серьезность ситуации. В тот же день Никсон ответил, что Соединенные Штаты «берут на себя ответственность за то, чтобы полностью прекратить военные действия со стороны Израиля». «Мы с Вами достигли исторического урегулирования, — говорилось в послании Никсона Брежневу, — и мы не позволим, чтобы оно было взорвано».

Однако Израиль продолжал игнорировать требования Совета Безопасности ООН прекратить огонь и отвести войска на занимаемые ими позиции в момент принятия резолюции 338. В Москве шло бурное заседание Политбюро. Эмоции прибавились в результате того, что по специальному телефону Садат умолял сделать все, чтобы «спасти его и египетскую столицу, которую окружают израильские танки». Немедленно запрошенный советский главный военный советник в Каире доложил Брежневу, что Садат потерял голову, когда узнал, что несколько израильских танков перешли через Суэцкий канал, но непосредственной угрозы Каиру нет. Несмотря на это сообщение, ряд членов Политбюро высказались за принятие острых военно-политических мер.

Многие члены советского руководства исходили из того, что Израиль сам, без согласия США, не мог бросить вызов всем и вся, игнорируя резолюции Совета Безопасности о прекращении огня. Помощник Громыко В. Грубяков, сопровождавший его на заседание Политбюро, рассказал вызванному в Москву Добрынину, что министр обороны Гречко потребовал «демонстрации присутствия советских войск в Египте». Косыгин резко возражал против подобных мер, его поддержал Громыко. Занимавший осторожную позицию Брежнев выступил против любой вовлеченности советских войск в конфликт[34], но был вынужден все-таки согласиться, во-первых, с направлением жесткого послания в адрес Никсона с намеком на возможность военного вовлечения СССР и, во-вторых, на проведение маневров с участием авиации в Закавказье.

Решили все-таки, что в послании Никсону следует этот намек упаковать в предложение совместного направления советских и американских войск в Египет с целью заставить Израиль прекратить военные действия. 24 октября Брежнев направил послание Никсону, в котором предлагались совместные действия, а затем говорилось: «Скажу прямо, если бы Вы не сочли возможным действовать совместно с нами, то мы были бы поставлены перед необходимостью срочно рассмотреть вопрос о принятии нами соответствующих шагов в одностороннем порядке… У нас есть с Вами договоренность, которую мы высоко ценим, — действовать сообща. Давайте реализуем эту договоренность на конкретном примере в сложной ситуации. Это будет хороший образец наших согласованных действий в интересах мира».

Уверен, что за этим посланием не стояло действительное намерение Советского Союза пойти на непосредственное военное вмешательство в события. Но это был шаг, призванный «остудить» Израиль. И одновременно такой шаг был продиктован внутренней обстановкой: в СССР росло возмущение израильскими действиями, и Брежнев мог опасаться, что этим воспользуются его оппоненты в руководстве.