Читаем без скачивания Двойная жизнь Чарли Сент-Клауда - Бен Шервуд

Тесс подошла к матери и встала рядом. Ей так хотелось обнять ее, но, как только она протянула руки, Сэм буквально влез между ними.

— Извини, — сказал он, — но ты не должна этого делать.

— Почему?

— Это их совсем добивает.

— Что ты имеешь в виду? Я же только обнять ее хотела.

— Поверь мне, это ранит и пугает их не меньше, чем сам факт смерти, а если они догадываются, что происходит, то им хочется, чтобы это повторялось снова и снова. Во всяком случае, им от этого только хуже. Поэтому мы никогда к ним не прикасаемся.

— Но неужели они не понимают, что это мы? Неужели не чувствуют?

— Нет, им этого не понять. Они думают, что это галлюцинации, или что слишком много выпили, или перебрали валиума.

— Но ведь ей же так тяжело.

— Никто не запрещает тебе делать то, что ты хочешь. Ты можешь обнять ее и поцеловать, но вот увидишь: есть способы получше показать маме, что ты здесь.

— Ты покажешь мне как?

— Конечно, да ты и сама скоро поймешь.

Тесс отступила на пару шагов и стала смотреть, как Грейс заканчивает готовить чоудер — блюдо, рецепт которого передавался в семье из поколения в поколение. Основными его ингредиентами были пикша, соленая свинина, репчатый лук и лук-порей, морковь и — главное — как минимум пинта жирной сметаны. По поводу последней составной части в семье не раз и не два разгорались жаркие дискуссии: слишком уж очевидно было, как много жира и калорий оказывается в этом продукте. Грейс годами пыталась готовить более здоровую пищу, особенно для Джорджа, и часто она старалась урезать количество сметаны. Тесс считала это профанацией священных традиций. Она называла такое блюдо «чоудер-лайт» и относила его к продуктам из списка своих самых нелюбимых, как диетическая кола, низкоуглеводное пиво и вообще так называемая легкая кухня. По ее мнению, вне зависимости от приносимых вреда или пользы, есть вещи, которыми жертвовать никак нельзя и которые в любом случае стоят и своих калорий, и холестерина.

Тесс услышала, как дверь в кухню отворилась. Вошел преподобный Полкингхорн, который давно выказывал особый интерес к Грейс — с тех самых пор, как умер ее муж. Как всегда, он был одет в самые модные вещи из каталога Л. Л. Бина: синий свитер с узором в шашечку, темно-коричневые вельветовые брюки и мокасины.

— Ты совсем заработалась, — сказал он. — Может, помочь чем-нибудь? Я на кухне неплохо управляюсь.

— Можешь отнести несколько блюд в гостиную.

Когда Грейс повернулась к буфету, где стояла посуда, Тесс увидела возможность проявить себя. Она подбежала к плите, оглянулась, чтобы убедиться, что на нее никто не смотрит, и вылила всю сметану в кастрюлю с чоудером. Потом, действуя скорее машинально, по привычке, она швырнула пустую картонку из-под сметаны в ведро, стоявшее около кухонной двери. Коробка ударилась о край ведра и, сорвавшись, упала на пол.

Грейс резко обернулась. Увидев пустую упаковку на полу, она подошла, наклонилась, взяла ее в руки и удивленно покачала головой.

— Я, наверно, с ума схожу, — пробормотала она, выбрасывая коробку в ведро.

Вернувшись к плите, она еще раз перемешала чоудер, зачерпнула чуть-чуть деревянной ложкой из кастрюли и поднесла к губам. На редкость вкусно. Она открыла холодильник, вынула еще одну упаковку сметаны и выложила половину в чоудер. Хорошенько перемешав получившуюся густую массу, она взяла кастрюлю прихватками и понесла в гостиную.

Тесс и Сэм последовали за ней. В гостиной было полно народу. В одном углу сбились в кучку дамы из Женского гуманитарного общества, в другом — Бони и ребята из порта потягивали сидр. Фраффи Чемпен и Миртл Свит из Окружной исторической комиссии шумно обсуждали входную дверь и изучали архитектурные детали. Из колонок музыкального центра негромко звучали «Времена года», кто-то сообразил отключить звук телевизора. Белла Хупер — Женщина, Которая Умеет Слушать, — терпеливо сидела в ожидании, когда кто-нибудь захочет поговорить.

Тесс обошла комнату, прислушиваясь к разговорам, и не удивилась тому, что услышала. В подобные моменты, не зная, что нужно говорить и о чем молчать, люди всегда чувствовали себя неловко и неуютно и начинали порой нести полную чушь. Так, Фраффи и Миртл поддакивали друг другу, обнаружив антиисторичное, совершенно, с их точки зрения, неприемлемое ворсистое ковровое покрытие на ступеньках крыльца. Мирна Долибер, похоронный агент, в своем черном шлеме из тщательно уложенных волос, втиснулась на диван между какими-то подружками и «порадовала» их очередной дурной приметой:

— Если люди фотографируются втроем, тот, кто в середине, обязательно умрет первым.

Наконец Грейс глухим, безжизненным голосом пригласила всех к столу. Она терпеливо стояла у буфета, раскладывая чоудер по тарелкам. Когда гости расселись за большим обеденным столом, преподобный Полкингхорн прочитал короткую молитву.

— Возблагодарим Господа за то, что у нас есть еда, когда кто-то голодает, что у нас есть питье, когда другие страдают от жажды, за то, что Он дал нам друзей в то время, когда другие одиноки, — начал он. — И пусть Божья благодать снизойдет на горячо любимую нами Тесс, где бы она ни была. Пусть любовь Господня укроет ее и сила Господня защитит ее, и да пребудет с ней Бог. Где бы она ни была, Бог всегда любит ее. И помолимся за то, чтобы с Божьей помощью она вернулась домой живой и невредимой.

— Аминь.

Тесс стояла в уголке и смотрела, как гости уплетают мамину стряпню. Последовали вполне заслуженные комплименты, и Тесс не могла не улыбнуться.

— Пальчики оближешь, а сметаны-то, сметаны сколько, — сказал Тодд Такер, лучший раскройщик парусов из ее мастерской. — Вы сюда целую корову положили?

— Да будет вам известно, что первые поселенцы Марблхеда, обосновавшиеся здесь в тысяча шестьсот двадцать девятом году, делали чоудер не с пикшей, а с мелкой треской, — сообщила Фраффи, не обращаясь ни к кому в отдельности.

Грейс вежливо улыбалась. Она явно держалась из последних сил. Губы ее были сжаты, глаза слегка прищурены. Еще кто-то из гостей издал дежурные охи и ахи по поводу восхитительного угощения, и тут Грейс сломалась. Натянутая полуулыбка сползла с ее лица, на глаза навернулись слезы. Грейс смахнула их рукой, но было видно, что долго она не продержится.

Тесс отчаянно хотела хоть что-то сделать, но Сэм удержал ее, положив руку на плечо.

— Не надо, — сказал он. — Ей придется пройти через это. Другого выхода нет.

Раздался звонок, и Грейс поспешила к двери. На пороге стоял Тинк, заполнив собою весь дверной проем. Чтобы обнять ее, ему пришлось низко наклониться, и потом Грейс провела его в гостиную. Все замолчали в ожидании последних новостей о поисках.

— Последний катер вернулся, — сказал он. — Нашли еще какой-то мусор и мелкие обломки. Может быть, их выбросили с какой-нибудь рыбацкой шхуны, а может быть, они с «Керенсии».

— А от нее по-прежнему ничего? — спросил Вони. — Ни одного радиосигнала? Ни фальшфейера?

— Пока нет, но завтра с рассвета мы продолжим поиски, и мы ее найдем.

— А зачем ждать до завтра? — вырвалось у Грейс. — Почему не сейчас?

— Сейчас нет смысла. На небе плотные тучи, луна зашла. В общем, ни черта не видно.

— А сколько она все-таки может продержаться, как ты думаешь? — спросила Грейс.

— Вы же ее лучше нас знаете, — ответил Тинк. — Она боец. Она продержится до тех пор, пока мы ее не найдем.

Тесс сокрушенно посмотрела на Сэма. Эти бедняги цеплялись за последнюю, ложную надежду. Вдруг преподобный Полкингхорн вскочил с диванчика, подтянул брюки и предложил:

— Давайте еще раз помолимся.

— Нет, — с вызовом в голосе сказала Грейс. — Пожалуйста, не нужно больше молитв.

Она подошла к окну, вытерла слезы и уставилась в пространство за стеклом.

Тесс приблизилась к ней. Неужели мое прикосновение не утешит ее? Затаив дыхание, она положила руку на плечо матери. Грейс напряглась, затем поежилась, резко обернулась и с явным испугом в глазах поспешила вернуться к гостям.

— Я только что ощутила прикосновение потустороннего холода, — сказала она преподобному Полкингхорну. — Так же было и когда умер Джордж. Могу поклясться, что этот дом проклят или заколдован.

Уныние и печаль обрушились на Тесс.

— Я не могу больше здесь оставаться, — обратилась она к Сэму. — Пойдем отсюда. Быстрее!

Она выбежала на лужайку, над которой повисло низкое темное небо. Ей хотелось убежать как можно быстрее и дальше. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой беспомощной. Ровным счетом ничего она не могла сделать для своей мамы. И ровным счетом ничего — для себя самой.

Вот если бы отец был еще здесь. Вдруг в ее сознании промелькнула ужасная мысль. А что, если папа точно так же прошел через весь этот ад, наблюдая за тем, как страдают близкие? Неужели он тоже сидел где-нибудь тут, например на своем любимом стуле за обеденным столом, и присутствовал на этих мучительных молчаливых поминках? Неужели покойники страдают и скорбят вместе с нами? Неужели они чувствуют нашу боль?